Альманах «Securg»
№ 3, март 2016 г.
ИНТЕРВЬЮ С КУМИРОМ
Репортаж Инессы Плескачевской
"ОМЕГА" И ЯНОШ КОБОР
В Венгрию меня ведет «Белая голубка». То есть не только она, конечно, но и она тоже. «Голубка» не всегда была белой. За четверть века (!) до того, как песню с таким названием записали «Скорпионс», ее сочинила и спела легендарная (многие говорят – культовая) венгерская рок-группа «Омега». Только у них песня эта называлась «Девушка с жемчужными волосами» и была с явным психоделическим налетом (а они еще удивлялись, что их не пускали в СССР!). Она стала одной из величайших рок-баллад в истории задолго до того как немцы, воодушевленные видом огромного стадиона, с обожанием смотревшего на солиста Яноша Кобора и подпевавшего ему, прямо в гримерке попросили разрешения ее «перепеть». Щедрый Кобор разрешил, и «Скорпионс» спели песню, посвященную борьбе за мир. У них был конкретный повод: сингл выпустили в помощь беженцам из Руанды. Шел 1995 год. Через пятнадцать лет в Шанхае во время Всемирной ЭКСПО-2010 я была на концерте «Руанда – земля процветания». Счастливый конец? Как бы не так. Как показывает кризис с беженцами, захлестнувший Европу, у этой истории нет конца: закончившись в одной стране, на одном континенте, она начинается где-то с белого (прости, голубка!) листа. О мигрантах будет говорить и Янош Кобор, и Ливиус Дюлаи.
Лучший рок при социализме создавали в Венгрии, а лучшей венгерской рок-группой была «Омега». «Венгрия действительно была самой сильной рок страной в социалистическом лагере, – говорит сегодня Кобор. – Даже не знаю, почему режим Кадара (Янош Кадар руководил Венгрией с 1956 по 1989 год – И.П.) оказался таким легким для рока». А ведь еще были любимые многими рок-группы «Неотон» и «Локомотив ГТ».
«Омега» родилась в 1962 году, они на пару месяцев старше «Роллинг Стоунз», а Янош Кобор на несколько месяцев старше Мика Джаггера: «Пока он выступает, я тоже буду выступать». Международный успех пришел к «Омеге» в 1968 году. Гастроли в Великобритании были настолько успешными, что за кулисы знакомиться с «красными рокерами» приходили впечатленные Эрик Клэптон и Джордж Харрисон. На прославленной «Битлз» студии «Эбби-роуд» «Омега» выпустила свой первый альбом на английском языке Omega Red Star from Hungary («Красная звезда Омега из Венгрии»). Всего группа продала около 50 млн. пластинок. Для красных рокеров – феноменальный успех, который никто не смог повторить.
С Яношем Кобором мы встретились в день, когда «Омеге» исплнилось 53 года, самому Кобору – 72, но в это трудно поверить. Говорит, что чувствует себя лет на 20 моложе – в это поверить легче. У него волосы цвета белого жемчуга, длинные, как и в молодости. Отказ подстричься стоил ему когда-то гастролей в СССР. Хотя, конечно, не только в волосах было дело.
- Так почему вы так и не выступили в СССР?
- Каждый год с начала 1970-х руководитель Госконцерта прилетал в Будапешт на наш большой стадионный концерт в сентябре. После концерта он всегда был полон энтузиазма: «О, это было фантастическое шоу, вы должны приехать. Но не с этой программой, конечно, может быть, года через два…». Но мы так и не выступили в СССР. Хотя другие венгерские группы выступали – правда, они постригли волосы и все такое. Мне говорили, что если я буду выступать в СССР, то не должен брать микрофон со стойки, не должен ходить с ним по сцене, что мы должны перевести слова всех песен. А мы ответили, что поем по всему миру на венгерском, публике так интереснее. Мы ведь не писали тексты, которые затрагивали политику – это было бы неприемлемо. Мы четко знали границы, за которые не могли выходить. Для нас это не было проблемой, мы не были революционерами. Мы играли венгерский рок-н-ролл и не интересовались политикой. Но для Советского Союза и это было слишком. Для Польши это не было проблемой, в ГДР нас приняли, а вот с Чехословакией после 1968 года были проблемы: с середины 1970-х там мы не выступали ни разу.
- А как насчет цензуры?
