|
Глава 3.
В наших кругах в своё время был популярен такой анекдот.
На судебном процессе, где судят закоренелого убийцу, защитник за неимением других доводов просит суд учесть, что его подзащитный круглый сирота. При этом защитник не упоминает, что подсудимый стал круглым сиротой, поскольку убил собственных родителей. За что именно его и судят.
Я попал примерно в положение этого самого адвоката, поскольку мне с первых слов стало ясно, что меня пригласили для расследования только с одной целью: Булганин и Игнатьев надеялись, что полученные мною результаты помогут им сохранить или вернуть их высокие должности, которые они занимали в партийно-государственной номенклатуре.
Примерно неделю я входил в курс дела с помощью документов и консультанта, откомандированного из какой-то кремлевской структуры, а может, и из ГРУ. Впрочем, меня это не очень интересовало, а задавать консультанту какие-либо вопросы было запрещено. Я даже не знал, как его зовут. Он представился невнятно, а я не переспрашивал. Мне кажется, что он был уверен в том, что меня собираются забросить в тыл к какому-нибудь из наших многочисленных противников.
Референт был очень удивлен, что нас не отделяет ширма, поскольку он не имеет права видеть моё
лицо. Я пообещал ему в следующий раз придти в парандже, но от ширмы категорически отказался.
Несмотря на некоторые странности, которые неизбежны у людей, прослуживших длительное время в
системе той или иной спецслужбы, мой консультант дело своё знал хорошо. Читал он мне лекции
целую неделю. Вопросов я не задавал. Задавать вопросы порой сложнее, нежели на них отвечать.
Чтобы задавать вопросы, нужно тему очень хорошо знать. А я её совсем не знал. Потому только
слушал и запоминал. Что-либо записывать было запрещено, - но память у меня хорошая, что
отмечалось во всех моих служебных характеристиках и аттестациях. Лекции продолжались по четыре
часа ежедневно.
Узнал я из них следующее.
Оказывается, наш флот, как и все в нашей стране, гнулся и конвульсировал вместе с генеральной
линией партии. После окончания гражданской войны флота у нас практически не осталось. Все
флотские специалисты, то есть офицеры, были объявлены чуждыми и враждебными элементами, весьма
далёкими от нужд и чаяний мирового пролетариата. Ильич, со свойственной ему гениальностью,
твердо считал, что флот первому в мире государству рабочих и крестьян не нужен вообще и
предлагал заменить его морскими частями ВЧК-ГПУ. Поэтому флот стали резать, а бывших царских
морских офицеров сажать и расстреливать. Впрочем, расстреливать их начали ещё в 1917 году, а в
1918 набили три баржи бывшими адмиралами и капитанами и утопили в Финском заливе. На Черном море
поступали ещё более круто - сжигали офицеров в корабельных топках. Тех офицеров, которые решили
остаться на Родине и не сбежали за границу, примерно к началу тридцатых годов уничтожили как
класс вместе с буржуазией и дворянством.
Когда же Ленин разочаровался в своих идеалах и отправился вместе со мной в зону, чтобы заново
переписать все пятьдесят томов своих бессмертных произведений, многие из предначертаний вождя
мирового пролетариата были либо забыты, либо извращены.
Наибольшим извращениям как раз и подверглись все заветы Ильича, связанные с будущим нашего
флота, поскольку после Кронштадтского мятежа вождь мирового пролетариата не видел для флота
никакого будущего, кроме превращения его в металлолом. При этом предполагалось всех офицеров
уничтожить, а матросов разогнать по концлагерям. А уж если Ленин чего задумывал, то делал
обязательно. Правда, как и на всех других участках, ему не удавалось довести дело до полного
уничтожения. "До основанья, а затем..." Остались какие-то ржавые корабли и кучка перепуганных
бывших офицеров, ежедневно ожидающих ареста или расстрела.
