|
Известный британский гитарист-виртуоз Аллан Холдсуорт скончался 15 апреля 2017 года. Ему было 70 лет. Родился музыкант 6 августа 1946 года в г. Брадфорд (Центральная Англия), умер от гипертонии в г. Виста (Калифорния, США).
А. Холдсурорт – уроженец Великобритании, но на протяжении последних нескольких десятков лет жил и работал в США. В 1970-х годах он, как гитарист, начал играть с группами, работающими в стилях прог-рок и джаз-фьюжн. Он известен по сотрудничеству с такими известными в свое время коллективами, как "Soft Machine", "Gong" и "U.K.". Считается, что Холдсуорт оказал влияние на ряд известных коллег. Знаменитые музыканты, в том числе и ученик Холдсуорта - Джо Сатриани, уже выразили свои соболезнования в связи с кончиной этого великого гитариста.
Представляем вашему вниманию интервью, которое музыкант дал более 20 лет назад.
Аллан Холдсуорт - один из немногих музыкантов, который, наряду с Фриппом и Маклафлином, может быть причислен к сонму великих гитаристов нашей эпохи. Его игра настолько завораживает, что хочется слушать еще и еще. В ближайшее время фирма Music Box планирует пригласить этого великого мастера современной гитары на гастроли в Россию, а пока предлагаем эксклюзивное интервью, которое Аллан дал Алексею Белову - одному из музыкантов группы "Парк Горького" - специально для журнала "Music Box".
Алексей Белов: Ну вот, мы в Вашей студии, Аллан. Первый вопрос: как Вы начали заниматься музыкой?
Aллан Холдсуорт: Я слушал музыку с самого раннего детства. Мой отец был пианистом. И у него было много пластинок. Также у него был друг, который интересовался электроникой. В 1968 году этот друг сделал одно из первых автоматических устройств смены пластинок. А когда мне было пять лет, он сделал мне маленький проигрыватель для пластинок. Я еще не умел читать, но просматривая пластинки, уже определял те, которые мне нравились по оформлению конвертов. В детстве я даже и не думал о том, что стану музыкантом. Просто любил слушать музыку, чувствовал как она влияет на меня и вызывает различные эмоции.
А.Б.: На каком инструменте Вы начинали играть?
А.Х.: На гитаре. Но вообще, когда мне было 14 лет, я очень хотел научиться играть на саксофоне. Я слушал как играют саксофонисты на пластинках, но этот инструмент был очень дорогим, и наша семья не могла позволить себе купить его. Поэтому когда мне было 16 или 17 лет, мне купили недорогую акустическую гитару Но гитара мне не нравилась, она просто валялась и никакого интереса к ней я не испытывал. Через несколько лет я все же выучил несколько аккордов и когда действительно этим заинтересовался, мой отец стал помогать мне. Он не знал гитарных приемов и разных хитростей, но у него были обширные музыкальные знания и опыт, поэтому он мог действительно здорово играть. Тогда у меня и в мыслях не было зарабатывать на жизнь музыкой, это было моим хобби.
А.Б.: Вы начинали на акустической гитаре, а как Вы переключились на электрогитару?
А.Х.: Опять-таки, благодаря одному из друзей моего отца, который сам делал усилители. Он купил у кого-то звукосниматель и поставил его на гитару прямо в отверстие. Я послушал и мне это понравилось. А через год я подумал, что мне нужна гитара по-лучше, я сказал об этом отцу и он купил мне Hofner, старый Hofner, с эфами. Мы поставили на нее звукосниматели и я играл на ней какое-то время, а потом увидел Fender Stratocaster и сразу понял: "О! - это то, что мне нужно!" И в конце концов, он у меня появился, но все это было давно.
А.Б.: А Ваши первые усилители?
