1.
НЕОЖИДАННОЕ НАЗНАЧЕНИЕ
Стр. 3
В сентябре 1722 года унтер-лейтенант Алексей Ильич Чириков, только что вернувшийся из плавания по Балтийскому морю, получил указ: явиться в Адмиралтейств-коллегию немедленно.
Адмиралтейств-коллегия была морским министерством того времени и ведала всеми делами российского флота. Она приказывала строить корабли, назначала моряков на новые должности, повышала в чинах за заслуги, отдавала под суд за проступки. И когда морского офицера вдруг требовали в Адмиралтейств-коллегию, он нередко шел туда с напряженным ожиданием, а подчас и с тревогой: новое назначение или строгое взыскание за какую-либо вину могло вдруг изменить его судьбу.
Но на этот раз в указе было прямо сказано, зачем вызван унтер-лейтенант Чириков: Адмиралейств-коллегии понадобился искусный офицер для обучения гардемаринов – учеников, оканчивающих Морскую академию.
Алексею Ильичу недавно исполнилось девятнадцать лет. Он сам всего полтора года тому назад окончил Морскую академию и «за отличные успехи в науках» был произведен не в мичманы, как другие гардемарины, а прямо в унтер-лейтенанты.
Некоторые ученики Морской академии были старше, чем этот юный унтер-лейтенант. Однако он, несмотря на молодость, считался знающим и надежным морским офицером.
В Адмиралтейств-коллегии заседали адмиралы и заслуженные капитаны. Лни привыкли поступать осмотрительно и потому решили, что надо хорошо проверить, насколько основательно Чириков знает навигацию.
Старому профессору Морской академии Андрею Даниловичу Фарварсону велели проэкзаменовать унтер-лейтенанта. Фарварсон удостоверил, что Чириков действительно знает морские науки.
Алексей Ильич получил приказ обучать гардемаринов.
Думая о предстоявшей службе в Морской академии, он невольно вспомнил свое учение. Чириков прошел суровую школу, перенес немало лишений и привык упорно трудиться, овладевая знаниями, которые нужны будущему моряку.
Алексей Ильич был сыном небогатого дворянина. Его отец имел всего двадцать крестьянских дворов и жил не на доходы от труда крепостных, а на жалованье, которое получал на военной службе. Он служил комендантом где-то на Украине, а сына Алешу отослал для учения в Москву, в семью своего брата Ивана Родионовича.
У Ивана Родионовича был сын Ваня, ровесник Алеши, и мальчики могли учиться вместе.
Царь Петр Первый строго требовал, чтобы все дворяне отдавали сыновей с двенадцати лет в учение, а затем на государственную службу.
Алеша Чириков жил в Москве, когда ему исполнилось двенадцать лет. Выполняя царский указ, его дядя решил отдать обоих мальчиков, сына и племянника, в школу математических и навигацких наук.
Алеша уже знал грамоту и сам подписал прошение, в котором было сказано, что он желает «тое науки восприять».
Школа помещалась в большой каменной башне с обширными пристройками, стоявшей у Сретенских ворот. Раньше там держал караул стрелецкий полк, которым командовал полковник Сухарев. И хотя стрелецкое войско уже давно было распущено, все по-прежнему называли это здание Сухарева башня.
Дом дяди Алеши Чирикова находился на другом конце города, за Пречистенскими воротами. Время было зимнее, конец января. Солнце вставало поздно, а учение начиналось рано. И каждый день в утренних сумерках мальчики ехали в санях через весь город, по извилистым московским улицам к Сухаревой башне.
В школе учились сыновья дворян, мелких служащих – подьячих, солдат и других людей «разного чина», то есть различных сословий. В низших классах они вместе обучались арифметике.
Но потом их пути расходились. Сыновья подьячих, солдат и других простых людей обычно учились лишь в низших классах – письму и цифири, то-есть арифметике, потому что могли сделаться только мелкими служащими московских казенных учреждений.
А сыновья дворян обучались дальше – геометрии, навигации, то-есть мореплаванию, и другим наукам, так как со временем им предстояло стать командирами на морской или сухопутной военной службе.
Алексей Чириков недолго проучился в Сухаревой башне.
Шел 1715 год. Россия вела упорную войну со Швецией. Шведское войско уже не смогло окончательно отправиться после Полтавской битвы. Но на Балтийском море шведские военные корабли еще долго были грозной силой. Однако в июле 1714 года молодой русский флот нанес тяжелое поражение шведской эскадре при мысе Гангут.
Теперь новой русской столице Санкт-Петербургу совсем перестала угрожать какая-либо опасность. Петр Первый начал переводить в Петербург те правительственные учреждения, которые еще оставались в Москве.
Петр хорошо понимал, что военно-морское училище лучше всего поместить в городе, который стоит у самого моря. Поэтому осенью 1715 года он велел открыть в Петербурге училище – Морскую академию – для подготовки моряков.
