|
"Ледяной дом" И. И. Лажечникова
М. В. Нечкина
Стр. 5
2.
Иван Иванович Лажечников родился 14 сентября ст. ст. 1792 года. Он был сыном богатого коломенского купца, торговца хлебом и солью. Весь род Лажечниковых издавна занимался именно этой торговлей. Обычно бытовая обстановка богатой купеческой семьи конца XVIII века представляла собой еще более страшное «темное царство», чем во времена Островского.
Лажечников оставил нам несколько произведений автобиографического характера: «Беленькие, чёрненькие и серенькие», «Немного лет назад», в которых рисует тяжёлый и мрачный быт коломенского купечества. Но семья Лажечниковых представляла собой любопытное исключение. Получив значительное наследство, отец Лажечникова построил себе богатый дом, который, как у дворян, «славился роскошью своего убранства… везде паркеты из красного, чёрного, пальмового дерева, мрамор, штоф…- писал Лажечников. – В нём отец мой угощал великолепных сынов кончавшегося века
…из стаи славных
Екатерининских орлов… -
и угощал великолепно, не ударяя лицом в грязь перед важными господами, не брезгавшими водить хлеб-соль с купцом. Он жил вообще, как богатые дворяне того времени».
Несмотря на купеческое происхождение, в обход закона, отец писателя приобрел поместье в 23 верстах от Коломны – «Красное сельцо». Куплено это имение было на имя дворянина – близкого приятеля семьи Лажечникова – московского губернатора Обрезкова. Дворяне всего уезда съезжались туда в гости к купцу-хлебосолу, чтобы наесться до отвала стерлядей (аршинных!), пойманных в собственных прудах хозяина, или двухфунтовых груш, выросших в его оранжереях. Вспоминали, что губернаторы, ездившие на ревизию губерний, делали по нескольку верст крюку, чтобы заехать к гостеприимному хозяину, имевшему к тому же хороший оркестр домашних музыкантов.
Но дело было не только в материальном довольстве и обеспеченности. Отец будущего писатели выделялся своей образованностью и любовью к книгам. В автобиографической повести «Беленькие, черненькие и серенькие» И. И. Лажечников вывел своего отца под именем Максима Ильича Пшеницына. «Максим Ильич, - пишет Лажечников, - имел врожденное стремление к образованию себя. Случай развил еще более эту склонность». И далее писатель сообщает очень важные сведения: его отец был знаком с Новиковым, оказавшим на него значительное влияние. В одну из частых поездок своих в разные концы России, которые он всякий год совершал по торговым делам, познакомился он с Новиковым. Новиков полюбил молодого человека, беседовал с ним часто «о благах», доставляемых просвещением, и снабдил его списком всех книг и журналов, какие только были изданы на русском языке. Максим Ильич не замедлил купить эти книги и читал их с жадностью.
В своем автобиографическом рассказах писатель говорил об отце, что тот «иной раз так смело выражался о разных важных предметах и лицах, что у трусливого человека, слушавшего его, волосы дыбом становились». Свидетельства об отце говорят, что он был и религиозным вольнодумцем.
Приглашённый к маленькому Лажечникову гувернер был рекомендован Новиковым. Выбор оказался удачным. Француз «был не какой-нибудь проходимец, а человек со значительным по тому времени образованием». Воспитатель Лажечникова Болье (Beaulieu) учился в Страсбургском университете, хорошо знал французский и немецкий языки. Лажечников писал о своём воспитателе: «Память о нём до сих пор с глубокой благодарностью сохраняется в сердце моём. Никогда не видал я над собою розог, и все наказание учебное ограничивалось у нас ставлением за обедом в угол, каковое наказание огорчало меня до обильных слез». Дядьку Ларивона, приставленного к Лажечникову, также вспоминал писатель с большой благодарностью и теплотой.
Одним из самых сильных впечатлений детства было воспоминание о той страшной ночи, когда во двор богатого купеческого дома ворвались три тройки, запряженные в рогожные кибитки, наполненные солдатами. В автобиографии Лажечникова рассказано, как он внезапно проснулся от шума в доме: «Я увидел рыдающую мать мою, прощание ее с отцом, благословение его дрожащею рукою надо мной и братом моим». По приказу императора Павла I арестовали отца писателя, гувернера Болье и священника, преподававшего детям русский язык. Тройки унеслись с арестованными, все затихло. «Вслед за тем слышны были только перешептывания, рыдания матери и причитание женской прислуги. В этом происшествии никто ничего не мог понять. Дядька мой Ларивон угрюмо молчал, нянька Домна усердно молилась и приказывала мне молиться».