А.Х.: Два первых усилителя сделал мне тот друг, про которого я Вам рассказывал, а уж третьим усилителем стал Hi Fi. Он назывался Dolsy 15 вт модель 26BQ5, но у него был слишком большой акцент на высоких частотах. Поэтому первым настоящим гитарным усилителем у меня был старый Gibson Herculles. Действительно хороший усилитель, я сейчас жалею, что не оставил его себе. Потом, через несколько лет, у меня появился VOX AC30. Сначала он мне понравился, но потом я понял, что Gibson лучше - у него был более характерный (индивидуальный) звук, но кто же мог знать тогда?
А.Б.: Где и с кем Вам приходилось играть на этих усилителях?
А.Х.: Больше времени я играл сам по себе, потом - с друзьями, играл в двух-трех рабочих клубах поблизости.
А.Б.: Какая это была за музыка?
А.Х.: Обыкновенная попса, ТОР 20 популярных песен из хит-парадов. Мы просто копировали ее.
А.Б.: В каком же году это было?
А.Х.: О боже! Даже не помню, где-то в 60-х.
А.Б.: Это времена Beatles!
А.Х.: Да, да.
А.Б.: Наверное, они как-то повлияли на Вас тогда?
А.Х.: Конечно, повлияли, но было много других групп, которые мне нравились больше. Вот сейчас я уже иначе оцениваю Beatles. Особенно с точки зрения их композиторских заслуг. Но тогда я слушал исполнителей, которые могли хорошо играть, а в Beatles, мне казалось, особенно никто ничего и не играл. Вот кто действительно сильно повлиял на меня вначале - это Shadows.
А.Б.: Какая работа была Вашей первой профессиональной?
А.Х.: Я играл с ансамблем в танцзале. В Англии существовала целая система залов "Месса" - в каждом городе своя большая танцплощадка, на которой играл местный ансамбль. Мы играли с одним моим знакомым, у которого была группа в городке Сандерленд (Sunderland), недалеко от города Ньюкасл (Newcastle) в Северной Англии. Ему понравилось, как я играю и он пригласил меня присоединиться к ним. Я подумал - неплохой шанс! Ведь днем я работал на фабрике. Может, это и не та музыка, которую я хотел играть, но я мог жить на это и практиковаться в игре каждый день. Поэтому, три или четыре года я играл там, потом в этом немного разочаровался, так как хотелось чего-то более серьезного. Я познакомился с саксофонистом из Лондона. Это Рэй Уорлей (Ray Warleigh). Он предложил мне жить в его доме, если я приеду в Лондон. Я позвонил ему через два года и спросил: "Ну ты как? Помнишь меня еще?" Он ответил: "Да, конечно помню, приезжай". И я поехал туда, жил у него, потому что у меня не было тогда достаточно денег, только гитара и чемоданчик. И первой серьезной работой в первой профессиональной группе была работа в "Tempest", команде Джона Хайсмэна (John Hiseman). Этот проект стартовал одновременно с группой "Soft Machine". Я также играл с "Soft Machine", но немного позже. Один парень из профсоюза музыкантов помог мне встретиться с ними. Вначале я играл как гость группы, вы знаете, у них не было гитариста, только два клавишника. Потом, после нескольких концертов "гостем", они пригласили меня в группу. И это была та музыка и та группа, в которой мне действительно хотелось играть. Позже я встретился с Тони Уильямсом (Топу Williams) и так, впервые, в середине 70-х я приехал в Америку.
А.Б.: Сколько работ вышло у Вас с Soft Machine?
А.Х.: Вместе мы работали около года и записали всего один альбом "Bundles". О!.. был еще один, но уже через много лет. В действительности, это была уже не группа "Soft Machine". Тогда она уже не существовала, мы просто собрались вместе.
А.Б.: А когда Вы приехали в Америку, с кем Вы там начинали играть?
А.Х.: Я приехал с твердым намерением создать свою группу, потом попробовал играть с Тони Уильямсом, затем вернулся в Англию и играл некоторое время с группой Goal. Потом принимал участие в записи пластинки Жан-Люка Понти (Jean-Luc Ponty) "Enigmatic Ocean". Затем я вернулся в Америку и работал с Биллом Брафордом (Bill Bruford). В это время сформировалась группа "UK", и я с ними тоже какое-то время играл. Мне нравилось, но как музыкант, я не был удовлетворен. Мне хотелось делать собственную музыку. А мне говорили: "Подожди еще, подожди..." Поэтому я прекратил сотрудничество с группой.