Однако товарищ Сталин думал по этому поводу совсем иначе, чем товарищ Ленин. Более того, он был
твёрдо убежден, что без флота нашей стране также невозможно прожить, как и без "Краткого курса
ВКП(б)". Поэтому великий вождь решил не только возродить флот, но и сделать его самым мощным
флотом в мире, чтобы он был в состоянии сражаться сразу с флотами Англии, Германии, Франции,
Японии и Соединенных штатов, громя их по очереди и всех вместе.
Больше всего на свете товарищ Сталин любил линейные корабли, которые, по его мнению, лучше
любого аргумента поднимают престиж страны победившего пролетариата. И, хотя денег в казне не
было, товарищ Сталин приказал стоить огромные линкоры в количестве более тридцати штук, скромно
указав: "По копеечке соберём, но построим".
К сожалению, враги народапытались сорвать и это начинание товарища Сталина, как и все другие.
К этому времени подросла свежая поросль морских офицеров, закончивших училища уже при Советской
власти, что делало существование остатков царских морских специалистов совершеннейшим обсурдом.
О чем товарищ Сталин с мягким укором заметил ещё Генриху Ягоде. Появились и новые адмиралы,
главным образом из недобитых старорежимных мичманов и матросов-выскочек.
Грамотными они были не шибко, но голову товарищу Сталину умели морочить, как никто. Дело в том,
что среди них были сторонники двух направлений: океанского флота - для завоевания господства в
мировом океане, и флота прибрежного действия - для обороны собственных берегов.
Они настолько задурили голову вождю всех народов, что он принял единственное, с моей точки
зрения, правильное решение - расстрелять и тех, и других, а наркомом ВМФ назначил наконец-то
человека из нашего ведомства, т.е. из НКВД. Им стал заместитель Ежова - Фриновский -
профессиональный чекист ещё со времен товарища Дзержинского. Фриновский свое назначение понял
правильно и стал с одинаковой энергией сажать и расстреливать новых и старых морских офицеров
как совершенно ненужный и опасный для строительства социализма элемент.
В разгар его деятельности неожиданно повесился Ежов, а на следующий день расстреляли и самого
Фриновского. Так что флот снова осиротел.
Но, что было хорошего в тогдашнем флоте, - это постоянно открывающиеся новые вакансии. Каждый
день кого-нибудь расстреливали или сажали, а потому, несмотря на известный риск, перспективы для
роста были самые радужные.
Благодаря кипучей деятельности Фриновского вчерашние лейтенанты стали адмиралами и с замиранием
сердца ждали, когда придет их очередь быть расстрелянными или отправленными в лагерь.
И тогда с подачи товарища Жданова товарищ Сталин назначил новым наркомом военно-морского флота
адмирала Кузнецова.
На флоте царила обстановка знаменитой "Русской рулетки". Никто не знал, где он завтра проснётся
- в камере смертников, в бараке какой-нибудь зоны или в адмиралтейском салоне, а то и в кабинете
наркомата.
Сам Кузнецов был простым поморским парнем, из крестьян. Мечтая стать военным моряком, он даже и
в мыслях никогда не видел себя выше командира корабля. Эта должность была вершиной его мечтаний.
Но благодаря "Сталинской рулетке" он стал наркомом.
Сдаётся мне, что никогда шарик рулетки не попадал так точно в нужное место. Правильно сказал
как-то Ильич: "Все наши планы говно, главное - подбор кадров". И товарищ Сталин неоднократно
указывал, что "кадры решают всё".
В этом отношении адмирал Кузнецов был подлинной находкой. Прежде всего он поразил всех членов
Президиума ЦК своей смелостью, когда начал публично объяснять товарищу Сталину, чем, собственно,
флот отличается от пехоты. Говорят, что товарищ Калинин даже штаны замочил от страха, а товарищ Берия
постоянно ждал сигнала от товарища Сталина: сразу брать нового наркома, или погодить.
Но Сталин терпеливо слушал, посасывая трубку. Дело происходило в 1939 году, когда великий вождь
собирался праздновать своё шестидесятилете, а международная обстановка складывалась таким
образом, что позволяла быстро и без особых хлопот осуществить задуманный им план захвата Европы.
