|
Из книги И. Бунича "Завещание Сталина или Д'Артаньян из НКВД"
1.
...Постепенно мои отношения с Василием Лукичем достигли такой стадии, что я превратился для него в своего человека. Он даже сам звонил мне по телефону, выясняя, куда это я пропал. При этом оказывалось, что я не был у него целую неделю!
Он стал гораздо откровеннее и уже реже ворчал о том, что мне то или иное знать не положено, а он
из-за меня не хочет лишних неприятностей.
Как-то Лукич вручил мне среднего размера картонную коробку, в которой оказались его фотографии,
главным образом послевоенные.
Довоенных было очень мало, да и качество их было таково, что трудно было точно сказать, Лукич на
них изображен или нет.
- Да вот он - я, - убеждённо говорил ветеран, тыкая пальцем в расплывшееся пятно, на котором
можно было опознать только буденовку и коня.
Я вежливо соглашался и спрашивал:
- Ты разве кавалеристом был, Лукич?
- Не был я кавалеристом, - возмущался Лукич, - а что касается коня, то, во-первых, на
фотографии не конь, а кобыла по кличке "Искра". Вначале её назвали "Ленинская искра", но
потом начальство приказало слово "Ленинская" убрать. И осталось только "Искра". Это средство
транспорта. Вроде мотоцикла или автомобиля по нынешним временам. А ты как полагаешь? Я должен
был тридцать верст до Москвы от своей зоны и обратно пешим ходом двигаться? Вот и ездил на
"Искре", а иногда ее в бричку запрягал, когда Ильича куда-нибудь возил.
- А ты Ильича куда-то ещё и возил? - спрашиваю я.
- Всякое бывало, - отмахивается Лукич, явно демонстрируя, что сегодня на эту тему он говорить не
желает.
Среди прочих фотографий я к великому своему удивлению обнаружил одну, на которой Василий Лукич
был запечатлен в форме капитана первого ранга на фоне памятника погибшим кораблям в Севастополе.
Это было что-то! Бездонным ящиком с сюрпризами - вот кем был Василий Лукич!
- Лукич! - завопил я, - ты и на флоте, что ли, послужить успел?
На обороте фотографии стояла дата: 6 декабря 1955 года, Севастополь.
- Было дело! - сознался Лукич. - Только не очень долго. Месяца три всего. Да и то нельзя
сказать, что я служил. Просто в форму флотскую нарядился, чтобы особо не выделяться. Как в
маскхалат. В Севастополе на любого, кто не в морскую форму одет, смотрят косо, с
подозрительностью, и все норовят такого задержать на предмет проверки документов и выяснения
личности. Народ-то там сильно пуганый.
- А как тебя туда занесло? - любопытствую я. - Ведь насколько мне известно, тебя, Лукич, в
пятьдесят пятом году из органов турнули, и ты работал лектором в обществе "Знание".
- Правильно, - соглашается Лукич, - только из органов меня не турнули, как ты выражаешься, а
перевели в резерв с оставлением удостоверения и права ношения оружия. Правда, последним правом
я и в старые времена не очень пользовался. Зачем мне оружие, когда ты на собственной территории?
На собственной территории единственным оружием должна быть революционная законность. Этой
законностью можно так шарахнуть, что никаким оружием не получится! Сам знаешь, сколько этой
самой "соцзаконностью" людей перевели! О каком же пистолете можно в таких условиях помышлять.
- Ладно, - говорю я, - ты, как всегда, прав, Лукич. Так как же тебя все-таки на флот занесло?
- Произошло это, если мне не изменяет память, где-то перед ноябрьскими праздниками пятьдесят
пятого года. Я эти праздники всегда любил отмечать, отмечаю и до сих пор. Как бы к Октябрьской
революции ни относиться, но, как говаривал Ленин, несомненно одно - Октябрь ознаменовал начало
принципиально новой эпохи в истории человечества. А уж хороша была эта эпоха или совсем наоборот
- это вопрос политический вкусов и воззрений. С какой точки смотреть. С моей, например: ну, кто
бы я был, если бы не Октябрьская революция? Гопником каким-нибудь. А так до полковника
дослужился, решал задачи государственной важности. Значит, для меня Октябрь явление более чем
положительное. Конечно, у тех, кого шлепнули или всю жизнь заставили просидеть в зонах, точка
зрения другая; но истинная демократия как раз и состоит из различных точек зрения.