А.Б.: А может быть, стоило реализовать свою музыку внутри группы?
А.Х.: Нет. Они хотели делать более популярную музыку и тем самым найти более прямую дорогу к слушателю. Поэтому для меня там не хватало пространства для самовыражения. Я, конечно, мог играть соло, но я привык так контактировать с людьми в группах, что если я что-то делаю - это влияет на них, а то, что они делают, в свою очередь влияет на меня. Так у меня сложилось. Но в "UK" этого не было, и конечно, ничего страшного в этом нет - у всех групп разные подходы к творчеству.
В это время я встретил молодого барабанщика Гари Хазбэнда (Gary Husband), и у нас возникло желание работать действительно по-настоящему. Кстати, он играет на последнем альбоме "Hat-ha Area", Он потрясающий музыкант. В те времена мы сформировали группу, которая называлась False Alarm. Но потом мы поменяли название на I Or You, из-за того, что мы давали концерты, но не могли заработать этим деньги, так как за аппаратуру приходилось слишком много платить. И мы назвали группу I.O.U., как бы подразумевая, что ты играешь свою музыку, а на этом зарабатывают другие. Но к такой музыке в Англии не оказалось большого интереса, и мы готовы были уже отказаться от этого. Хотя я никогда не брошу играть то, что мне нравится. Я уже женился тогда и мне надо было кормить семью.
Потом я стал видеть себя на обложках американских журналов, таких как "Guitar Player", и убедился - Америка действительно большая страна, с большими возможностями даже для некоммерческой музыки. И когда мы собрались туда, «I.O.U.» было фактически трио: я, Гари Хазбэнд, Пол Кармайкл (Paul Carmichael). После нескольких концертов я пригласил петь Пола Уильямса. Мы давно знали друг друга, в Англии жили рядом, а затем он женился на американке и переехал в Калифорнию. Он позвонил нам и пригласил приехать сыграть несколько концертов. Потом мы случайно столкнулись с Марком Уорни (Mark Worney), у него была рубрика в «Guitar Player», не знаю как он сейчас, но тогда он переговорил с одним знакомым, чьи родители владели несколькими клубами в Сан-Франциско. Мы туда поехали, они согласились организовать концерты. Мы приехали и не поверили своим глазам – все билеты на нас были распроданы, не только в маленькие клубы, но и на 200-300 мест. Мы не ожидали такого. И тогда я подумал – может здесь наше место? Здесь так хорошо воспринимают нашу музыку.
В Англии, по сравнению с Америкой, реакция была просто нулевая. Ужасно вспоминать, но мы не могли никого заинтересовать тогда – я предлагал выпустить наш альбом там на любых условиях и бесплатно, но никто не хотел! Мы записали свой альбом всего за пару дней и свели его за два вечера. Я тогда продал две свои последние гитары, чтобы сделать сведение. Когда я приехал в Калифорнию, у меня даже не было гитары, но я встретил парня по имени Гровер Джексон (Grover Jackson), который делал гитары Charvel в начале 80-х. Тогда эти гитары действительно фантастически звучали. Этот парень сделал мне три отличные гитары, на которых я после долго играл. Мы так и остались выступать в Америке, поняв, что здесь для нас есть рынок слушателей. В наши дни это уже совсем не так, сейчас все стало сложнее. Очень многие клубы закрылись, особенно небольшие. Играя некоммерческую музыку, очень трудно подписать контракт с фирмой и многое другое. Поэтому последние несколько лет мы стараемся вернуться назад в Европу и заработать здесь интерес со стороны публики. Мы, например, почти не были во Франции и Германии. Мы были в Италии и там принимали нас замечательно. Мы иногда приезжаем выступать в Англию и реакция здесь совсем небольшая. Когда ты в Англии – ты никому не нужен, но когда ты возвращаешься с гастролями откуда-нибудь, им интересно придти на тебя посмотреть. В Англии все по-другому.
