|
ФОТО 1
Полнолуние было сущей напастью для бабки Лукьянихи. Длинными осенними ночами, когда луна маячила на небе, не спалось и не сиделось бабке в покосившейся от времени хате. Именно за эти ночные прогулки Лукьяниху и считали в Невиногорске дурноглазой, хотя врачевать всякие хвори приходили исправно.
Вот и теперь круглая бледная луна повисла над крышами домов, высокие звезды истыкали небо, глаза бы их не видели! Бормоча что-то себе под нос, спрятанный в воротник кацавейки, Лукьяниха вышла на безлюдную улицу. Как всегда, крутило кости, как на погоду, и ломило в затылке. Избавиться от напасти можно было лишь одним способом: что-то сотворить.
«Сглазить или счастью посодействовать?.. Петровна сказывала, У Селезневых дитёнок приболел…»
Возле дома Селезневых бабка остановилась, высунула из воротника длинный нос и прислушалась: в доме плакал ребенок. Лукьяниха взялась руками за дощатый забор и затряслась, как в ознобе, чуть приподнимая то левую, то правую ногу в стеганых валенках с калошами.
Полуторагодовалая Олечка перестала плакать и заснула. Клавдия Селезнева с облегчением уткнулась в родное мужнино плечо, а сам Григорий лежал и долго смотрел в потолок, поражаясь нагрянувшим благости и спокойствию.
Покряхтывая и причитая, бабка Лукьяниха продолжила свой путь, жадно всматриваясь в тени, мелькающие по занавескам редких освещенных окон. Плюшевая кацавейка ее совсем растворилась в темноте улицы, и лишь светлый платок мерцал отдельным фосфоресцирующим пятном.
ДАЛЬШЕ. ФОТО 2
|
|
|