- Была, но не слишком сильная. В то время мейнстримом были не концерты, а записи. И перед тем как мы исполняли что-то на концертах, это уже было записано, и цензура была именно там, в студии звукозаписи. Мы и сами не хотели оказаться вовлеченными в политику. Мы много бывали на Западе, видели существующие там проблемы, хотя, конечно, там было в десять раз лучше, чем у нас за железным занавесом. Мы никогда всерьез не думали о том, чтобы остаться, хотя у нас были огромные возможности, когда мы работали в Западной Германии или Англии. Я думаю, что для людей в правительстве самой большой проблемой было, когда мы выступали за пределами социалистического блока – в Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Скандинавии. Они ведь на самом деле не знали, что мы там делаем. У нас никогда не было сопровождающих, мы были одни – именно поэтому они и не знали. Они, конечно, знали, что мы записываем альбомы, даем концерты. Но что мы делаем два месяца в Западной Германии? О чем говорим? Но у нас хватало ума, чтобы не делать вещей, которые в Венгрии были бы неприемлемы.
- В Советском Союзе играть рок было не просто, потому что многие люди в правительстве думали, что рок опасен для социализма. Но при этом рок-музыканты были влиятельными людьми, они реально влияли на то, что люди думают. В Венгрии было нечто подобное?
Вместо ответа Янош Кобор открывает буклет, который подарил мне вместе со своим диском «Ораториум». «Омега» впервые побывала в Москве в 2013 году, причем всю жизнь отказывавшийся летать самолетами Кобор на этот раз полетел. Кроме концерта и огромного успеха его ждал большой (чтобы не сказать – ошеломительный) сюрприз: орден от Русской православной церкви.
– Этого никто не ожидал, и для нас это было событие. Митрополит Илларион сказал, что это награда за то, что в 1970-е годы для молодых советских людей «Омега» была символом свободы. Мне сказали: «Вы передали послание свободы в своей музыке даже без своего физического присутствия». Потому что на самом деле по Советскому Союзу циркулировало огромное количество наших записей, все знали эту музыку, и, даже не понимая венгерский язык, ощущали, что это нечто, связанное со свободой, свободным сознанием.
- Получается, правительство было право, когда запрещало рок-группы?
- Они были правы, когда боялись рок-музыкантов. Мы никогда не хотели выходить на радикальный уровень, это уже политика. Но мы, конечно, знали, что наше влияние огромно, и знали, что это большая ответственность. В разных странах был допустим разный уровень свободы. В Польше можно было делать все, в Чехии – тоже, но там было специфично, а в Словакии и Румынии было очень трудно играть. Место, в котором мы никогда не могли играть в Румынии, Трансильвания. В Словакии мы не могли играть на бывших венгерских территориях. И, конечно, ГДР всегда была очень специфической. И когда мы стали очень популярными в Западной Германии, нам больше не разрешали играть в ГДР.
- А знали ли вы в 1970-1980-е о своей популярности в СССР?
- Да, но не так сильно, как в тех странах, в которых выступали. Но когда директор Госконцерта приезжал специально на наши концерты, мы понимали, что что-то происходит. Потом наши друзья, которые бывали в СССР, люди, которые приезжали оттуда, рассказывали, что наша популярность там была огромной.
- Вы были уже вполне зрелым и состоявшимся человеком и знаменитым певцом, когда в 1989 году произошла революция. Какие тогда были ожидания и мечты?
- Для нас события 1956 года были уроком: против Красной армии нет шансов. Революция 1968 года в Чехословакии была еще более опасной, особенно для СССР, потому что тогда в социалистических странах было огромное желание свободы. Мы написали две песни о той ситуации, обе против силового решения. Мы надеялись, что это не закончится войной. Потом у вас началась перестройка, и мы стали смотреть на это с большой надеждой: играть рок-н-ролл в Венгрии было уже не опасно, мы думали, что теперь сможем сыграть в Советском Союзе. Но когда революция все-таки произошла, это стало большим сюрпризом. Честно скажу: в 1989-м я не понимал – это конец системы или шутка. Только в середине 1990-х мне стало ясно, что что-то произошло. И только через 20 лет мы смогли выступить в бывшем СССР, в Москве.
- То есть в советское время вы не гастролировали в Советском Союзе потому, что были слишком капиталистическими, а после 1989-го не могли поехать в Россию потому, что были слишком социалистическими?
- Да, или потому, что было сложно понять, какое будет влияние. С поющими по-английски группами было все понятно, там не было проблем. Мы много играли вместе со «Скорпионс» после падения стены, и они нам говорили: «Выступать в России так хорошо». Но нам не разрешали там выступать. Только в 2013 году мы смогли выступить в Москве. Это был большой успех, полчаса люди скандировали «Спасибо!» («Спасибо» он говорит по-русски и счастливо улыбается).