А.Б.:
Один из моих друзей видел, как Вы выступали в Финляндии вместе со Стэнли Кларком (Stanley Clark).
А.Х.:
Правда?.. А, это было давно. Мы открывали концерт перед Стэнли Кларком. Мы играли трио, с братьями Чедом и Бобом Уадкермэнами (Chad Wudkerman, Bob Wudkerman) на ударных и басе.
А.Б.:
Это было удивительно, но мой друг записал этот концерт на карманный SONY и привез мне эту кассету.
А.Х.:
Ну, это здорово. Это было в последний раз, когда я приезжал в Финляндию. А до этого я был там в 1972 году, мы никак не могли договориться с промоутерами. Однажды мы играли на границе Германии с Италией, и публика съехалась со всех концов Германии, чтобы только увидеть этот единственный концерт. Смешно, но они проехали многие мили, а мы никогда не могли договориться с промоутерами в Германии сделать там какие-либо концерты. Для меня это загадка, как многие люди узнали о том, что мы выступаем, а промоутеры – нет. К сожалению, именно от них зависит, приедешь ты туда или нет. Без промоутера ты не сделаешь ни шагу. А люди спрашивают на концертах: почему Вы не приезжаете к нам туда-то и туда-то?.. Боже! Да мы бы с радостью, но кто будет все это организовывать?
А.Б.:
Но Вашему менеджеру следует искать таких промоутеров!
А.Х.:
Это такая же проблема – промоутеры не знают, что такие как мы существуют. Мы как бы проваливаемся в неопределенность, а они просто не знают, к какому стилю нас отнести, что у нас за музыка. Она не слишком популярна, чтобы ее знать. Или даже некоторые слышали о нас, но не знают, что когда кто-то пробовал брать нас на концерты, залы всегда собирались полные. И тогда они говорили: «О! Мы Вас еще пригласим». Но кажется, мы выступаем только потому, что находятся такие из них, которые не боятся рискнуть с нами – в этом вся трудность.
А.Б.:
Все должно быть по-другому.
А.Х.:
О Боже! Я только и жду, что все изменится.
А.Б.:
На какой гитаре Вы играли после «Stratocaster»?
А.Х.:
Она у меня была совсем недолго, один богатый друг выкупил ее у меня, а я купил себе «Gibson SG Standart», и она у меня была в течение восьми лет. А потом у меня была «SG Custom», я играл на ней даже в начале 80-х. Потом я переключился на «Fender Stratocaster» с хамбеккерами, и по-моему, в середине 80-х, взял а руки «Steinberger». Я не думал, что «Steinberger» мне понравится, когда я впервые ее увидел, но когда я поиграл – я влюбился в эту гитару. Я понял, что никогда не буду чувствовать себя так с другой гитарой.
А.Б.:
Это была модель без головки грифа?
А.Х.:
Да, я играю на них с тех пор. У меня две такие сделанные на заказ из дерева. У меня также есть одна из пластика, но я играю на деревянных. Если бы мне опять дали «Stratocaster», я бы почувствовал, что я умираю. Я уже не могу без «Steinberger», они такие компактные, стабильные, у них очень большая мензура – 26 дюймов (66.04 см). Я люблю большую мензуру с тонкими струнами, а «Gibson» кажется сейчас очень маленьким для меня. Я попробовал играть на «SG», но не смог, слишком короткая мензура и совсем нет сустейна. Несмотря на то, что в прошлом большую часть времени я играл на «SG», сейчас мне ничего другого не нужно, кроме «Steinberger». Мне очень нравится эта гитара.
А.Б.:
Значит, сейчас Вы играете только на Steinberger с округлым корпусом и без головки грифа? Кто их изготовил?
А.Х.:
Их сделал вручную мастер, которого зовут Билл Дэрлэп (Bill Derlap). On обычный гитарный мастер, но сама конструкция разработана фирмой «Steinberger». И вся механика тоже «Steinberger», a он только сделал всю работу, связанную с деревом.