В семье Лажечникова объясняли арест религиозным вольнодумством отца, - однажды он резко и остроумно отозвался об одном высокопоставленном коломенском духовном лице. Поп, учивший детей Лажечникова русскому языку, передал слова тому, о ком они были сказаны. В Петербург полетел донос на купца, как на якобинца и разрушителя основ. Дело было в последние годы царствования Павла I; шпионаж и сыск быстро сделали свое дело.
Лажечников пишет в своей автобиографии, как мать сейчас же вслед за арестом отца двинулась в Москву вместе с малыми детьми, собрав все деньги, какие могла достать. «По приезде в Москву мы отправились в тайную канцелярию, находившуюся на углу Мясницкой и Лубянской площади… Здесь какой-то генерал дозволил нам свидание с пленником. Мы простились с ним, не зная, увидим ли его когда-нибудь…» Отца увезли в Петропавловскую крепость.
Неизвестно, что именно сыграло роль в довольно быстром последующем освобождении арестованного – он вернулся домой «в день Михаила Архангела, что в сентябре». Вероятно, всесильная взятка богача купца сыграла тут не последнюю роль, да и многочисленные дворянские связи Лажечниковых были пущены в ход. Все кончилось благополучно, только дела Лажечниковых после ареста пришли в совершенный упадок, усиленный еще одной неудачной торговой операцией. Богатству семьи пришел конец. Известный достаток еще остался, но писатель Лажечников должен был служить, чтобы жить на жалованье; никаких капиталов от отца он не унаследовал.
Лажечникову было только пятнадцать лет, когда он поместил в «Вестнике Европы» философские рассуждения в подражание Лабрюйеру под названием «Мои мысли». Любопытно, что здесь уже встречаются, хотя и туманные, высказывания, осуждающие тиранию.
На службу Лажечников поступил сначала в Московский архив иностранной коллегии, потом в канцелярию московского генерал-губернатора. В то же время он не прекращал учиться – брал уроки риторики у профессора Победоносцева и слушал частные лекции известного профессора литературы – поэта Мерзлякова.
Отечественная война 1812 года всколыхнула патриотическое сознание юноши. Любовь к родине побудила его вступить в ряды войск, защищавших отечество. «Я рвался в ряды военные и ждал на то разрешения, - пишет Лажечников в автобиографическом рассказе «Новобранец 12-го года». – Сердце мое радостно билось при одной мысли, что я скоро опояшусь мечом и крупно поговорю с неприятелем за обиды моему отечеству. В войну 12-го года, истинно народную, патриотизм воспламенял и старцев, и юношей. Порою рисовалось моему юношескому воображению зарево биваков, опасное участие в ночном пикете, к которому ветерок доносит жуткий говор неприятеля, жаркая схватка… Не скрою, что порой прельщали меня и красный ментик с золотым украшением, и лихой конь, на котором буду гарцевать перед окнами девушки, любимой мною страстно... до первой новой любви».
Родители категорически запретили будущему писателю идти на войну, но он бежал из дому и сражался в рядах армии. Правда, вскоре после бегства получил он родительское прощение и «благословение» на военные подвиги.
Лажечников побывал за границей во время походов 1813-1815 годов. Он участвовал в деле под Бриенном и во взятии Парижа. «Походные записки русского офицера» Лажечникова вышли в 1820 году; он описывает в них свои впечатления, сочувственно отмечая явления передовой западной культуры и в слабой форме протестуя против крепостного права в России.
К военной поре жизни Лажечникова относится его встреча с Пушкиным в декабре 1819 года. Его шутливое письмо к Пушкину от 13 декабря 1831 года (из Твери) осталось памятником этой встречи. «Волею или неволею займу несколько строк в истории вашей жизни», - писал поэту Лажечников. Речь шла об одной из дуэльных историй Пушкина, в которой Лажечников сыграл роль умиротворителя.
«Вспомните малороссца Денисевича, - пишет Лажечников Пушкину, - с блестящими жирными эполетами и с душою трубочиста, вызвавшего вас в театре на честное слово и дело за неуважение к его высокоблагородию, вспомните утро в доме графа Остермана в Галерной, с вами двух молодцов гвардейцев, ростом и духом исполинов, бедную фигуру малороссца, который на вопрос ваш: «приехали ли вы во время?», отвечал нахохлившись, как индийский петух, что он звал вас к себе не для благородной разделки рыцарской, а сделать вам поучение, како подобает сидети в театре, и что майору неприлично меряться с фрачным; вспомните крохотку адъютанта, от души смеявшегося этой сцене и советовавшего вам не тратить благородного пороха на такой гад и шпор иронии на ослиной коже. Малютка адъютант был ваш покорнейший слуга - и вот почему, говорю я, займу волею или неволею строчки две в вашей истории».
