|
Екатерина Великая на Днепре (1787 г.)
От редакции:
Орфография и пунктуация в приведенных произведениях соответствуют оригиналу.
Императрица Екатерина пожелала увидеть «свое маленькое хозяйство» - вновь приобретенную Новороссию. Она выехала из Петербурга 7-го января 1787 г. в кругу отборных лиц двора, в сопровождении послов французского, австрийского и английского, поджидая на дороге встретить двух венценосных гостей - Станислава-Августа, польского короля, и Иосифа Второго, австрийского императора. Императрица совершала путь в раззолоченной карете; четырнадцать других карет везли ее свиту и двор. В экипажи впрягалось по восемь лошадей. До шестисот лошадей заготовлялось на каждой станции.
Современникам это странствие Екатерины казалось шествием божества по земле; лица, окружавшие ее, казались гениями, наместники в вышитых золотом кафтанах – королями. Придворным лакеям кланялись, принимая их за генералов. Светлейший Потемкин, прозванный запорожцами Грицком Нечосой, ничего не щадил, чтобы путешествие Екатерины сделать поистине волшебным.
Целые дворы были построены для ее ночлега. Целые леса были сожжены на освещение пути для ее карет. По сторонам дороги горели костры и сотни смоляных бочек. Целые рынки всякой живности уничтожались на перевалах для насыщения желудков царственного поезда. Встретился ветхий хутор, невзрачная деревенька – долой все старое и ветхое. Подгнившие избушки были мгновенно снесены, и на их место так же быстро выстроены новые, нарядные, с «веселыми перспективами» и «романтическими перестилями». Кое-где возведены триумфальные ворота, с амурами и стихотворными надписями. На опустелые поля согнаны огромные стада овец и табуны лошадей. Наступила весна. Пастухи одеты в красивые местные наряды и на свирелях приветствовали свою царицу. Целый город Алешки, на Днепре, против Херсона, был выстроен в течение одной зимы. Где не было вовсе деревень, были нарисованы их красивые декорации, с барскими домами, церквами, садами и беседками. Царица остановится на ночлег, а той порой декорации соберут и перевезут далее. Как было не плениться этими видами в местах, где еще недавно рыскали поляки и носилась дикая татарва. Приятные маленькие обманы были во вкусе века. О них, быть может, под рукою и знали, но они отрадно щекотали самолюбие.
Потянулись безлюдные заднепровские степи. На них встает клубами пыль, несутся ряды всадников. Стреляют из винтовок, веют знамена, гремят барабаны, штыки блестят на солнце. Это – новая украинская армия, отряды пикинеров и гусар, в «удобных и нарядных мундирах», придуманных самим светлейшим. И тут же ближе, глядя на эволюции щегольской конницы, ходят хороводами поселяне и поселянки. Крики виват и украинские напевы несутся с берега. На сухом пути знатное шляхетство, т. е. дворянство, сановники светские и духовные, приветствуют царицу пышно-льстивыми речами. В Мстиславе могилевский архиепископ Георгий Коннисский начал приветственную речь словами: «Оставим доказывать астрономам, что земля наша около солнца обращается; наше солнце все же вокруг нас ходит». Первоспущенный в Херсоне для черноморского флота корабль назван именем «Слава Екатерины». В Каневе на Днепре императрицу встретил король Станислав-Август, в ожидании великой гостьи Малороссии, пожертвовавшей здесь, по словам тогдашних французских газет, «тремя месяцами времени и тремя миллионами денег, за три часа свидания с императрицею русскою!»
Въезд в Канев был совершен зимой, при ста тридцати одном выстреле из пушек и сдаче комендантом крепости ключей. Сотни купчих и мещанок, одетых в малороссийские одежы, провожали карету императрицы. Она явилась местному дворянству на городском бале, веселая, милостивая, любезная, в атласном зеленом молдаване и в шитых золотом башмаках, проиграла до десяти часов в карты и удалилась в свои покои, повергнув всех в очарование и восторг.
