|
David Byron. Это был просто кошмар
Конфликты, выпивка, наркотики, гибель... И среди всего этого иной раз даже находилось время для музыки. В этом эксклюзивном фрагменте из написанной Дэйвом Лингом официальной биографии Uriah Heep «Wizards And Demons» Classic Rock вспоминает о том, какой была одна из самых живучих команд в безумные 70-е.
Несмотря на подверженность разнообразным разрушительным воздействиям, Uriah Heep удалось занять прочную позицию в рядах хард-рок-элиты 70-х. Трудно переоценить значение того, что в последующие годы Uriah Heep сыграли важную роль в завоевании Америки британцами, которое возглавили Led Zeppelin и Deep Purple. Открытая враждебность со стороны прессы не была для них проблемой, и десятки тысяч поклонников неизменно приходили на их концерты, где бы и когда бы они ни выступали.
Как бы то ни было, в 1974 году на группе начали сказываться внутренние конфликты - например, разногласия с Джерри Броном, основателем Bronze Records и продюсером команды, растущее соперничество между вокалистом Дэвидом Байроном и клавишником и гитаристом Кеном Хенсли. Пристрастие Кена к кокаину лишь подливало масла в огонь.
«И в лучшие свои времена Дэвид был очень непростым человеком, - говорит Джерри Брон. - Он был мастер создавать невыносимые ситуации. Но и Кен был далеко не ангелом. Наиболее заметно все это сказалось на альбоме «Wonderworld».
Проблемой Байрона была любовь к спиртному особенно к бренди «Chivas Regal». Для него оно было средством борьбы с неизбежными приступами тоски. И пока Байрон все чаще и чаще прикладывался к бутылке, пристрастившийся к героину басист Гари Тэйн соскальзывал по наклонной в свой собственный ад. Что касается Кена, побочными эффектами избранной им отравы стали паранойя, депрессия и мгновенная смена настроений. Ситуация усугублялась тем, что Кен продолжал оставаться главным песенником команды, и, как всегда, выход следующего убойного альбома Неер зависел от него. Напряженность, царившая во время сессий «Wonderworld», слишком многое продемонстрировала Дэвиду, Кену и даже гитаристу Мику Боксу.
«Это был жуткий кошмар, - вспоминает Мик, задумчиво качая головой. - Кен был занят преимущественно тем, что сидел у себя в комнате и плакал, а Дэвид устраивал невероятные попойки. Одно из самых ярких моих воспоминаний - то, как я пытался перевести его через дорогу, отделявшую студию от отеля. Мимо нас со свистом проносились машины, но Дэвид был озабочен лишь тем, чтобы не расплескать коктейли, которые нес в обеих руках. Когда мы добрались до отеля, то не нашли там Кена. Вот так я и проводил большую часть времени - пытаясь собрать всех вместе, что было практически невозможно».
Неер записывались за границей, и непривычная атмосфера только добавляла Хенсли головной боли. Но, несмотря на то что он все сильнее привыкал к наркотикам, он все еще способен был сочинять классические песни. Однако теперь, по прошествии многих лет, Мик Бокс настаивает на том, что его собственный вклад и вклад остальных участников Неер не был оценен по достоинству.
«В ту пору сила наша была в том, что мы могли любую песню заставить звучать классно, - подчеркивает гитарист. - Кен приносил голую идею - он играл нам мелодию на акустической гитаре, мы ее обрабатывали, и дальше она уже жила своей собственной жизнью. Мы чувствовали себя непобедимыми. Мы и сейчас говорим: «Дайте нам только сцену для выступления, и никто не сможет превзойти нас».
Бокс также отмечает, что Байрон становился все более и более эгоистичным: «Все мы продолжали работать, но на Дэвиде стало сказываться бремя славы. И стали заметны трещины. Менеджеры слушали только одного из нас - Кена Хенсли, и Дэвида это очень огорчало. Каждый из них вел свою игру. Кен писал замечательные песни, а Дэйв пел их и стягивал все внимание на себя».