Потому товарищ Сталин был благодушен и благосклонен.
А между тем адмирал Кузнецов объяснял вождю, что в пехоте каждый унтер или вахмистр, ставший
неожиданно командиром или комкором и даже наркомом обороны, имеет шансы проявить себя
самородком-полководцем, если имеет зычный голос или раздвоенный подбородок. Адмирал,
естественно, не называл никаких фамилий, но всем и так было ясно, о ком идёт речь. Товарищ
Сталин даже улыбнулся, и все вокруг подхалимски захихикали.
На флоте же, продолжал объяснять Кузнецов, такие вещи не проходят. Пропажа любого штурмана,
артиллериста или механика не может быть компенсирована путем производства в офицеры боцманов,
старшин и матросов, ибо подготовка флотского специалиста занимает от трёх до шести лет. Поэтому,
если в армии посаженного генерала может без особого ущерба заменить его денщик, то на флоте даже
старший помощник не может заменить пропавшего командира. Не говоря уже о других.
"А потому, - подвёл итог новый нарком, - прежде чем принять столь высокую должность, он просит
товарища Сталина освободить из лагерей всех находящихся там морских офицеров и впредь
воздержаться от их массового истребления. Иначе он, Кузнецов, не сможет оправдать столь высокого
доверия и не примет должность наркома, даже если его самого немедленно расстреляют".
"Ви нас только не пугайте, товарищ Кузнецов, - сказал тогда товарищ Сталин, - когда заслужите,
тогда мы вас и расстреляем. Может быть, даже раньше. А пока идыте и работайте".
Но сказанное адмиралом проняло товарища Сталина и он повелел, чтобы моряков, независимо от
статьи, из лагерей повыпускали и направили обратно на флот. А впредь товарищ Сталин приказал
моряков не сажать, какие бы обвинения против них не выдвигались.
"Моряк, - указал вождь, - врагом народа быть не может".
Я помню сам этот циркуляр. После этого каких бы доносов на моряков ни писали, органы не
реагировали. Или, скажем, ловили террориста, и он, благодаря искусству следователя, быстро
называл фамилии членов этой террористической организации в составе, допустим, восьмисот человек.
ВСех брали по списку, но, если среди них оказывались офицеры флота, их тут же отпускали с
извинениями, а дальнейшие показания на них даже не заносили в протокол.
Вот каков был наш товарищ Сталин!
Консультант рассказал мне даже ещё более интересный случай. До войны некий капитан 1-го ранга
Горшков посадил по халатности на рифы новейший эсминец под названием "Решительный", построенный
на народные копейки.
Товарищ Сталин, когда об этом узнал, страшно расстроился и, как любой бы другой на его месте,
приказал этого самого Горшкова расстрелять как врага народа, вредителя и диверсанта,
завербованного японской разведкой.
Тут к нему пробился адмирал Кузнецов и начал: "Товарищ Сталин, вы же мне обещали".
"Чито я тыбе обыщал? - спрашивает товарищ Сталин. - Чиво ты ерычишь так?"
"Это же командир корабля! - кричит Кузнецов. - Вы знаете, товарищ Сталин, сколько нужно лет,
чтобы подготовить командира корабля?"
"А если он будет у меня каждый день корабль гробить, - спрашивает товарищ Сталин, - тогда что?"
"Больше не будет он кораблей гробить! - обещает адмирал. - Не допущу я его больше до
командования кораблём".
Отходчивый был товарищ Сталин.
"Ладно, - говорит, - нэ будем его расстреливать. Сам накажи!"
Кузнецов обрадовался и сделал Горшкова в итоге своим заместителем, а чтобы тому больше не
повадно было эсминцы гробить, произвёл его в контр-адмиралы. Товарищ Сталин посмеялся, но
утвердил и сказал Лаврентию Павловичу:
"На Западе говорят, что у нас нет демократии. А пусть они у себя такой случай найдут. Человек
корабль на камни посадил, а мы его за это в адмиралы произвели! Это и есть сущность
демократического централизма!"