А.Б.:
Давайте вернемся к Вашим усилителям. Мы остановились на «VOX AC30». А на чем Вы играли затем?
А.Х.:
Я играл очень долго на «AC30», может быть 10 лет. Потом я стал играть на «Marshall», он мне очень нравился и это продолжалось до 1980 года. А потом я случайно услышал и был потрясен усилителями, сделанными Peter Hartley и Peter Tompson. Они назывались «Hartley-Tompson». Я никогда не слышал, чтобы полупроводниковые усилители так звучали. У них действительно приятный мягкий дисторшн, и если раньше мне приходилось включать нагрузку ля усилителя (load box) на лампах, то с этими усилителями этого не нужно делать. Потом, когда я приехал в Америку, то стал использовать усилители «Pierce», которые делал Дон Пирс (Don Pierce). Потом через два-три года я переключился на «Mesa Boogie» и играю на них до сего времени. Я очень счастлив с «Boogie». Эта фирма изготавливает такое разнообразие усилителей, все с абсолютно разными звуками – невероятно, что все это делает одна фирма. Если у вас есть «Marshall» - это здорово, но это всего один звук. А «Boogie» мне очень нравится тем, что у них такой спектр звуков!
А.Б.:
А Вы слышали последнюю юбилейную модель «Marshall»?
А.Х.:
Нет.
А.Б.:
Она очень близка по звуку к «Boogie».
А.Х.:
Недавно я попробовал усилитель Wagner «Ecstasy» - он звучал потрясающе. Но все же «Dual rectifier» фирмы «Mesa Boogie» - это последние усилители, которые я использую. Вы знаете, у каждого музыканта свой взгляд на эти вещи. Но за что я люблю этот усилитель – за прямоту и открытость звука, но при этом он как губка, имеет определенную эластичность. А у «Marshall» немного негибкая, застывшая природа звука. У «Rectifier» звук, не прощающий ошибок исполнителя. Я очень счастлив, что играю на таких усилителях сейчас.
А.Б.:
Расскажите о музыкантах, с которыми Вы играете. Менялись ли они в последнее время?
А.Х.:
Нет. В предыдущем турне это было. А сейчас в группе Гари Хазбэнд, Скули Сауэрсон (Scooly Swearson), Стив Хант (Steve Hunt) – те, кто записывал со мной пластинку «Heart-ha Area». Я очень люблю работать в постоянной группе, потому что если состав постоянно меняется, все начинает происходить произвольно, само по себе, работа не зависит от группы. Иногда из-за этого становится плохо, но потом понимаешь и говоришь себе – стоп! Все равно все идет само по себе и не зависит от меня. А сейчас я просто счастлив, что работаю с этими музыкантами.
А.Б.:
Давайте поговорим о Вашей студии. Я думаю, у Вас сейчас появилось еще много нового оборудования. Когда мы были у Вас в последний раз, у Вас тогда не было этих «ADAT»?
А.Х.:
Нет. Может я формировался как музыкант в 60-е годы, но тот звук был для меня просто потрясающим. Я использую очень давно одни из лучших микрофонных преампов, я модифицировал два из них, добавил функции «bypass» (т. е. выключения) эквалайзеров – но Боже! Как они звучат! Великолепно, и особенно здорово, что я могу смешивать томы барабанов на две дорожки.
А.Б.:
На Yamaha?
А.Х.:
Да, получается очень чистый звук, они очень малошумящие – эти преампы. Каждый стоит две тысячи долларов. Я пытался найти еще такие, но они стали очень едкими, почти раритетными сейчас. Помните, была попытка со стороны Yamaha сделать микшерские пульты с такими преампами, но вскоре они прекратили производство. Однако делали их в течение может быть двух лет, но цена была очень высокой, приблизительно пять тысяч долларов в 1982 году. Если Вы их откроете, то увидите полную изоляцию трансформаторов, bypass для EQ – они сверхчистые по звуку и у них 50В питания.
А.Б.:
50В?