Когда я спрашиваю, не возникало ли у остальных искушения столкнуть Хенсли и Байрона их тупыми лбами, ударник Ли Керслэйк безнадежно усмехается. «Мы пытались! - уверяет он. - Я как-то схватил их обоих за волосы и сказал: «Я буду трясти вас до тех пор, пока не выбью из вас всю дурь». Так всегда было - 300 000 людей ждали нас за стенами гримерки, а мы сидели и спорили о мелочах. Очень много было всякой ерунды».
Несмотря на то, что обстоятельства складывались против них, Мику Боксу каким-то образом удалось сплотить музыкантов, и в результате появился «Wonderworld». Возможно, этому альбому недоставало силы его предшественника «Sweet Freedom», но он, конечно, сохранил в себе многие особенности стиля Неер. Однако теперь, оглядываясь назад и вспоминая «Wonderworld», многие участники не испытывают по этому поводу особого волнения.
«Мощных песен становилось в целом все меньше и меньше, - говорит Хенсли. - Мы сражались с целым сонмом демонов. Поначалу слава не доставляла нам особых неудобств, потому что это было то, к чему мы стремились, и мы ею наслаждались. Но со временем слава стала важнее музыки. То, что приходилось помногу работать, не представляло собой проблемы, потому что мы к этому привыкли. Но впервые все это сказалось на музыке. Мы претерпевали кризис, наверно, сами того не сознавая. Естественно, при столь высоких потребностях сложно было поддерживать креативный процесс».
«Нам следовало немного отдохнуть, - размышляет Бокс. - Мы жили полной жизнью, а когда ты мчишься по жизни с головокружительной скоростью, ты начинаешь подумывать об отдыхе. За один месяц мы получали больше впечатлений, чем иные за всю свою жизнь. Я уверен, что именно поэтому некоторые команды не смогли дотянуть до наших дней».
Когда прямо на сцене во время американского турне 1974 года Тэйна ударило током, конфликты временно прекратились. Впоследствии Тэйн рассказывал: «Я помню только, как подошел к усилителю: я хотел отрегулировать эквалайзер так, чтобы добавить для своего баса верхних частот. И вдруг потерял сознание. Дэвид сразу же понял, что меня ударило током, он кинулся ко мне и выдернул бас у меня из рук. Сначала он решил, что я мертв, потому что я валялся бездыханный, как труп».
К слову, Тэйн выразил свое недовольство Джерри Броном: «Думаю, он решил, что я притворялся. Все позабыли о музыке, теперь это был уже финансовый вопрос».
К несчастью для Тэйна, его пребывание в Uriah Heep, да и вся его жизнь, подходили к концу. Он и раньше то не был здоровяком и силачом, а несчастный случай и вовсе подорвал его здоровье, и без того ослабленное пристрастием к героину. На него уже нельзя было положиться, и у команды практически не оставалось иного выбора, кроме как заменить его.
А всего три месяца спустя подружка Тэйна Йоко Сагирия нашла его мертвым в ванной в его доме на юге Лондона. Он принял слишком большую дозу героина. И хотя доказать это невозможно, существует предположение, что столь сильная его наркозависимость явилась следствием его изгнания из группы именно тогда, когда он больше всего нуждался в помощи и поддержке. Однако Кен Хенсли считает, что мало чем смог бы тогда помочь Тэйну.
«Лично я в те дни не особенно хорошо справлялся с ситуацией, - признаётся он. - Я настолько подсел на наркотики, что был не в самой лучшей своей форме. В то время, конечно же, я был не особенно хорошим участником группы. Все мы были так озабочены своими собственными проблемами, что не могли уделить достаточно внимания Тэйну и помочь ему справиться с его бедами. Я понимаю, что героин - очень сильный наркотик; но сам я никогда его не употреблял, так что не знаю... Мы просто не могли больше поддерживать Гари. Мы до последнего возили его с собой на самолетах, мы упрашивали пилотов разрешить ему лететь с нами, даже несмотря на то, что он был не в состоянии путешествовать. И нам как-то удавалось играть вместе с ним концерты».