Тут и война началась. Линкоры, о которых так мечтал товарищ Сталин, остались недостроенными.
Один попал в руки немцев при захвате города Николаева, а два других пришлось самим разобрать
из-за острой нехватки стали. Что касается линкоров, доставшихся нам от проклятого царизма, то
один из них всю войну простоял в устье Невы, а второй - в Поти под тремя слоями маскировочных
сетей.
Линкоры-то были нужны товарищу Сталину для сокрушения Британской империи, но во время войны эта
задача так и не была поставлена, и о ней постепенно забыли. Тем более, что Британская империя
сама развалилась без помощи каких-либо линкоров.
Более того, не успели в этой войне прозвучать первые боевые выстрелы, как всем стало ясно, что
линкоры как основное средство ведения морской войны устарели, став легкой добычей для авиации.
Осознав это, все основные морские державы, а в первую очередь США и Англия, дождавшись окончания
войны, быстро пустили на металлолом почти все оставшиеся в строю линкоры.
Но не таков был товарищ Сталин. Он остался верен своей первой любви и после войны приказал
начать строительство новых кораблей этого типа на страх всем врагам СССР.
А ещё в ходе войны он пытался заполучить у наших доблестных союзников парочку линкоров, как
говорится, для души. Поскольку практического применения им придумать было трудно. Тем более,
что у наших союзников чего-чего, а линкоров было столько, что они без всякого ущерба для себя
могли подарить товарищу Сталину не парочку, а целую эскадру.
Но, как в народе говорят: "Держи карман шире!"
Сколько товарищ Сталин не упрашивал Рузвельта и Черчилля, те и слушать ничего не хотели.
Американцы под шумок захватывали абсолютное господство в Мировом океане и не желали делать
ничего такого, что могло бы ввести товарища Сталина в искушение по поводу срыва их глобальных
планов.
Но товарищ Сталин был непревзойденным дипломатом. Ловко играя на англо-американских
противоречиях, он в итоге упросил Черчилля одолжить Советскому Союзу какой-нибудь линкор.
Тем более, что к этому времени капитулировала Италия, и Советскому Союзу полагалась доля от ее
флота. Вот Сталин и просил до получения "итальянской доли" у англичан какой-нибудь завалявшийся
линкор.
Черчилль сдался и дал Сталину в долг один линкор, который сами англичане собирались уже пустить
на лом. Построен он был ещё в первую мировую войну и с тех пор не прошёл ни одного капитального
ремонта. До войны руки до него не доходили, а во время войны уже глупо было тратить на него
деньги, труд и материалы. Назвали этот линкор "Архангельск" и привели в Мурманск, где он
простоял до 1949 года не только без всякой пользы, но даже без движения. А в сорок девятом году
крохоборы-англичане потребовали его назад, грозя в противном случае лишить Сталина "итальянской
доли".
Линкор им отдали - пусть подавятся. Но что касается "итальянской доли", то тут союзники нас,
мягко говоря, надули.
У итальянцев были новейшие линкоры, старые и очень старые. Сталин, конечно, ожидал, что ему
отдадут один из новейших. И напрасно! После нудных и долгих переговоров Сталину предложили самый
старый из итальянских линкоров "Джулио Чезаре", или по нашему - "Юлий Цезарь". Построен он был
ещё до первой мировой войны. Правда, где-то в середине тридцатых годов он был капитально
отремонтирован и модернизирован. Но, как правильно заметил консультант, модернизировать старые
корабли - все равно что делать стареющим кинозвездам пластические операции. Выглядят они
неплохо, но о том, что им уже за шестьдесят, знают все и посмеиваются.
После того как итальянцы ввели в строй свои новейшие линкоры, "Джулио Чезаре" был назначен на
разборку в металлолом, но во время войны на это не было времени, и линкор тихо себе ржавел на
каком-то корабельном кладбище.