Учителя, обучавшие в Москве школьников навигации, получили указ переезжать в Петербург. Ученики-дворяне, пригодные для морской службы, должны были без всяких отговорок отправиться из Москвы в новую столицу.
Алеша и Ваня Чириковы тоже навсегда уехали из московского дома.
В тот день, когда они выехали за Тверскую заставу, от которой начиналась дорога в Петербург, как будто сразу кончилось их детство.
Алексей Чириков на всю жизнь запомнил ту минуту, когда возок, в котором он сидел с двоюродным братом, подъехал к зданию Морской академии.
У ворот высокой ограды стояли на карауле двое юношей и держали у левой ноги длинные ружья – мушкеты с примкнутыми штыками. А через ворота виден был во дворе небольшой двухэтажный каменный дом с таким же караульным у входной двери.
Караул держали ученики Морской академии – гардемарины.
Алексей Чириков вскоре узнал, что «гардемарин» слово французское и значит морской гвардеец.
Первым директором Морской академии был французский моряк Сент-Иллер. Он ввел в обращение два французских слова – кадет, то-есть младший, и гардемарин.
Сент-Иллер оказался вздорным и неуживчивым человеком. Петр скоро это понял и велел:
- Прихотей Сент-Иллера впредь не терпеть. Уволить его, пусть едет, куда захочет.
А слова «кадет» и «гардемарин» остались. Кадетами стали потом называть младших, а гардемаринами – старших, уже заканчивающих обучение учеников военно-морской школы. На первых же порах называли гардемаринами и юношей и подростков, которые, обучаясь в Морской Академии, одинаково служили в строю.
Они были разделены на бригады, которыми командовали офицеры. И Алексей Чириков тоже должен был проходить солдатскую службу в своей бригаде – маршировать, делать «ружейные приемы», подолгу стоять на посту в любую погоду, днем или ночью.
В новом училище – Морской академии – были введены такие же порядки, как на военной службе, и установлена та же строгая дисциплина.
Вместе с учениками, присланными из Москвы, были определены в Морскую академию и сыновья дворян, живших в своих поместьях. Среди них особенно часто встречались подростки и юноши, привыкшие жить по своей воле и не желавшие учиться.
- Дома – как хочу, так и ворчу. А в людях – живи, как велят, - рассуждали они и норовили отсидеться в дальних отцовских усадьбах.
Царские указы угрожали суровым наказанием и конфискацией имения тем отцам, которые, вырастив невежд и лентяев, укрывали их от учения и службы.
Дворяне поневоле привозили сыновей в Петербург и определяли их прямо на военную службу или отдавали учиться в Морскую академию. Но они и там продолжали лениться.
Сыновья знатных людей гордились своей фамилией, задевали тех, кто победнее, не хотели слушаться учителей.
Петр предвидел это и заранее приказал:
«Для унятия крика и бесчинства выбрать из гвардии отставных, добрых солдат. Быть им по человеку во всякой каморе во время учения и иметь хлыст в руке. И буде кто из учеников будет бесчинствовать, оным бить, несмотря какой бы он фамилии ни был».
И все же только с большим трудом удавалось сохранять порядок.
В классах учили геометрии, географии, науке мореплавания. Гардемарины должны были знать и начала астрономии настолько, чтобы могли потом во время плавания определить по положению звезд при помощи особых приборов, где находится судно. Их подробно знакомили с устройством корабля и его снастями, , обучали артиллерии и показывали, как надо возводить укрепления, если придется сражаться на суше.
Учиться было очень трудно. По некоторым наукам еще вовсе не было учебников. А те учебные книги, которые имелись, были написаны так, что приходилось биться почти над каждой фразой, чтобы понять ее смысл.
Алексей Чириков с охотой брал учебник географии Варениуса и с интересом рассматривал затейливо напечатанный заглавный лист. А когда начинал читать, спотыкался на первой же фразе:
«Вся сия вещей повсеместность и обдержность, которую миром и вселенною нарицать мы обыкли, от многа уже времени, общим человеческим согласием, разделена была на земноводной круг и на небо».
Он пробовал читать дальше, потом возвращался к первой фразе и угадывал, что в начале книги сказано: вселенную принято разделять на поверхность земли, которую описывает география, и небо с его светилами, изучаемое астрономами.
Иван Чириков учился посредственно. Он не выделялся среди прочих гардемаринов и потом стал морским офицером, ничем не заметным.
А Алексей Чириков оказался любознателен и настойчив. Когда другие, махнув рукой, бросали чтение, он продолжал вчитываться в длинные, запутанные фразы учебника, терпеливо отыскивая их смысл.
Учение в новой школе было еще во многом не налажено. Гардемарины мерзли в нетопленном помещении, а подчас и недоедали.
Война со Швецией стоила дорого. Много денег требовалось и на разные новые учреждения, которые вводились в то время.