Помимо самих музыкантов, значительная часть вины ложится на плечи менеджеров группы, которые очень четко представляли себе, что происходит. Согласно утверждениям Мика Бокса, вместо того чтобы окружить музыкантов заботой и уходом, как того требовала ситуация, менеджеры погнали их в турне сразу же после несчастного случая с Тэйном.
«С их стороны не было никакой поддержки, они отправили нас зарабатывать всемогущие доллары, - тихо вздыхает он. - И для Гари это стало началом крушения. Сейчас бы никто не позволил случиться подобному. Взгляните на Toxic Twins (гитарист Aerosmith Джо Перри и вокалист Стивен Тайлер): кто-то осознал, что они приносят огромные прибыли, и их отправили в клинику лечиться. У нас были такие же проблемы с Гари и Дэвидом, но никакой поддержки им не оказали».
Даже после смерти Тэйна Хенсли не изменил своему пагубному пристрастию. «В тот же день, когда я узнал о его гибели, я пошел и нанюхался кокаина, - впоследствии признавался он. - Я благодарю Бога за то, что он избавил меня от зависимости». Преемником Тэйна стал бывший басист Family / King Crimson / Roxy Music - Джон Веттон. Он умел писать песни, был талантливым вокалистом и одаренным инструменталистом. Однако, по мнению Кена Хенсли, в действительности произвести замену было не так-то просто: «Мы не басиста меняли, мы заменяли важный компонент команды как единого целого, - отмечает он. - На самом деле это было началом конца».
Уроженца Дерби Веттона пригласили присоединиться к Неер, после того как он неожиданно повстречался им в Майами, тогда еще будучи участником Roxy Music.
«В первую же встречу с Дэвидом Байроном я сказал ему: «Учти, я амбициозен и собираюсь стать вокалистом и писать песни». И он ответил: «Пока это не касается моей группы, я не против». Вот так мы с Дэвидом стали верными друзьями.
В King Crimson я играл до нелепости сложную музыку с очень необычными размерностями, - продолжает Веттон. - Предложение поиграть с Uriah Неер сулило мне живительную передышку. Я мог оставаться самим собой, получать удовольствие и играть по-настоящему мощную рок-музыку. В Неер я пришел уж точно не из-за денег. На тот момент Roxy Music предлагали мне те же деньги, что и Uriah Неер, если не больше. Просто я не хотел оставаться с Roxy Music».
Первой записью, выпущенной с Веттоном, стал альбом 1975 года «Return To Fantasy». Заглавный трек мгновенно стал хитом для поклонников Неер, этот готический шедевр до сих пор остается в концертном репертуаре команды. Остальные песни альбома, однако, получились определенно ниже уровня. Джефф Бартон из музыкальной газеты «Sounds» охарактеризовал его как «хороший рок-альбом», но раскритиковал «предсказуемое и слишком четкое и аккуратное» звуковое продюсирование Джерри Брона. Не особенно понравился журналисту и вокал Байрона, который он описал такими фразами, как «кастрированные гармонии» и «нарочитое приукрашивание музыкального материала».
Остальные британские музыкальные газеты, как обычно, пошли в атаку. Одна из них писала: «Альбом этот мучительно скучен. Если вам пришло в голову посмотреть телевизор с выключенным звуком, то он вам как раз подойдет. Трек «Prima Donna», с которого начинается вторая сторона пластинки, похож на песню, от которой Status Quo отказались потому, что она недостаточно сложная. Пение Дэвида Байрона однообразно и монотонно, Мик Бокс как гитарист склонен к минимализму, а Кен Хенсли, похоже, использует свои клавишные, скорее как электронные пищалки, нежели как музыкальный инструмент».