А.Х.:
Да, две линии по 25В (+ / - 25В). Я такое видел только к фиомы Massenberg, у них + / - 28В.
А.Б.:
Интересно, а Вы удовлетворены мониторами Yamaha NS-40?
А.Х.:
Мне нравится NS-40, они звучат строго и конкретно, также как NS-10, и если при этом Вы сможете сделать свой звук хорошим, то на любой аппаратуре Ваша запись будет звучать так же хорошо или даже лучше. Проблема у NS-10 была в том, что в этих мониторах не было настоящих басов. А если Вы возьмете бас на частоте 40Гц, то Вы услышите эту частоту на NS-40. Если говорить о стандарте по высоким частотам, то все они имеют одинаковую «твердость», как NS-10. Вы получаете определенный жесткий звук и, возможно, следует быть осторожным с EQ. Но я выяснил, что этим мониторам можно доверять. Когда я делаю запись в своей студии, а потом слушаю ее где-нибудь еще, она звучит точно так, как я и ожидал. Раньше я использовал динамики, которые сами по себе звучали намного лучше, но сведения на них не звучали так же хорошо. Поэтому мне нравится NS-40. Я думаю, что наверное, привык к ним. Конечно, это мониторы не для того, чтобы слушать пластинки, а только для работы в студии.
А.Б.:
Я знаю, что у Вас в студии есть маленький усилитель SOVTEK (советский) ха-ха-ха!
А.Х.:
Да, а что? Он мне тоже нравится.
А.Б.:
Какие у Вас звукосниматели?
А.Х.:
Seymour Duncan.
А.Б.:
Когда мы были здесь в последний раз, я видел как Вы сами наматывали необходимое количество витков звукоснимателя.
А.Х.:
О, это не для звукоснимателя, а для Load box (нагрузка для усилителя).
А.Б.:
Какая у Вас модель Seymour Duncan?
А.Х.:
В сущности, они специально изготовлены для меня, хотя и Вы можете заказать такие же для себя на фирме.
А.Б.:
А. Б. Что они из себя представляют?
А.Х.:
Они почти как настоящие звукосниматели P.A.F., только с черным проводом, а не те, которые выпускаются сейчас с розовым пластмассовым проводом. Они со старомодной обмоткой, потому что так выглядели черные P.A.F. в старину, только вместо ряда винтов и магнитов – просто два ряда магнитов, и оба они регулируются по высоте. Эти звукосниматели имеют более линейное магнитное поле и, на мой взгляд, звучат даже лучше и сочнее, чем R.A.F.59г. У меня также есть старые звукосниматели Seflozo, которые снова стали выпускаться и подразумевается, что они такие же, как старые. И они действительно хорошо звучат, но те, которые у меня с двойными катушками, звучат лучше. Они звучат мягче. Кается, у них шире границы диапазона наверху и внизу, и по моему ощущению, они более линейные.
А.Б.:
Они наверное не очень напористо звучат?
А.Х.:
Совсем нет.
А.Б.:
Хотелось попробовать такой звукосниматель. А у меня много звукоснимателей Gibson и анне они очень нравятся. Раньше я играл на EMG, но они везде звучат одинаково, как синтезатор. А струны у Вас какие?
А.Х.:
Я использую La Bella, потому что они разрабатывали еще самые первые струны специально для Steinberger. Если у Вас Steinberger, нет струн лучше La Bella. К тому же, они ко мне хорошо относятся и делают струны по моему спецзаказу. Вы знаете, что это специальные двусторонние струны, поэтому важно, чтобы они были именно той толщины и фиксированной длины, которая Вам нужна. Раньше я играл на Ernie Ball. D'Addario тоже делает хорошие струны промежуточных размеров. Вы можете найти у них струны толщиной 0,18 или 0,185 или 0,19. Вместо первой струны Вы можете захотеть поставить 0,095, а не 0,10. Это здорово, но все же я использую La Bella.
А.Б.:
А какие медиаторы предпочитаете?
