СОБАЧИЙ БОГ
1.
Был первый час ночи. Зубакин шёл домой навеселе, и всё было не так уж и плохо. В последние дни ему часто приходилось оставаться на работе допоздна, и потому он добирался домой на редких полуночных трамваях, а затем ещё и топал от остановки по грязи и бездорожью через новостроечные завалы и нетронутые пустырм целый километр. И хотя освещение местности на всём протяжении этого трудного и запутанного пути было откровенно плохим, ориентировался на местности Зубакин хорошо, несмотря даже на своё состояние. У него была хорошая зрительная память, и она ему помогала в независимости от состояния самчувствия.
...На дворе стояла поздняя осень. Было холодно и слякотно, впрочем, холод был не от мороза, а от влажности, потому конечности не мёрзли, а тело было подогрето изрядным количеством спиртного. Мелкий дождь, надоевший уже за целую неделю и расквасивший землю до омерзения, сейчас не моросил, но небо оставалось затянутым непроницаемой пеленой тяжёлых, тускло подсвеченных снизу огнями микрорайона туч. Зубакин выбрался на ровный участок и враскачку зашагал по асфальтированной дорожке школьного стадиона, которое в сухую погоду обычно пересекал напрямик. Справа темнела безмолвная масса детского садика, отгороженного от футбольного поля высоким сетчатым забором. Впереди маячила свора затрапезных пятиэтажных домов, расцвеченных редкими пятнами освещенных окон. За ними гордо реяли в небе огни высоченных труб районной станции теплосети. А за спиной Зубакин только что оставил такую же высоченную многоэтажку, новенькую, ещё пахнущую свежей краской и дрянным цементом, и сплощь заселённую семьями работников городского здравоохранения.
В голове у Зубкина теснились достаточно сумбурные мысли, как и обычно после двух стаканов водки. От внутреннего тепла его жутко разморило, ногами передвигать не хотелось, но волей-неволей приходилось их переставлять, чтобы добраться наконец до желанной кровати. Порой он основательно встряхивался и оглядывался кругом, с раздражением отмечая, что ещё ТОПАТЬ и ТОПАТЬ...
В одно из таких прояснений Зубакин обнаружил рядом с собой собаку. Собака эта увязалась зза ним, она то забегала вперёд, то отставала, короче - сопровождала. Зубакин притормозил, с неодобрением оглядел её, решив принять какие-то меры, но ничего путного не придумал и двинулся дальше.
А собака всё кружила вокруг него и не собиралась отвязываться. Она с жадностью ловила каждое резкое или слишком неуверенное движение Зубкина, принимая их исключительно как знак внимания к своей персоне. Стоило Зубакину остановиться, чтобы прикурить, как собака тоже замерла. Зубакин намеренно долго возился со спичкой, но собака терпеливо ждала. Она в упор глядела на Зубакина, словно видела уже в нем своего законного хозяина.
Зубакин пристально вгляделся в собаку и попытался понять, чего она конкретно хочет от него - жрать, пить или обогреться? Это была тощая дворняга с большими слезящимися глазами, облезлый хвост болтался меж задних ног, и производила она впечатление сугубо отталкивающее. Всем своим видом она пыталась вызвать огромную жалость и сострадание, а вот именно ЭТОГО как раз Зубакин и не воспринимал. Он не терпел ни жалких, ни жалостливых, потому что никогда и ни при каких обстоятельствах не жаловался сам.
Когда папироса оказалась прикуренной, Зубакину ничего не оставалось делать, как двинуться дальше. Собака незамедлительно вскочила и снова побежала за ним. Затем она обогнала его и семенила впереди, придирчиво обнюхивая всё, что попадалось на пути, и изредка оглядывалась, чтобы проверить - не сбился ли с курса Зубакин.
Зубакину, однако, это сопровождение не нравилось. Он предпочёл бы сейчас путешествовать один, но отогнать собаку, прикрикнуть на неё, притопнуть ногой, чтобы пресечь дальнейшие попытки нежелательного конвоирования, у него не было ни сил, ни желания. И тогда он попросту свернул в сторону, когда собака удалилась на приличное расстояние, и пошёл совсем другой дорогой.
Этот нехитрый манёвр был рассчитан только лишь на болвана, но почему-то Зубакин был уверен, что сбил животное со следа. И настроение его не улучшилось, когда через минуту, перебравшись по шаткому мостику через очередную канаву, он увидел свою собаку, спокойно поджидавшую его у покосившейся молочной будки с таким видом, словно всё шло по плану.
Зубакин снова остановился, и с раздражением отшвырнул от себя окурок.
- Что б ты сдох... ла! - бессвязно выкрикнул он, и собака отозвалась радостным помахиванием хвоста. Этой приблудной твари было невдомёк, что её присутствие рядом с Зубакиным сейчас является крайне нежелательным. Собака мешала его одиночеству, но в упор этого не понимала. Она вскочила, и продолжая преданно манипулировать хвостом, пристально глядела Зубакину прямо в глаза, словно пытаясь проникнуть в самую его душу. Зубакин сплюнул и зашагал дальше.
Так они в полном одиночестве и молчании прошествовали до самого конца маршрута. Зубакин терпел, но когда собака попыталась протиснуться в скрипучие двери подъезда вслед за ним, он вдруг ни с того ни с сего взбесился, и обернувшись, со всего маху стукнул её ногой по носу.