Так вот, помню, купил я бутылку коньяка, - продолжал свой рассказ Лукич, - и собирался
присоединиться к компании таких же полуотставных "оперов", как и я сам, чтобы за праздничным
столом, как говорится, вспомнить нашу юность боевую в рамках разрешенного к разглашению. Ну и
выпить, разумеется. Иду я, значит, в предпраздничном настроении домой и - дверь ещё не успел
открыть - слышу, как у меня телефон надрывается. Ну, думаю, начались предпраздничные
поздравления.
Так-то я подумал, но уже по тому, как телефон верещал, ясно было, что кто-то до меня добирается
по спецсвязи. Я совсем не обрадовался. Время было смутное. И года ещё не прошло, как были
разгромлены органы госбезопасности, а их руководство истреблено без суда и следствия. Чистки и
аресты продолжались. Вполне могли добраться и до меня. Просто так - чтобы где-нибудь ещё одну
галочку поставить.
Это сейчас - во времена нашей цирковой демократии - весь костяк бывших органов пребывает в
благодушно-злобном состоянии. Кто банком руководит, кто отрасль промышленности захватил, кто
сколачивает боевую организацию нынешних коммунистов и ждёт - не дождётся, когда они призовут
Зюганова к решительным действиям. Да, времена настали...
- Лукич, - перебил я ветерана, - о нынешних временах мы поговорим как-нибудь потом, а сейчас
мне хочется, чтобы ты не отвлекался от флотской темы. Итак, до тебя кто-то добирался по
спецсвязи. Продолжай.
- Да, почувствовал я это. Так что с некоторым душевным волнением снимаю трубку и слышу голос
одного своего сослуживца, тоже полковника, таинственно исчезнувшего из органов в самый канун
смерти товарища Сталина.
- Лукич, - говорит он, - с наступающим.
- И тебя так же, - отвечаю я. - Как здоровьице?
Вопрос о здоровье в нашем деле никогда не был праздным. Тем более, если он был обращен к
человеку, которого многие на Лубянке шепотом поминали как расстрелянного.
- Слава Богу, все нормально, - как-то глуховато обьявляет он, - а у тебя?
- Тоже, тьфу, тьфу, тьфу, все ничего, - признаюсь я, - спасибо за поздравление. Извини, я только что пришёл. Ещё даже не разделся. А мне скоро убегать надо.
- Все еще бегаешь? Это хорошо, - говорит он. - Хорошо, что не разделся. Через пять минут за тобой приедет машина. Хватит тебе бегать.
- Машина, - как-то глупо переспрашиваю я. - Откуда машина?
- Узнаешь позднее, - отвечает мой знакомец, - а пока спускайся вниз. Она уже должна подъехать. Черное "шевроле".
И повесил трубку.
"Вот, - думаю, - не было печали! Гадай теперь: возьмут не возьмут".
У меня давно стоял портфельчик со всем необходимым - "если возьмут, что б не мыкаться", - как в песне поется. Опять же думаю, брать его с собой или нет? Решил взять. Кому он помешает? А с портфельчиком я и сам посолиднее выглядеть буду. Беру, значит, я свой "допровский" портфель и спускаюсь.
Действительно, у подьезда стоит черный "шевроле". Не похоже, думаю, что брать приехали. "Шевроле" для такой надобности гонять не стали бы. Пригнали бы простой "воронок". Кто я такой, в конце концов. Простой полковник. А тут "шевроле"!
Мало того, шофер в форме старшего сержанта заднюю дверь открывает, честь отдает и говорит: "Садитесь, товарищ полковник".
Хотел я пошутить, что, мол, не "садитесь", а "присаживайтесь", но не стал, чтобы беду не накликать и фамильярщину не разводить.
Поехали по предпраздничной Москве. Кругом гирлянды из лампочек, транспаранты "Да здравствует 38-я годовщина Великого Октября". На одних плакатах цифры арабские, на других - римские. Портреты Ленина кругом поразвешены, а больше и никого.
Народ еще не очухался после внезапной смерти товарища Сталина и правительство решило не раздражать обывателя новыми портретами. Тем более, что и лики на этих портретах, как их не рисуй, - умными не получаются. Выглядят, как клоуны. Тогда уже многие говорили: "Цирк да и только".
Так что советская власть не в 1991-м году кончилась, а тогда - во второй половине пятидесятых годов.
Чтобы ты лучше понял эту историю, я тебе расскажу вкратце, кто прорвался к руководству страной после убийства товарища Сталина. Или после государственного переворота в феврале-марте 1953-го
года.
ДАЛЬШЕ
|