А.Х.:
Jim Dunlop, нейлоновые, толщиной 1 мм. Я не могу использовать пластиковые, потому что пластмасса дает свой призвук при ударе по струне, а нейлон молчит. Вы можете сделать с ним и «шумные» звуки, но если захотите, то не будет слышно как Вы ударяете по струне – это очень помогает играть легато.
А.Б.:
Вы используете определенные марки проводов? Ведь некоторые говорят – я не буду использовать ничего, кроме кабеля Monster.
А.Х.:
Нет.
А.Б.:
Какие колонки для усилителей Вы используете?
А.Х.:
Boogie rectifiers, по некоторым причинам у меня их несколько: с одним динамиком 12 дюймов, 2х12, 4х12, и все они здорово звучат с моей точки зрения, а 4х12 единственная колонка, которая звучит лучше, чем у Marshall. Мне вообще нравятся колонки Marshall, но не нравятся динамики, которые сейчас ставятся туда. Но колонки Boogie по размерам больше, чем Marshall.
А.Б.:
Какие Вы предпочитаете динамики?
А.Х.:
Я предпочитаю Celestion 91, специально выпускаемые для колонное Boogie. Вы их нигде не купите, только вместе с Boogie. Другой динамик, который мне нравится – Celestion K85. У меня также есть несколько старых динамиков Goodman.
А.Б.:
А Вы стали бы использовать старые маломощные динамики?
А.Х.:
У меня таких несколько, но их я ценю за качество чистого звука, но что касается искаженного звука – он у них такой серединный, без низа, не сфокусированный и обволакивающий. Поэтому для искаженного звука я предпочитаю современные динамики. Старые динамики имеют много «характера» в звуке, и 21 Celestion тоже довольно хорош. Но самые любимые их старых динамиков Goodman, они потрясающе звучат: объемно и плотно.
А.Б.:
В прошлый раз я видел странную колонку, которые Вы использовали при записи. Она выглядела как… настил из досок.
А.Х.:
Эта конструкция произошла от устройства, которое я сделал, когда мы или в нашем старом доме и я делал студию в гараже. Там не было достаточно места даже для усилителей, поэтому я сделал такую баночку что-то наподобие кофейной с динамиком посередине и микрофоном внутри. Я мог закрыть крышку и играть, а потом пропускал звук через нагрузочную коробку (Load box), поэтому и не требовалось играть громко. А когда мы перебрались играть в другое место, я сделал эту конструкцию из досок. Вы можете ставить в нее разные динамики, в то время как микрофон неподвижен. Но все же, лучшие результаты получаются, когда снимаешь микрофоном большую колонку. Поэтому это устройство – некоторое недоразумение. Все это требует доработки, но я все равно стараюсь что-нибудь придумывать.
А.Б.:
У Вас есть вокал на последней пластинке?
А.Х.:
Нет. Для меня это совсем другая работа. Это джаз. Совсем другая музыка. Это будет чисто джазовая пластинка.
А.Б.:
Когда она будет готова?
А.Х.:
Сейчас мы только приступили к ее сведения, но я хочу немного отдохнуть, прекратить работать на неделю, а потом вернуться и опять сводить ее.
А.Б.:
Вы имеете контракт на нее с какой-либо фирмой, или, может быть, просто контракт на ее распространение?
А.Х.:
Что касается этой работы, то у нас подписан контракт на эту единственную пластинку с японском филиалом Polydor. Но это мировой контракт, не только для японского рынка, и скоро она везде появится. Это первая пластинка, которую мы выпускаем на большом лейбле, с тех пор как мы выпустили «Turkey of Dream». Я очень счастлив, что многие наконец смогут ее найти и послушать. Не могу гарантировать, что так будет в России.
А.Б.:
Сейчас все пластинки доходят в Россию тем или иным путем.
А.Х.:
Ну, тогда все в порядке.
КОНЕЦ ИНТЕРВЬЮ
АЛЕКСЕЙ БЕЛОВ
Обновлено:
30 декабря 2017 г.
Окончено:
20 июня 2018 г.
|