Янош Кобор признается, что всегда хотел быть на международной сцене. Вернее, сначала он думал о международной арене: был спортсменом, бегал стометровку: «Я планировал участвовать в Олимпийских играх-1964 в Токио. Но я знал, сколько нужно работать, чтобы – только возможно! – туда попасть». Заниматься музыкой показалось делом более простым. «Когда я получил диплом, у меня был выбор – проектировать здания в духе социалистического реализма или играть рок-музыку по всему миру, – рассказывает Кобор. – Но и спортивный этот характер у меня остался: быть не только чемпионом страны, но чемпионом Европы или олимпийским чемпионом. Это замечательно – иметь золотой альбом в Венгрии, но куда круче – получить золотые альбомы в Западной Германии, Великобритании, Швейцарии и Скандинавии».
- Один из самых известных ваших хитов – «Девушка с жемчужными волосами». Вы не устали ее петь? Вы ведь делаете это уже 45 лет.
- Может быть, уже 50 тысяч раз спел, даже не знаю. Но – нет, не устал. Мы знаем, что это большое удовольствие для аудитории, они ждут эту песню, и мы должны ее спеть. Поэтому я должен ее любить. И я ее люблю, хотя иногда забываю текст. Но это, конечно, всегда кульминация концерта. В конце мы всегда поем три наших самых больших хита, и лучший, конечно, «Девушка с жемчужными волосами».
- О вашей программе «Ораториум». Это новая программа о жизни, смерти, религии. Почему вы решили ее сделать?
- Потому что мы очень старые (усмехается). Мы должны думать о том, что нет ничего бесконечного. К тому же в церкви мы гораздо ближе к аудитории, чем на стадионе, и нам это интересно – видеть глаза. Наш возраст, конечно, не единственная причина, но она есть. Сейчас мы готовим новый альбом Testament (Завет), молодому человеку писать завещание странно, а нам – в самый раз. Нас время подгоняет, его не так много осталось. Так что у нас большие планы, мы планируем концерты, которые будут интересны всем бывшим социалистическим странам. В Венгрии статуи Макса, Энгельса, Ленина и прочих не были уничтожены, их собрали в один большой парк, он называется «Мементо». Мы решили дать среди этих статуй концерт для молодых, настоящий хэппенинг. Очень хорошее место, в два раза больше футбольного стадиона, а вокруг – все эти статуи. И с датой определились: это может быть только 1 мая.
- Раньше это называлось маевка.
- Точно! Это будет маевка!
- Что такое венгерский национальный характер?
- Я не знаю, сколько их на самом деле было, когда они пришли в Венгрию тысячу лет назад. Может быть, 10 тысяч, вряд ли больше. Через 200 лет пришли татары, потом турки. Настоящих венгров было очень-очень мало после турок. Потом пришли новые немцы, новые славяне – с запада, с востока. Так что настоящие венгры – очень смешанное население. Я думаю, что всего 1-2% могут сказать: моя семья пришла с Арпадом. Это хорошо – быть такой очень смешанной нацией. Из этой смеси выходили очень талантливые люди. Но, конечно, и большая вероятность для возникновения конфликтов внутри страны. В наши дни это более важно. Потому что очень трудно решить, кто есть настоящий венгр. Проблема в том, что Венгрия – очень маленькая: в Европе живет 500 млн. человек, а венгров всего 10.5 млн. Единственная возможность для Венгрии, я считаю, это быть частью большой Европы. При социализме для нас не было проблемой, что мы не были независимыми. Для Венгрии это всегда было нормой: кто-то там правит, а мы часть этой структуры. Это были Габсбурги, турки, русские. Для 10 млн. человек это нормально. Но сейчас, я думаю, мы снова в нашем географическом положении – не в лучшем месте, потому что вся новая миграция идет через Венгрию. Это может быть очень большой проблемой. Это, конечно, не война, но очень, очень большая проблема».
Более жестко о миграционном кризисе выразился один из самых знаменитых (да, в этой поездке мне везло со знаменитостями) аниматоров социалистической Венгрии Ливиус Дюлаи, когда мы говорили о венгерском характере: «Настоящий венгр впадает в крайности. Если он грустен, тогда ревет, мы даже говорим, что венгр веселится плача. А если он воодушевлен, тогда все, что угодно, сделает и ничто его не устрашит: надо в огонь – пойдет и в огонь. Венгерская нация формировалась в окружении очень большого количества других народов. Очень много воздействий было оказано на венгров. Нам всегда немножко переламывали хребет, и это длится по сегодняшний день. Особенно сейчас, когда в Европе началась эта далеко не шуточная ситуация с мигрантами, нельзя делать вид, что ничего не происходит. Тут речь о судьбе Европы. Это татарское нашествие».
И Янош Кобор, и Ливиус Дюлаи награждены самой весомой в Венгрии наградой в области культуры – премией Кошута (да, это тот самый журналист, политик и революционер, который еще в 1844 году призывал “Покупайте венгерское!», о чем я писала в четверг). Но это не единственное, что их объединяет.
Источник:
secyrg.livejournal.com
(сайт временно не работает)
Опубликовано:
12 марта 2019 г.
|