- ПОШШЁЛ ВОН! - завопил он с ненавистью, одновременно удивляясь про себя, откуда вдруг у него её столько взялось. На мгновение он даже пожалел это голодное бездомное создание, но когда оно с громким и противным визгом бросилось прочь, подпрыгивая на своих согнутых ходулях, жалось испарилась
- Все вы твари одной пробы... - забормотал он себе под нос, неуверенно поднимаясь по лестнице. Он словно оправдывался сам перед собою за этот поступок. Но на душе всё равно было нехорошо.
Зубакин долго возился с ключами, но в конце-концов справился с замком и ввалился в своё жилище.
Зубакин сейчас жил совсем один. Жена ушла от него в прошлом году, прихватив с собой детей, и возвращаться пока не собиралась. Зубакин не сильно горевал, хотя и не желал такого исхода. Исчезновение из поля зрения таких значительных людей, как жена и дети, внезапно резко изменили течение жизни. Получив СВОБОДУ, Зубакин приложился к бутылке и стал постепенно опускаться, если выражаться простонародным языком, одновременно приводя в запустение и всё вокруг себя. Временами, правда, со стороны могло показаться, что у него ВСЁ В ПОЛНОМ ПОРЯДКЕ, как у процветающего американца, но на самом деле это было совсем не так.
Зубакин и не пытался искать более глубоких причин этому своему падению. БывалоЮ он всё же думал об этом, но эти раздумия ни к чему конкретному не приводили. Ему ужасно не хотелось что-то в своей жизни менять. По-своему ему было хорошо и так. На водку хватало, друзья водились - чего ещё надо? Жена ему была пока не нужна, отпрысков тоже лучше любить на расстоянии. Себя самого он со стороны не видел, никому не мешал, никто на него пальцем не показывал и в дурной пример не ставил. Ну чем не жизнь?
Это была даже приличная жизнь, и в ДРУГОЙ Зубакин пока что не нуждался.
Зубакин вяло разделся, кидая одежду как попало, затем прошествовал на кухню, и присоединившись к засаленному чайнику, долго тянул в себя тёплую и противную спьяну воду. После этого, морщась от отвращения, он подошёл к окну, и в свете одинокого фонаря вдруг увидел свою собаку.
Собака сидела на дорожен перед подъездом и смотрела прямо на окно Зубакина. ПРЯМО НА ЗУБАКИНА. И взгляд у неё был такой... короче, впечатление от этого взгляда было настолько отталкивающим, что Зубакин в ту же секунду отошёл от окна, а затем торопливо вышел из кухни и погасил за собой свет.
Зубакину стало не по себе. Ему вдруг стало очень скверно. Но любопытство всё же превозмогло, и он, натыкаясь в темноте на стулья, подкрался к окну в комнате и снова выглянул.
Но собака не исчезла. А ощущение странной тревоги осталось. Зубакин громко выругался, вдогонку пытаясь избавиться от полученного заряда неприязни, затем плюнул прямо на стекло перед собой, но это мало помогло. После такого, хоть и краткого, обмена взглядами его вдруг охватило неприятное ощущение, БУДТО НА НЕГО НАГАДИЛИ, А ВЫМЫТЬСЯ НЕГДЕ. И что было самое непонятное, так это то, что Зубакин никак не мог сообразить - С ЧЕГО ВДРУГ? Словно он проглотил таблетку, навевающую галлюцинации, и они незамедлительно начали действовать.
КАКАЯ МЕРЗОСТЬ! - подумал Зубкин. Он вдруг сделал то, чего никогда не делал, возвращаясь домой навеселе. Он взял из холодильника бутылку водки, вылил из неё полный стакан и выпил.
Но от этого ему стало только хуже. Зубакин повалился на кровать со страшной головной болью, и хотя быстро забылся, но сон этот облегчения не принёс. Ему привиделось страшное и одновременно нудное сновидение. Ему снилось, что он умер, валяется грязный, нечесанный в какой-то помойной яме, а вокруг него собралось множество бездомных собак, и все они в одну глотку воют на луну. Несколько Зубакин мог в этот момент мог понять, это было что-то вроде собачьих поминок. ПОМИНОК ПО ЗУБАКИНУ. Собаки противно выли, временами переходя на визг и заливитый лай, а несчастный Зубакин лежал мёртвый и был вынужден всё это слушать. Это было невыносимо, и он чувствовал, как МЕДЛЕННО СХОДИТ С УМА. В довершение ко всему этому кошмару прямо над ним в чёрном небе-дыре реяло что-то странное и страшное, отдалённо напоминающее жуткий глаз какого-то немыслимого инопланетянина. Этот глаз исторгал из снбя какую-то неведомую силу, и всё глубже и глубже вдавливал Зубакина в его отвратительную яму-могилу. И чем дольше продолжалась вся эта собачья опера над ним, тем яснее становилось, что собаки воют ВОВСЕ НЕ НА ЛУНУ, которой на самом деле и не было, а именно на ЭТОТ НЕПОНЯТНЫЙ ГЛАЗ.
Наутро Зубакин проснулся совсем разбитый. Кошмарный сон сыграл в этом не последнюю роль. С трудом одеваясь, Зубакин вспомнил про ночной инцидент с собакой, и его охватило чувство позднего раскаяния. Он почувствовал себя крайне скверно, так, словно совершенно несправедливо обидел страждущего. Это было неприятно, и Зубакин с досадой подумал: ЧЁРТ ВОЗЬМИ... СВЯЗАЛСЯ С ПАРШИВОЙ СОБАКОЙ! ТЕПЕРЬ ВОТ СОВЕСТЬ МУЧАЕТ... Проклятый сон! Он никак не шёл из головы. Зубакин снова схватил бутылку и налил из неё в стакан. Подумал, отлил половину обратно, а остальное выпил.
|