Об этом въезде в Киев Екатерина так писала наутро к генерал-поручику и сенатору Еропкину в Москву:
«Петр Дмитриевич! Вчерашний день, в пять часов за полдень, я сюда благополучно и здорова приехала. Я думала найти в сих полуденных местах и под сорок девятым градусом воздух теплый, а напротив того. Мы въехали в сей город с двадцатиградусным морозом, который и в Петербурге редкость. Однако, воздух здесь имеет менее суровости; понеже, при величайшем людстве и встрече, неприметно было, чтоб кто отморозил уши и нос, чтобы на севере, конечно, воспоследовало. Здесь приезжих тьма, но, кроме гетмана Браницкого, прочих еще не успела узнать. 30-го января 1787 г.».
И в других письмах к Еропкину, удивляясь, что в Малороссии «на сто тридцати верстах расстояния дубового и соснового лесу столько, как сроду не случалось видеть в один день»; - она, между прочим, писала о Киеве: «Здесь великое множество поляков наехало и всякий день еще прибывает. Прошедшее воскресенье у меня был бал, на котором персон до пятисот было обоего пола. – Здесь третий день как не мерзнет, и погода весенняя. Мы все здоровы, в ожидании вскрытия Днепра, который в устье у Херсона и выше порогов уже вскрылся, а здесь еще продержит легкими морозами при солнечном сиянии во весь день».
Два с половиною месяца, с января до половины апреля, Днепр задержал Екатерину в Киеве. От 23-го марта она писала Еропкину: «Сегодня Днепр тронулся, и уже в лодках оный переезжают; однако, еще холодновато. Я надеюсь, если Бог изволит, в половине будущего апреля отсюда на галерах пуститься далее». В письме к королевско-великобританскому подворному советнику и лейб-медику Циммерману, перед отъездом из Киева, Екатерина писала: «Завтра отправлюсь в путь и поеду вниз по Днепру до Херсона. Киев своим положением есть место совершенно живописное. Четыре части города весьма обширны, но очень худо застроены. Однако ж давно уже этот город не имел столь большой нужды в хороших квартирах, как во время трехмесячного моего в нем пребывания. Число разных приезжих народов было весьма велико. Трудно отгадать, что их привлекло в Киеве, ибо нельзя полагать, чтоб все они обмануты были некоторыми газетами, которые изо всей силы повещали будущее мое коронование в Тавриде, или здесь, о чем никогда и не думано».
22-го апреля императрица и двор со свитою сели на галеры, раззолоченные и убранные флагами. На каждой поместился хор музыки. Галера «Днепр» выкинула адмиралтейский флаг. На ней ехала императрица. По сигналу все сходились обедать на галеру «Десну». Время шло быстро. Через неделю прибыли в Кременчуг. Это было 30-го апреля. Императрица вышла рано утром на палубу из каюты, где постоянно еще топился камин, и изумилась. Украинская весна была во всем блеске…
Тогда уже во всей красе пышно цвели, в прибрежных садах и лесах, черешни, дикие яблони и груши. Берега устилались коймами цветов; голубые пролески цеплялись по отвесам скал. Алый воронец поднимал свою голову среди моря первой сочной зелени. Лиловые ирисы и желтые дикие тюльпаны мелькали по луговинам, а кусты и деревья стонали от криков птиц. У мутных еще вод Днепра, над камышами, перепархивали желтогрудые иволги и краснощекие дятлы. С кормы галер некоторые из свиты забрасывали удки. Между старых пней по берегам порой мелькали золоторогие змейки. Рои насекомых роились в вешних лучах. Баба-птица едва успевала в исполинский зоб пропихивать мелкую, глотаемую у берегов рыбу. Небо было сине и без единой тучки. Близость юга была слышна на каждом шагу. По вечерам, на заре, гребцы, чубатые и усатые хохлы, затягивали песни, и, под мерный плеск весел, слышались напевы Доли, Журавля и веселых тогдашних Вербунок, под которые набирались из слободских и запорожских казаков новые полки гусар.
Так подвигалось шествие водою до 6-го мая, когда галеры были в пятидесяти верстах от прибрежного местечка Новых Кайдак.
