|
Берегитесь… чтобы эта свобода ваша не послужила соблазном для немощных.
1 Кор., гл. 8, ст. 9
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Стр. 3
Широкий бульвар тянется через центр города. По обе стороны от него имеются проезжие части, по ним проносятся автомобили, стараясь обогнать друг друга и неохотно притормаживая возле светофоров.
Бульвар очень старый. Первые дорожки были разбиты и обсажены деревьями еще в середине прошлого века. Конечно, те, первые деревья большей частью уже погибли, но их постепенно заменяли новыми, и бульвар не старел.
Раньше здесь гуляли днем бонны и гувернантки с детьми губернских чиновников и почетных граждан города, а вечером бульвар заполнялся нарядно одетой публикой.
Прогуливались офицеры с дамами, чиновники в парадных мундирах с реалиями, выставляющими напоказ их чины и заслуги, под ручку с женами в пышных шляпках и длинных платьях. Иногда в этой толпе шныряли гимназисты единственной в городе гимназии, но они чувствовали себя здесь не слишком уютно. Не ровен час, где-нибудь вдруг мелькнет долговязая фигура директора гимназии – седого, в пенсне, поблескивающем металлической оправой, и с толстой палкой, украшенной серебряным набалдашником…
Нет-нет, сам директор гимназии не бил палкой своих провинившихся подопечных. Но он неизменно вызывал на следующий день для внушения родителей гимназистов, застигнутых им на вечернем гулянье на бульваре. После восьми вечера гимназистам запрещалось появляться в публичных местах даже в сопровождении взрослых.
Со временем облик бульвара изменился. Исчезла нарядная публика. Кто погиб на фронтах, кому удалось бежать в более цивилизованные страны. А кого-то настигло неумолимое пролетарское классовое возмездие…
Вместе с прежней публикой мог погибнуть и бульвар. Стали чахнуть деревья, на зелени газонов появились унылые проплешины, поник кустарник. Как будто бульвар тосковал по тем, к кому привык за долгие десятилетия.
Потом наступили новые времена. Жизнерадостные комсомольцы вскопали тут землю в очередной субботник или воскресник, подвязали кусты и посадили новые деревца взамен засохших. Простым, темным людям несвойственны сомнения, а молодости вообще присуща самонадеянность, поэтому комсомольцы тридцатых годов не сомневались, что бульвар их родного города воскреснет. Вероятно, им удалось заразить этой убежденностью и сам старый бульвар. Сначала он им не верил и все продолжал чахнуть и погибать на глазах. Но пришла весна – и бульвар ожил…
В тридцатые годы власти очень любили парки и бульвары, заботились о них. По праздникам там играли духовые оркестры, взвивались в небо цветные шары, и красноармейцы танцевали с фабричными работницами в платочках… Чем беспощаднее становились репрессии против народа, тем веселее проводились гулянья в парках среди свежей зелени.
Теперь, конечно, все изменилось. Это был самый обычный бульвар в центре самого обычного областного города.
Деревья росли исправно, кусты зеленели, когда им положено, и по бульвару днем ходили деловые люди с портфелями, а вечером – компании подвыпивших подростков.
С детьми тут теперь не гуляют – слишком много машин кругом.
Человек среднего роста, с маленькими, аккуратно подстриженными щегольскими усиками появился на этом бульваре в четырнадцать тридцать.
День выдался теплый – сентябрь в этих краях часто бывает «бабьим летом», - поэтому на человеке не было плаща, только скромный серый костюм и серый же галстук с однотонной кремовой рубашкой. На нем были ботинки фабрики «Ленвест» - не слишком новые, но и не заношенные.
Что может быть скучнее такого облика? Да никто и не посмотрит на этого прохожего. Сорокалетний дядька, заурядно одетый, с невыразительными глазами, с внешностью, которая является абсолютно типичной для человека среднего класса.
Кто он? Стоит лишь мельком взглянуть на него – и всякий, даже не очень наблюдательный, человек ответит: если инженер – то старший или ведущий. Если педагог – то директор школы. Если чиновник – то зам. Завотделом. У всех подобных людей внешность и человеческий тип одинаковы. Люди выше или ниже рангом обычно выглядят более колоритно, с большей долей индивидуальности.
Человек вышел на бульвар, прошел по нему несколько шагов и взглянул на часы. У него еще оставалось время, и он не собирался убивать его на бульваре. Поэтому, удостоверившись, что прибыл на место вовремя и даже несколько раньше положенного, он перебросил тяжелый «дипломат» из одной руки в другую и решительно перешел проезжую часть, направившись в маленькое кафе.
Кафе теперь все частные, даже в провинции, и потому там рады каждому посетителю, не устрашившемуся их цен.
- Вина? – спросил продавец, поглядев на одинокого мужчину с усиками. Он уже потянулся к бутылке «Алазанской долины», но посетитель покачал головой и повел глазами в сторону бутылок с лимонадом.
Он взял стакан лимонада, сел за столик и просидел так, молча и почти не шевелясь, двадцать минут. Он не курил и не смотрел по сторонам.
Если бы к этому посетителю кто-нибудь пригляделся, то заметил, что он находится в оцепенении. Он сидел неподвижно, однако глаза его все время беспокойно моргали, а зрачки уставились в одну точку прямо перед собой. Между ног он неловко и неудобно держал поставленный на пол «дипломат».
«Подшитый», наверное, - подумал продавец, взглянув на странного посетителя. – Спиртное не пьет, а зачем тогда в кафе заходить? Водички моно и на улице попить, у любого киоска. Да и держится слишком напряженно. Нет, наверняка «подшитый»… Пить нельзя, вот он и страдает с лимонадом».
Продавец думал об этом с отвращением, а о самом посетителе – с брезгливостью. Сама мысль о «подшитии» ему была омерзительна – ведь его жена уже полгода заставляла его пойти наконец «подшиться» и прекратить мучить семью…
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Обновлено:
14.05.2020 г.
|
