|
Московская чума 1770-1771 года
Очерк датирован 1879 г.
Стр. 53
«История – лучший наставник человечества»
Императрица Екатерина II
Сто десять лет назад Россия вела войну с Турцией. Пробравшись из Азии, чума (Pestis Indica) долго следила тогда за воюющими армиями, поражая тех, кого щадили ядра и пули, и через Нежин и Киев наконец двинулась к Серпухову, на север.
В декабре 1770 г. страшные признаки чумы обозначились, по словам императрицы Екатерины, в Москве («Сборник исторического общества», т. XIII, 1874 г., стр. 192). Морозы задержали-было ее развитие. Но с первым теплом весны следующего 1771 года, моровая язва распространилась по Москве с ужасающей силой. Ее, по словам Екатерины, туда завезли с суконных фабрик, вместе с шерстью, из Серпухова. (Там же). Трупы людей, умерших от чумы, валялись по улицам; чернь грабила одежды с мертвых, врывалась в зачумленные дома. Население Москвы в отчаянии и страхе бросилось в окресные села и города. Московский главнокомандующий, старик-фельдмаршал граф Петр Семенович Салтыков, также бежал из столицы в свое подмосковное поместье, село Марфино; за ним из города выехали другие знатные лица и все, кто имел средства скрыться в других местах.
Императрица Екатерина в апреле 1771 года, поручив генерал-адьютанту графу Якову Брюсу учреждение вокруг Петербурга карантинных застав, для предупреждения моровой язвы, собственноручно писала ему: «В рассуждение оказавшихся в Москве прилипчивых горячек с пятнами, о коих ныне еще доктора спорят, как оные именовать». Она приказала устроить, сверх петербургской, еще следующие заставы от Москвы: первую в Твери, вторую в Вышнем-Волочке, третью в Бронницах, и кроме того, на дорогах, идущих к Петербургу, «яко знатнейшему в империи порту», особые заставы: на старо-русской, тихвинской, новой и старой новгородской и на смоленской дорогах. На этих заставах были определены «гвардии офицеры, с командирами», для наикрепчайшего смотрения, чтоб никто без осмотра и окурения не был пропущен из едущих и пеших, с их экипажем и пожитками. Тогда же Екатерина велела отпустить в карантины нужные медикаменты и достаточное число врачей. Месяцем ранее, а именно еще в марте 1771 г., Екатерина подобные же полномочия дала в Москву генерал-поручику Петру Дмитриевичу Еропкину: (Сбор. Ист. Общ. 1874 г., XIII т., стр. 80-81).
Между тем, 18 мая того же года Екатерина писала к госпоже Бьелке (урожденной Гроггус): «Тому, кто вам скажет, что в Москве чума (la peste), скажите, что он солгал; там были только случаи горячек, гнилой и с пятнами (fievres putrides et pourprees); но для прекращения панического страха и толков я взяла все предосторожности. Теперь жалуются на строгие карантины. Не изуверы ли те, которые видят чуму там, где ее вовсе нет? (Там же, стр. 95).
С началом сентября дело, однако, приняло иной оборот; 5 сентября Екатерина отвечала московским сенаторам, по поводу моровой язвы: «Мы ведаем, что бесспорно великая препона быть может скорому учреждению наших предписаний обширность города, - состояние домов, нравы, застарелые обычаи… Но – надлежит преодолеть препятствия, а не ими страшиться, - помогать учреждению, сделанному для общей безопасности от мора». – Повелевалось на тридцать верст вокруг Москвы опорожнять под карантин дома, выводя жителей в другие места, а где нет домов – строить их на счет казны; для избавления людей от голода и холода иметь подрядчиков, подвозить припасы, а наипаче предписывать смотреть: «чтобы гражданам не было сделано от корыстолюбия подлых душ утеснения и угнетения». (Там же, стр. 164).
|
