|
Глава 7.
ПЕРВЫЕ РАДОСТИ
Стр. 140
На несколько минут буря затихала, и тогда в комнату доносилась барабанная дробь капель по крыше. Казалось, не будет конца дождевому потоку.
Обухов продрог. Накинув шинель, на которой серебрились капитанские погоны, он сел за круглый стол и пытливо взглянул на своего собеседника. Мастер Лукич, кряжистый, с большими руками и толстыми, едва разгибающимися пальцами, неуклюже держа чашку, пил чай. Щуря глаза от близкого света керосиновой лампы, он медленно говорил.
Было уже за полночь, когда Обухов подошел к старому резному буфету, открыл дверцу, достал бутылку церковного вина, налил до краев граненые бокалы и, стряхивая со скатерти хлебные крошки, спросил:
- Давно этот завод прозвали Златоустовским?
Лукич отпил вина, откашлялся, потом ответил:
- При деде моем Богдане Михайловиче здесь жили одни башкиры. По урочищу завод назывался Косотурским, а по приходу Златоустовским, потому как по церкви Трех святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста. Теперь моему деду было бы, - Лукич сделал паузу, задумался, - полностью сто лет. Отец сказывал, что Богдан Михайлович был тихого нрава, но тольуо с Пугачевым водился, а как в Златоуст пришел полковник Михельсон с войском – дел с Пугачевым на Саткинский завод подались. Дела поймали, повесили…
- Загубили человека, - промолвил Обухов.
Словам Обухова Лукич поверил, но хотелось взглянуть в глаза – не лгут ли они? Как будто нет, в них не было лукавства, им нельзя не верить.
- Я так скажу, Павел Матвеевич. Отец рассказывал со слов моего дела, как было дело. – Лукич еще раз взглянул на Обухова и уже смело продолжал: - Прослышал косотурский народ, будто Пугачев волю дарит, и меж рабочими пошли разговоры: «Бежим к батюшке». А как бежать? Поймают, выпорют да в домну на месяц отошлют. А те в ответ, что ловить-то некому, дескать, Пугачев начальство побил, а солдаты и казаки к нему же подались. Решили все же подождать. Пришел Пугачев. Мой дед стал народ к нему кликать. Потом полковник Михельсон под Чебаркульской крепостью собрался пугачевских ребят потрепать. Вернулся сам батюшка в Косотур и сделал роздых. А на Авзяно-Петровском заводе в ту пору девка Акулина работала. И она к Пугачеву подалась, весь народ к нему шел… И вот лет пятнадцать назад к нам в дом постучалась вечерком старушка с посохом, с мешочком за спиной. «Чего тебе, бабуся?» - спросила моя мать покойница, царствие ей небесное. А она: «Пустите, милые, переночевать». Пустили ее, переночевала, а наутро не может сдвинуться с печи. Пожила она у нас с полгода, а как пришел ее смертный час, кликнула мою мать и рассказала ей втихомолку. «Мне, говорит, жить осталось до вечера. Грешница я великая, полюбовницей пугачевского атамана была. Когда нас разбили за Уралом, мы бежали через Сатку. Ехали в кибитке, и везли большой сундук. Ночью подъехали к речке Ая. Мой-то и говорит: «Акулина, дело батюшки обернулось плохо, в этом сундуке добро, давай его зароем». Вытащили мы из кибитки сундук, отметили на берегу два дуба, вырыли под ними яму, положили в нее клад и завалили землей. «Кто из нас останется в живых, - сказал мой-то, - тот и попользуется. Место приметливое: два дуба здесь и три на том берегу». Потом сели на лошадей и переправились вброд. Конец, знамо, был плохой, моего-то убили в драке, а я попала в Оренбург. Так с тех пор не была у клада. Думала уже с тем в могилу лечь, да хочу тебя наградить за заботу обо мне».
Обухов внимательно слушал Лукича. Казалось, что к концу рассказа возникнет необычайное происшествие, которого он никак не мог предугадать.
- Ну и что? – нетерпеливо спросил он.
- На том и конец. Старушка к вечеру богу душу отдала, а о кладе все позабыли. Где ж его искать? Старушка же оказалась той самой Акулиной с Авзяно-Петровского завода…
Лукич снова отпил вина, закусил черным хлебом с тонко нарезанным ломтиком сала. Он не догадывался, зачем его задержал на всю ночь управитель оружейной фабрики, а тот все расспрашивал о мастерах: старателен ли Иван Худяков, послушен ли Никита Сафонов?
- Я так скажу, Павел Матвеевич, - осторожно ответил Лукич, - думал я, что вам интересно знать про старый Златоуст да пугачевские дела в этих краях, а вы про мастеров выпытываете. Что я могу сказать? Один – мастер на все руки, другой такую штучку изготовит, что только и гляди на нее. Народ наш на фабрике послушный, деловой.
Обухов перебил:
- Преданность нужна, Лукич. – В словах звучала недосказанность. – Мы бы немцам и англичанам нос утерли.
- Я так скажу, Павел Матвеевич, - снова заговорил Лукич, - все, что ни спросите, дело наживное, а вот нос утереть немцам нам не под силу.
- Русский человек горы своротит, не то чтобы инструментальную сталь сварить, - возразил Обухов.
Лукич насторожился. Так вот о чем думает управитель фабрики! При чем же преданность? Лет двадцать назад, а то и больше управитель Аносов изготовил булатную сталь. И человек хороший был, и сталь хорошая. А потом Аносов ухал, и тем дело кончилось. Инженеры в Златоусте не думают о таких делах. Вот на прошлой неделе они собрались у Аристова. Всю ночь пили, над зеленым столом клубился табачный дым, а под утро златоустовцы слышали, как из квартиры Аристова доносилась брань. Может быть, управитель фабрики другой человек, но не увлекается ли он по молодости.
ГЛАВА 8.
НЕПОДКУПНЫЙ УПРАВИТЕЛЬ
Обновлено:
25.06.2019 г.
|