Деньги на содержание Морской академии отпускались не в первую очередь. Ее казна – большой, окованный железом сундук, у которого по очереди стояли на карауле гардемарины, - нередко пустовала.
Из морской академии посылали Петру донесения:
«Верхние палаты без печей, починить нечем, да и дров купить не на что».
«Офицеры и профессора безотступно жалованья просят и докучают, а тех денег нет».
Эти жалобы подолгу оставались без ответа.
Алексей Чириков переносил невзгоды стойко. Он был слабее здоровьем, чем многие его товарищи. Но когда нужно было преодолеть трудное, он как будто собирал все силы и сосредоточивал их на предстоявшем деле. Оттого так и получалось, что в учении он продвигался вперед успешнее других, а когда случалось терпеть холод и голод, оказывался выносливее своих товарищей.
Морская академия стояла около берега Невы. Вблизи академии начинался укрепленный земляной вал с воротами. Над ними возвышалось каменное здание с башней, в которую были вделаны часы. А внутри вала на берегу Невы находились верфи, где строились новые корабли. Оттуда доносился стук топоров и молотков, скрип пил, лязг железа.
В каменном здании с башней помещалась Адмиралтейств-коллегия, и все это место, с трех сторон опоясанное валом, а четвертой стороной выходившее на реку, называли одним словом – Адмиралтейство.
В Адмиралтействе и около него, на пустырях и прилегающих к нему улицах, находились амбары с разными материалами, нужными для постройки кораблей, склады леса и пеньки для канатов, кузницы и разные мастерские.
Всюду трудились работные люди, крестьяне, присланные в новую столицу издалека.
Из столицы не раз посылался указ воеводам, управлявшим большими городами и областями:
«Выбрать из крестьян самых добрых, и не малолетних, и не старых, плотничьего дела умелых людей, 500 человек и выслать на вечное житие в Санкт-Петербург к корабельному строению на адмиралтейский двор».
Воеводы приказывали немедля отыскивать среди крестьян плотников и отправлять под конвоем в столицу. Там многие из них обживались и часто действительно оставались навсегда. Наравне с плотниками доставлялись сотни кузнецов, столяров и других мастеровых.
Работа каждого из этих людей сама по себе была незаметна. Но постепенно один за другим строились большие многопушечные корабли. Они конопатились, смолились, красились; их деревянная корма украшалась искусной резьбою.
Потом наступал торжественный день спуска корабля на воду. Сам Петр надевал свой лучший голубой кафтан с серебряным шитьем и приезжал в Адмиралтейство. Там его поджидал генерал-адмирал граф Апраксин с высшими морскими офицерами.
Петру уже исполнилось сорок лет, однако он был почти так же стремителен, как в молодости. Широко шагая, Петр быстро шел по двору Адмиралтейства, направляясь к верфи, а Апраксин изо всех сил старался не отстать от него.
Федор Матвеевич Апраксин был человек заслуженный, усердный и исполнительный, но он уже начал стареть, все больше ценил удобства и роскошь и все дольше засиживался за обедами и ужинами, которыми любил потчевать гостей под звуки труб и литавр в своем большом боярском доме на берегу Невы. А увидев Петра, он сразу подтягивался и как будто даже становился моложе.
Апраксин встречал царя низким поклоном и всячески старался показать, что готов ему угодить. Петр даже упрекал Апраксина за то, что тот обращается к нему в слишком почтительных выражениях.
Но старый генерал-адмирал не раз видел, как беспощадно расправляется царь с теми, на кого рассердился.
Следуя за Петром к верфям, Апраксин на ходу докладывал очередные дела, примечая, не хмурится ли царь и не начинает ли судорожно подергиваться его круглая голова на длинной шее. Все приближенные Петра знали, что это случается, если он чем-либо недоволен, и тогда даже мелкие неполадки могут вызвать вспышку гнева, особенно страшную потому, что власть царя не имела границ.
У верфи выстраивались в несколько рядов, как на параде, гардемарины. Когда новый корабль под гром пушечного салюта медленно сползал со стапеля и, наконец, опускался на воду, поднимая фонтаны брызг, Алексей Чириков радовался вместе со всеми и кричал «ура».
ГЛАВА 2. КАПИТАН ВИТУС БЕРИНГ
ГЛАВА 3. ДАЛЬНИЙ ПУТЬ
ГЛАВА 4. В ЯКУТСКОМ ВОЕВОДСТВЕ
ГЛАВА 5. ЧЕРЕЗ ПРЕПЯТСТВИЯ
ГЛАВА 6. НА ВЫРУЧКУ
ГЛАВА 7. ПЕРЕД ОТПЛЫТИЕМ НА КАМЧАТКУ
ГЛАВА 8. В БОЛЬШЕРЕЦКОМ ОСТРОГЕ
Обновлено:
13.7.2019 г.
|