В 1819 году Лажечников оставил военную службу и стал директором училищ Пензенской губернии, потом «визитатором» саратовских училищ и, наконец, директором казанской гимназии. В это время пришлось ему работать с Магницким, о котором он оставил любопытные воспоминания.
В ту пору, после наполеоновских войн и в годы бурного роста передового общественного движения, многие молодые люди бросали военную службу, где приходилось покоряться аракчеевским ставленникам и заниматься шагистикой, и переходили на гражданское поприще, где было, по их мнению, больше возможности принести пользы отечеству.
Общее движение времени захватило о Лажечникова; он оставил военную службу, где ему могла быть обеспечена сытая, почетная и легкая жизнь, и перешел в начале 1821 года на работу в области народного просвещения. Пензенская губерния, где он начал свою деятельность, входила в те годы в состав Казанского учебного округа, попечитель которого предупредил Лажечникова, что он найдет пензенскую гимназию «в жалком, запущенном состоянии». И действительно, едва новый директор переступил порог ее, как увидел гимназистов, на руках выносивших из класса пьяного учителя словесности – «мыши кота погребали». Другие учителя просто не являлись в классы, ученики больше числились в списках, нежели посещали уроки. Энергичный директор нашел молодых, способных учителей, заинтересовал учеников, навел дисциплину – и гимназия стала жить новой жизнью.
Лажечников как директор уездных училищ энергично принялся за насаждение образования в провинциальной глуши, - благодаря его заботам в сентябре 1822 года было открыто уездное училище в Чембаре. Именно в это новое училище поступил учиться мальчик Виссарион Белинский, будущий великий критик и деятель демократического движения. Лажечников сразу заметил одаренного подростка, поддержал его на первых же шагах. «Ястребок» - ласково назвал он мальчика. «На все делаемые ему вопросы он отвечал так скоро, легко, с такою уверенностью, будто налетал на них, как ястреб на свою добычу», - позже писал И. Лажечников в своих «Заметках для биографии Белинского». Теплые отношения между Лажечниковым и Белинским сохранились на всю жизнь.
В 1826 году Лажечников вышел в отставку, ездил в Лифляндию для сбора материалов к своему роману «Последний Новик». Книга вышла в 1831-1833 годах и доставила Лажечникову славу одного из пионеров русского исторического романа. Отзыв о романе был дан Белинским в «Литературных мечтаниях». Белинский писал о «Последнем Новике», что Лажечников «по справедливости может быть признан русским романистом…» «В самом деле, «Новик» есть произведение необыкновенное, ознаменованное печатью высокого таланта».
В 1931 году Лажечников вновь был вынужден поступить на службу в связи с затрудненными материальными обязательствами. Он был назначен директором училищ Тверской губернии, где и встретились мы с ним в начале этой статьи, застав его над рукописью «Ледяного дома», опубликованного в 1835 году. В 1837 году Лажечников вышел в отставку, поселился в деревне под Старицею и опять отдался литературной работе. Его новый роман «Бусурман» был посвящен эпохе Ивана III.
А 1843 году Лажечников написал драму «Опричник», которая не была пропущена цензурой. А 1870-1872 годах эта драма послужила П. И. Чайковскому основой для его оперы «Опричник».
В 1842-1854 годах Лажечников был вице-губернатором в Твери, затем в Витебске, а в 1856-1858 годах служил цензором в петербургском цензурном комитете. Работа цензора его очень тяготила; в роли цензора он, по словам близко знавших его людей, «был истинным страдальцем» и называл «счастливым» тот день своей жизни, когда, выслужив пенсию, смог оставить службу в цензуре.
Крестьянскую реформу 1861 года Лажечников встретил восторженно. Однако к концу жизни он отошел от своих прогрессивных устремлений; один из последних романов Лажечникова – «Внучка панцырного боярина» (1868) – проникнут великодержавным шовинизмом.
Умер Лажечников 26 июня ст. ст. 1869 года.
ГЛАВА 3
Опубликовано:
10 января 2018 г.
|