Наверно, наиболее резко раскритиковал Неер журналист NME Тони Стюарт, написавший: «Неер пытаются угнаться за тремя зайцами одновременно. Хотят ли они стать «тяжелыми»? Хотят ли они восстановить свою репутацию, запятнанную альбомом «Wonderworld»? Или же они хотят блеснуть в качестве авторов хороших песен и исполнителей неплохой музыки? На самом же деле им следует преодолеть внутренние конфликты, раздирающие их коллектив».
Как бы то ни было, лейбл Bronze сделал доброе дело, обеспечив промоушн и продажу «Return To Fantasy». В Британии около 10 000 фунтов было потрачено на телерекламу и 3000 фунтов на рекламу на радио. В результате там альбом высоко поднялся в чартах, кроме того, он попал и в чарты в Америке, Европе, Австралии и Японии.
«Return To Fantasy» действительно стал в Британии самым продаваемым альбомом Uriah Неер, но на одном промоушне к успеху не приедешь, он должен быть заложен в самой основе, - впоследствии говорил Веттон. - На самом деле это был очень хороший диск, на нем было именно то, что люди хотели услышать от Uriah Неер. И хотя альбом получился немного сложным, он ознаменовал возвращение группы к своим корням».
Выпустив альбом, Неер поехали в турне по Скандинавии, остальной Европе, Британии, Штатам и Канаде. Брон предсказал, что за время этого путешествия длиной в год команда выступит перед миллионом поклонников и пролетит на самолете 30 000 миль. Дневник закулисной жизни Нееp насчитывает множество бутылок шампанского «Dom Perignon», которое преимущественно пили прямо из горла, а также водку, пиво и прочие напитки, которым музыканты отдавали персональное предпочтение. «Нужно лишь немного звездной пыли, чтобы ты чувствовал себя замечательно», - усмехается Керслэйк.
«Промоутеры давали нам все, чего бы мы ни попросили, - с удивлением добавляет Кен. - Когда мы потребовали 10 лимузинов, нам их дали. Нам приносили по 50 бутылок шампанского».
Но все обстояло не так уж безоблачно. Во время четвертого концерта, в Луисвилле, Кентукки, в Америке (гастроли по которой предполагали 42 шоу) Бокс, как известно, упал со сцены и сломал правую руку. «Я выпил свою обычную дозу спиртного, - вспоминает он, - а бутылка «Remy Martin» помогла мне превозмочь боль, ведь концерт продолжался. Но потом я снова свалился со сцены и сломал другое запястье в двух местах!» Вопреки советам докторов Бокс продолжил турне, иногда играя левой рукой в гипсе.
Как это ни нелепо, на фестивале в Кливленде, где собралось 80 000 фанатов Неер, Байрон настоял на том, чтобы каждый участник группы проехал те 200 ярдов, что отделяли отель от фестивальной площадки, в персональном лимузине. «На фестивале выступали Aerosmith, Blue Oyster Cult и The Faces, - ухмыляется Мик, - и все пытались переплюнуть друг друга. В результате всех нас обошел Род Стюарт, который прилетел на вертолете!»
Как показывает этот анекдот, проблемы Неер, связанные с наркотиками, алкоголем и чрезмерным себялюбием, после смерти Гари Тэйна, конечно же, не исчезли. И грядущий выход сольного альбома Дэвида Байрона «Take No Prisoners» лишь усугубил ситуацию. Хенсли, который уже попробовал себя на сольном поприще, выпустив альбомы «Proud Words On A Dusty Shelf» (или «Brown Turds On A Rusty Elf», как порой называл его Бокс) и «Eager To Please», похоже, продолжал концентрироваться на работе в команде. Но не стал ли Байрон чересчур самонадеянным?
«Некоторые из тех, кто слышал мой альбом и знает творчество Uriah Неер, говорили мне, что он похож на Uriah Неер больше, чем Uriah Неер на самих себя, - сказал Дэвид газете «Sounds». - Другие говорили, что он звучит так, как следовало бы звучать Uriah Неер».
