|
Глава 5.
На улицах Одессы
Стр. 52
- Помоги, господи. Иван Прохоров приступает к своему труду.
С этими словами отставной боцман Иван Прохорыч Прохоренко перекрестился и вышел на черный двор, где действительно все готово было к началу работы.
В последнюю войну Иван Прохорыч служил боцманом шлюпа «Дерзновенный». Схватывался с противником не раз, в одной из таких стычек осколок ядра угодил боцману в колено. Иван прохорыч охромел, вышла ему чистая отставка, правда, с пенсионом. Отплававший и отвоевавший моряк бросил якорь в домике вдовы Погожевой, сочетавшись с нею законным браком. Домик стоял на Канатной улице, само название которой показывало, чем занимались ее обитатели. Почти каждый держал мастерскую, изготовляя тросы, концы, лини, шкерты и прочее, употребляющееся на кораблях и судах, а также веревки, известные каждому на сухопутье, но неведомые морякам. Существовал промыслом этим покойный супруг вдовы, занялся тем же Иван Прохорыч. Благо, ремесло близкое, за три десятка лет морской службы изученное досконально. Выходя на черный двор, в мастерскую, где неторопливо вращались большие колеса, ссучивающие желто-соломенного цвета каболку в тугую прядь, Иван Прохорыч с удовольствием вдыхал знакомые запахи смолы, кудели, дерева, будто и не покидал никогда палубу корабля. Сердце лежало к делу, и дела у Прохорыча, как звали его в дому и в округе, шли хорошо.
Повезло и в браке. Прежний-то у Марьи Дмитриевны, греха таить нечего, запивал, выпивши бывал буен, поколачивал благоверную. Овдовев, замуж она шла с большим разбором и опаской, потому как без мужского глаза заведение пропадет, женщине не доглядеть. Выйдя за Прохорыча, ни разу об том не пожалела. Наружность, правда, у нового спутника жизни была грозной: роста пусть невысокого, а сложением крепок, будто из одних жил свит, лицо темно-багровое, всеми ветрами обдутое, в одном ухе серьга медная, другого и вовсе нет – турка-янычар кривою саблею, ятаганом, напрочь отхватил; голос, несмотря на хриплость, славился язычностью. При столь страхолюдном обличье муж оказался покладистый. Выпивать, конечно, выпивал – без того нельзя мужчине, однако в пределах. Ни пьяный, ни трезвый руку поднимать на Марью Дмитриевну обыкновения не имел. Она, в свою очередь, как женщина умная и имеющая опыт в браке, старалась супругу перечить пореже.
К Канатной улице примыкала Пушечная, неподалеку были Кузнечная, Ремесленная – окраины Одессы, зарабатывающие кусок хлеба соленым трудом. Окна домов теплились задолго до рассвета, кончалась рабочая пора поздно к ночи. Знали тут вес и слову и делу, ценили не род, не знатность. Прохорыч пользовался непререкаемым авторитетом. Его часто посещала важная персона – одесский портовой боцман Джиджи-Мокки, пришелец неясной национальности, неведомо какими шквалами занесенный из далеких морей к русским берегам. Летними вечерами Прохорыч и Джиджи-Мокки любили посидеть над обрывом, в который упиралась (и сейчас упирается) Канатная улица. Покуривая трубки, глядели на корабли, на порт, который отсюда виден отлично, вспоминали прошлое, посмеивались над новым поколением моряков: «Разве так перлинь заводят!? Э-эх!»
ГЛАВА 6.
ТИХОЕ ЖИТИЕ
|