День открывался туалетом императрицы, при разнесении кофе. Вскрывались пакеты, доставленные с гонцами сухим путем из Петербурга, Москвы и чужих краев. Время от обеда шло в разговорах. Императрица, в плавучей зале, работала со своими секретарями и письмоводителями. Тут же были и аудиенции высшим сановникам. Обедали за общим столом. Одушевленные речи пересыпались французским остроумием. Принц де Линь, как знали некоторые из собеседников, вел путевые записки. После обеда читали французские и немецкие комедии, писали шуточные русские и французские анаграммы, буриме, загадки, сатирические куплеты, играли в фанты, шахматы и в карты. Кто-то из свиты красками снимал виды скал и берегов Днепра.
Императрица каждое утро, в пудромантеле, чепце и кофте усаживалась к столу своей каюты, открывала занавеску у окна, выходившего на реку, замыкала дверь и на листах переплетенной в зеленый атлас тетрадки упражнялась писанием стихов. Придворные сгорали нетерпением услышать новое произведение царственного автора. Впоследствии открылось, что это была комическая опера: «Храбрый и смелый витязь Архидеич», игранная потом в Петербурге.
В каламбуре оперетки отражалось собственное, приятное в те минуты настроение души императрицы. Екатерина писала:
«Днесь шумят потоки, тихи ветры веют.
И ключи из горок воду бьют;
Прешироки реки вод плескать не смеют,
А струи вод свежих в поле льют,
Сладко напоя землю растворенну,
Естество прекрасно обновят,
Обольщенны очи, зрящи на вселенну,
Нежны чувства тем увеселят…»
«Я куда ни погляжу,
Там утехи нахожу;
Там поют соловьи,
Множа радости мои…»
Литературные занятия Екатерины были в одно утро неожиданно прерваны легким стуком в дверь. Она спросила: «Wer ist dort?» - Веселый и звонкий голосок дежурной камеристки Пехтеревой торопливо ответил: «Da ist Jemand von dem Furst!» - Императрица велела ввести пришедшего. То был посланный от князя Потемкина, граф Михаил Петрович Румянцев. Он прискакал от фельдмаршала из Кайдак с известием, что император австрийский Иосиф II, под именем графа Фалькенштейна, около 6-го мая приехал в Миргород и 8-го въехал в Кайдаки, в сопровождении Потемкина, собираясь посетить Екатерину на галерах. Императрица сейчас же приказала кинуть якоря и вышла на берег, где, рядом с галерами, по сухому пути, ехали ее придворные экипажи. Там она пересела в карету и, в сопровождении Пехтеревой, графа Румянцева и графа Безбородко, поспешила от Днепра навстречу графу Фалькенштейну.
- Ну, скорее, друзья, скорее! – сказала она ямщикам из местных жителей, усевшись в раззолоченный рыдван и жадно впивая в круглое, с резьбою, око душистый свежий воздух весеннего утра.
Главный ямщик бойкого, поджарого обывательского восьмерика повернулся и, скинув шапку, причем свесился за его ухо черный чуб, отвечал, указывая на карету:
- Коли б не вот эта золотая бричка, матинко, так мы б тебя так подхватили, что аж колёса б горели…
Обновлено
9.3.2019 г.
СОДЕРЖАНИЕ
Екатерина Великая на Днепре
(Стр. 5)
Царь Алексей с соколом
(Стр. 20)
Вечер в тереме царя Алексея
(Стр. 31)
Карикатура в России
(Стр. 45)
Московская чума 1770-1771 года
(Стр. 53)
Святочные вечера. От автора
(Стр. 61)
1. Мертвец-убийца
(Стр. 62)
2. Жизнь через сто лет
(Стр. 67)
3. Проказы духов
(Стр. 86)
4. Призраки
(Стр. 89)
5. Таинственная свеча
(Стр. 92)
6. Прогулка домового
(Стр. 98)
7. Старые башмаки
(Стр. 102)
8. Божьи дети
(Стр. 105)
9. Счастливый мертвец
(Стр. 113)
10. Разбойник Гаркуша
(Стр. 119)
|