Но предназначенное Дэвиду Байрону зловещее предзнаменование уже было начертано на стене. Музыкальные разногласия усугублялись уверенностью его коллег в том, что выходки Дэвида подвергали опасности карьеру группы как таковой. В 1975 году, в «Philadelphia Spectrum», ситуация достигла кульминации. Спустя годы Хенсли объяснял: «Во-первых, я хочу сказать, что у всех нас тогда были свои проблемы. У меня, например - с кокаином, а Дэвид постоянно напивался. В Филадельфии, где собралось 25 000 зрителей, у Дэвида произошел инцидент с микрофонной стойкой: он наступил на нее и порезал себе губу. И толпа сразу же завопила. Он решил, что все смеются над ним, и весь вечер потом покрывал публику матом».
«Дэйв наговорил зрителям много гадостей, - вспоминает скептик Бокс. - Я тогда как раз настраивал гитару и не мог обернуться и взглянуть на аудиторию. После этого нам уже нечего было делать в Филадельфии. Позже, в гримерке, мы начали ругать его, а он просто показал на свой сценический костюм и сказал: «Что вы имеете в виду, называя меня неосмотрительным?» Вот тогда мы и поняли, что он перестал улавливать суть происходящего. Мы говорили с ним о музыке, а он о чем-то совершенно другом».
Хенсли: «На следующий год в Филадельфии мы не смогли распродать билеты даже в «Box Theatre», в котором всего 3000 мест. А хуже всего было то, что Дэвид продолжал заниматься своей сольной карьерой, пренебрегая при этом нами. Он нас позорил. Мы говорили ему об этом, но все продолжалось по-старому. И мы снова говорили, и снова все шло по-прежнему».
Хенсли не мог больше этого выносить и прямо во время турне улетел домой. Его решение не было простой вспышкой раздражения: «Я улетел домой, потому что понял, что мы попали в беду, - объясняет он. - Это был единственный способ привлечь всеобщее внимание. Но такой шаг проблемы не решил. Он стал лишь началом очень печального конца.
Я сказал Джерри Брону, что дальше так продолжаться не может. Каждый наш концерт шел нам скорее во вред, нежели на пользу. Это никуда не годилось. И мы решили, что Дэвиду нужно найти замену. Это было действительно печально, потому что Дэвид был таким же незаменимым, как и Гари. Я хотел уже было бросить все, но Джерри продолжал меня поддерживать, говорил, что нам нужно выпустить еще один альбом или съездить в еще одно турне и так далее. Вот так я продержался года на три больше того, чем мне бы действительно хотелось».
По свидетельству фотографа Classic Rock Фина Костелло, который в 70-х очень часто работал с Неер, музыканты иногда пытались шутить, чтобы разрядить мучительную ситуацию.
«Все знали, что Дэвид Байрон не выйдет на сцену, не выпив свой коктейль из шампанского и апельсинового сока. И на концерте в Гамбурге кто-то из музыкантов решил позабавиться и послал ему вместо этого чай, - смеется Костелло. - Дэвид рассердился, увидев в коридоре 25 тележек с чаем, которые одна за другой направлялись к нему в комнату».
Конечно же, Дэвид был не единственным любителем выпить. С давних пор рок-н-ролльщики славятся своей безответственностью. Согласно одной из рок-легенд, некий музыкант был арестован за то, что пьянствовал прямо за рулем своего роллс-ройса. Когда полицейский приказал абсолютно невменяемому водителю выйти из машины, тот долго и упорно отказывался это сделать, пока констебль не положил ему руку на плечо и не пробормотал: «Милый, ты арестован».
Решив остаться в Неер, Кен Хенсли решительно взялся за написание нового альбома, который впоследствии был назван «High And Mighty». К тому времени Дэвид Байрон полностью отошел от сочинительства. Еще одной примечательной особенностью альбома было то, что продюсировал его не Джерри Брон, а сами Uriah Неер.
«Наши альбомы продавались все хуже и мы не понимали, почему. Если бы мы хоть что-нибудь могли с этим поделать, - вспоминает Хенсли. - По одной из теорий Дэвида, нам следовало уволить Джерри Брона, но в действительности виноваты оказались мы сами. Мы позволили ситуации стать слишком сложной».