Оттуда его вытащили наши бывшие доблестные союзники, где-то что-то подкрасили, где-то подварили
- нате вам, пожалуйста! Забирайте, если так уж линкоры любите. Да ещё впридачу дали один старый
крейсер с совершенно непроизносимым названием и несколько эсминцев.
Приволокли этот линкор в Севастополь. Специалисты его осмотрели и ахнули. Корабль весь прогнил.
Ни одна водонепроницаемая переборка не держит воды. Машины в аварийном состоянии. Разных там
систем никто не знает, поскольку все планы и чертежи остались в Италии. И в довершение всего
выяснилось, что калибр орудий у него таков, какого у нас в стране отродясь не было. А это
значит, что и снарядов к нему нет и не предвидится.
Союзники по старым итальянским складам наскребли неполный боекомплект. На всех снарядах клеймо -
1913 год, на картузах с порохом - то же самое. Были картузы и 1909 года. Все сроки хранения
боезапаса просрочеры в десять-пятнадцать раз. Другими словами, может рвануть каждую следующую
секунду, и при этом никто не должен удивляться.
Вывод Морского Технического Комитета был однозначен - корабль к эксплуатации не пригоден. Более
того - эксплуатация его опасна во всех отношениях.
Затем встал самый главный вопрос: кто об этом осмелится доложить товарищу Сталину? Это всё равно
что построить людей где-нибудь и дать команду: "Кто хочет быть расстрелянным - шаг вперёд!"
Конечно, охотников не нашлось. Поэтому линкор "Джулио Чезаре", переименованный у нас в
"Новороссийск", продолжал числиться в составе флота и даже в море выходил на какие-то там
ученья. Правда, только в тихую погоду.
И все тоже сидели тихо. Тем более, что товарищ Сталин в это время флот совсем не жаловал. После
того как он приказал заложить два линейных крейсера (консультант объяснил, что это те же самые
линкоры с некоторыми нюансами по скорости хода и бронированию), адмиралы стали недоуменно
разводить руками. Нет, они, конечно, ничего не осмеливались говорить, но мимикой, жестикуляцией
и положением зрачков явно давали понять, что великий вождь рехнулся. Поскольку все в мире резали
линкоры, а товарищ Сталин их строил. Налицо было преклонение перед Западом и навязывание ихней
морали нам, чего товарищ Сталин очень не любил. И приказал он всех этих адмиралов посадить за
измену Родине.
Кузнецов снова, было, к нему полетел, чтобы напомнить об обещаниях, вырванных у вождя в 1939
году.
Товарищ Сталин настолько пришел в негодование, что его и слушать не стал. Более того, сам
адмирал Кузнецов со своими претензиями попал под горячую руку вождя всех народов. Правда,
товарищ Сталин своего любимца не посадил, но разжаловал из адмирала флота в контр-адмиралы
(это все равно, что из маршалов в генерал-майоры, как Кулика) и задвинул на второстепенные
роли.
Но, как я не раз уже отмечал, товарищ Сталин был очень отходчив. Адмиралов он, правда, из
тюрьмы не выпустил, но Кузнецова простил. Вернул его на прежнюю должность, звание восстановил и
поставил перед ним задачу - отнять у американского империализма господство в мировом океане. А
то уж больно в этом Мировом океане американцы стали вести себя нахально. Особенно это мрачно
выглядело в ходе Корейской войны, когда их линкоры подходили миль на тридцать к нашей границе
и своим огнём смешивали с землей все честолюбивые планы Ким Ир Сена.
Консультант не знал, что Ким Ир Сен в те годы сам сидел на Лубянке во внутренней тюрьме. Ну я,
понятно, его просвещать не стал.
Так вот, товарищ Сталин поставил перед адмиралом Кузнецовым задачу, значит, надо её выполнять.
Некоторым эта задача могла показаться неразрешимой, но самые трудные задачи всегда решались под
руководством товарища Сталина.
Адмирал Кузнецов знал это лучше других и горячо принялся за дело.
ДАЛЬШЕ
|