Когда в мае 1976 года вышел «High And Mighty», «Sounds» охарактеризовала его как «шаг в нужном направлении». Даже NME неохотно согласился с этим: «Этот альбом местами довольно хорош», хотя обозреватель Боб Эдмандс не преминул саркастически проворчать: «Тексты Кена Хенсли проливают свет на то, почему его так любят за рубежом».
В последующие годы «High And Mighty» разделил поклонников Неер на два лагеря: на тех, кому он нравился (а таковых было меньшинство), и всех остальных. В 1976 году Байрон сказал об этой записи следующее: «Мы решили составить альбом из песен Кена, но на самом деле нам следовало бы включить туда песни каждого из нас. А Мик Бокс сыграл всего лишь несколько гитарных партий».
Сам Хенсли до сих пор очарован «High And Mighty», частично из-за того, что «это было все равно что записывать с группой сольник. Ни у кого больше песен не было, а мы с Джоном Веттоном нашли общее для нас обоих музыкальное пространство, - объясняет он. - Но альбом оказался коммерчески не удачным, потому что он в действительности не имел ничего общего с альбомами Uriah Неер. Он, скорее, походил на «Look at Yourself» и вызывал в памяти те времена, когда нам позволено было делать все, что нам хотелось. Но теперь мы уже не могли записать ничего такого, потому что публика ждала от нас записей определенного рода.
Альбом не поняли даже в Америке - продолжает Хенсли. - Джерри Брон предпочел похоронить его, и, думаю, наше решение уволить его во многом было связано именно с этим.
Джерри ненавидел «High And Mighty». Он называл его ужасным. Не думаю, что это было действительно так. Наверно, он просто изначально решил для себя, что ему ни в коем случае не понравится наше творение, что бы мы там ни сделали, потому что мы все время направляли и подталкивали его. Я считаю, это была естественная человеческая реакция».
В 1992-м году Хенсли развил эту мысль: «В «High And Mighty» мы далеко ушли от Uriah Heep. Передо мной стояла задача сочинить альбом и спродюсировать его. Никто не стоял на моем пути. Дайте мне палец, и я отхвачу всю руку, без проблем».
Мик Бокс описывает «High And Mighty» как «менее тяжелый и более простой» и признаёт, что напряженность ситуации нередко заставляла его разряжать ее единственным известным ему способом. Частенько я говорил: «Зачем нам сидеть здесь и слушать эту ерунду? Пойдемте-ка лучше в паб». Название альбома в некотором роде характеризует наше тогдашнее состояние».
Бокс вспоминает, как однажды во время записи Байрон распластался на полу, пытаясь записать голос через один из микрофонов, предназначенных для бочки Ли Керслэйка. «Джерри Брон зашел в студию, - усмехается он, - увидел, чем мы там занимаемся, заявил, что все мы сошли с ума, и ушел».
Как уже ранее упоминал Кен, и по сей день некоторые участники Uriah Heep подозревают, что Джерри Брон в отместку за то, что его потеснили с продюсерского кресла, уделил маркетингу «High And Mighty» гораздо меньше внимания, чем обычно. Обложка альбома, на которой был изображен крылатый пистолет, летящий в ясном голубом небе, конечно же, была совершенно блеклой.
В ходе промо-тура «High And Mighty» Джон Веттон стал вторым басистом Неер, которого сильно ударило током прямо на сцене. К счастью, удар оказался не смертельным, однако Веттон получил травму.
«Это случилось в Миннеаполисе. Я упал на спину, прямо на ударную установку, - вспоминает Веттон. - Падая, я сильно вывихнул колено. И этот вывих ощущался потом еще несколько лет. Я не имею ни малейшего представления, почему это произошло. Ли Керслэйк говорил, что между микрофоном и моим ртом мелькнула голубая вспышка. А в следующее мгновение я уже отлетел на шесть метров от того места, где только что стоял».
Тем временем близился час Дэвида Байрона. Концерты на Wembley в 1976 году стали его последними выступлениями в составе Неер. Во время выступления в Швеции он был настолько пьян, что упал со сцены и спел первые шесть песен программы из оркестровой ямы. Инцидент в Испании стал последней каплей. Неер приехали на стадион, где должны был выступать, раньше времени и обнаружили, что все закрыто. Байрон вошел в раж, начал кричать: «Да они знают, кто я такой?» и разбил стеклянные двери, чтобы войти.
«Кое-как мы отыграли этот концерт в Испании, - вздыхает Бокс, - но, думаю, даже Дэвид тогда уже смирился с тем, что для него все кончено».
В июле 1976 Джерри Брон наконец опубликовал заявление группы, в котором говорилось: «Мы больше не можем мириться с тем, как относится к нам Дэвид Байрон, поэтому поступаем так, как того требуют интересы Uriah Heep в целом». Музыкантам было предложено подобрать нового вокалиста. Хенсли, специально прилетевший из Штатов, чтобы пообщаться с прессой, заявил: «Я не могу утверждать, что больше не будет никаких изменений. Мы должны найти правильный выход».
По мнению некоторых наиболее ярых фанатов Uriah Heep, магия группы ушла вместе с ее харизматичным талисманом. Все понимали, что увольнение Байрона было ужасно рискованным делом. Несмотря на все оговорки, касающиеся темной стороны его души, Хенсли и Бокс хорошо представляли себе, какая пустота возникнет после его ухода.
«Дэвид был фантастическим фронтменом, и в этом плане он был незаменимым, - говорит Хенсли. - Мы с ним не были друзьями в общепринятом смысле этого слова. Когда у меня выпадало свободное время, я предпочитал уходить и заниматься чем-то своим - гонять на машине, отдыхать, писать песни и записывать демо, поэтому я так и не сблизился ни с одним участником группы. Говорят, Дэвид как-то сказал в одном интервью: «Когда я пою песни Кена, я ничего не чувствую, я просто пою их, и всё». Не знаю, в каком он был настроении, когда говорил это. Одним из самых замечательных достоинств Дэвида была его способность интерпретировать и выражать чувства, заложенные в любой песне, будь то моя или чья-то еще. Мне кажется, он сказал так потому, что просто был немного зол».
Мик Бокс рассказывает о своих собственных сомнениях, связанных с увольнением Байрона: «Конечно же, я опасался тех последствий, которые ожидали группу. Дэйв с его авторскими и исполнительскими способностями оставил после себя вакуум, заполнить который было очень непросто. Но нужно было что-то делать. И, если уж говорить совсем честно, даже если бы все тогда совсем развалилось, меня это не сильно обеспокоило бы. Я умел играть на гитаре, я мог уйти куда-нибудь и заняться чем-то еще. Я стал музыкантом, чтобы зарабатывать на жизнь, так что я знал, что всегда смогу найти себе какую-нибудь нишу».
Когда Дэвида Байрона попросили уйти, его это не шокировало. Вместо того чтобы рассказывать всем и вся о том, как он зол, Дэвид сказал представителям прессы, что понимает причины такого поворота событий: «Я теперь совершенно свободен, - смиренно сказал он в интервью NME. - Всё то, что годами раздирало меня на части, теперь осталось позади. Да, меня уволили. Но зла на ребят я не держу. Либо я их перерос, либо они меня».
Выразив свои дружеские чувства к Джону Веттону, Байрон также сказал NME, что уже трижды уходил из Неер по разным причинам, но всякий раз его уговаривали вернуться. Билеты на концерты группы продолжали расходиться на «ура», но, как многозначительно заметил Дэвид: «Как долго еще могло это продолжаться, если альбомы продавались все хуже и хуже?»
В более длинном интервью журналисту «Sounds» Дэйву Фьюджеру Байрон рассказал о своих претензиях к «людям, работавшим с командой. Мне кажется, в последние два года они перестали в нас верить (и, может быть, были правы). Мы могли прилететь в Америку, не зная, где будем выступать».
Через две недели после увольнения Байрона из группы ушел Джон Веттон. Возможно, в этом решении улавливалась какая-то ирония судьбы, ведь уход Байрона открывал для Веттона долгожданную возможность стать фронтменом и петь, что он и делал в течение этих двух недель в Британии и в Азии, пока не стал работать сольно.
«Больше всего я ценил чувство товарищества. Это была замечательная команда, - впоследствии объяснял Веттон. - Пока дело касалось музыки, всё было просто великолепно. Но я очень не люблю, когда в группе злословят и завидуют друг другу».
«Иногда труп какой-нибудь группы появляется на свет божий и едет в очередное турне, выпускает очередной альбом, - сказал он NME по поводу своего ухода, - это произошло с Deep Purple и грозило произойти с Uriah Неер. Голос Дэвида был уже не тот, что три-четыре года назад. Он износил его, ежевечерне распевая в верхних регистрах. Он бы не обиделся на меня за эти слова, потому что это что-то вроде дружеского совета, но ему нужно было месяца три или даже месяцев шесть отдохнуть от гастролей, а группа не могла - или не хотела - этого позволить.
Команда ополчилась на него, потому что ребята решили, что он вредит их репутации, и в конце концов, его выгнали. Увольнение очень обидело Дэвида, - печально добавляет Веттон. - Никому не нравится, когда его увольняют, а Дэвид, к тому же, был очень самолюбив, как и всякий музыкант. Я думаю, чтобы облегчить боль, он попробовал прибегнуть к единственной известной ему анестезии».
К несчастью, 28 февраля 1985 года Байрона не стало. Гибель его была связана с чрезмерным употреблением алкоголя. Незадолго до этого он развелся с женой Габриэллой. По сообщениям СМИ, его тело было обнаружено его сводным братом.
Ему было 37. Его сольные амбиции были похоронены четырьмя годами ранее, когда он потерпел неудачу на сцене лондонского «Marquee Club». После последнего Рождества ему оставалось жить лишь полгода.
Некоторые считают, что уход Глории (названной как-то одним из представителей узкого круга приближенных к Неер «женщиной тщеславной и ограниченной») убил в нем жажду жизни. Другие утверждают, что гибель вокалиста ускорила его неудачная сольная карьера. Лишены того внимания, которого, по его мнению, заслуживал, Байрон мог просто отказаться от всяческих дальнейших попыток.
Его последний менеджер Магги Фагран высказала следующее мнение: «Известность пришла к Дэвиду, когда рекорд-лейблы щедро тратили на рок-звезд огромные деньги, и он привык видеть свое имя в блеске огней. У него был действительно замечательный голос, но в последние несколько лет никто не смог уделить ему достаточно времени, заботы и внимания, необходимые, чтобы вернуть ему здоровье и популярность».
Мик Бокс был на гастролях, когда узнал о смерти Байрона. «Две недели я беспробудно пил, потому что не мог с этим смириться, - вспоминает гитарист. - Еще во времена Uriah Неер он очень полюбил сцену. Он был очень неуверенным человеком. Ему было трудно налаживать отношения с другими людьми. Он просто хотел оставаться на сцене. Он мог справиться со всем, лишь бы только выходить на сцену и быть звездой.
С нашей самой первой встречи, - продолжает Бокс, - Дэвид всегда убеждал меня, что станет известным. И оказался прав. Если бы ему удалось хоть как-то контролировать свою жизнь, может быть, он стал бы гораздо более известным. Он был очень талантливым вокалистом, у него был замечательный голос. Он мог бы иметь огромный успех, выступая сольно. Но он легко поддавался на убеждения и был слишком доверчивым. И если кто-то хотел заставить его напиться, то это ему удавалось. Просто Дэвид не умел говорить «нет».
Classic Rock - Russia
№ 1-2, 2003
|
