|
Источник: журнал "ТЕХНИКА - МОЛОДЁЖИ", №2, 1972 г.
Автор: Владимир Кобрин, кандидат исторических наук
Интерес к истории родного Отечества - одна из примечательных и благодатных примет развития современного общественного сознания. В публикуемой антологии молодой ученый-историк пытается приоткрыть завесу над одним из самых загадочных эпизодов истории Российского государства.
15 мая 1591 года в Угличе погиб при загадочных обстоятельствах царевич Дмитрий. Это случилось через семь лет после смерти его отца Ивана IV. Вступивший на престол царь Федор Иванович был человеком недалеким, почти слабоумным, и потому, умирая, Иван Грозный учредил нечто вроде регентского совета при своем глуповатом наследнике. Один из членов этого совета, шурин Федора Борис Годунов, вскоре стал единоличным правителем.
После смерти отца полуторагодовалого Дмитрия отправили вместе с матерью - Марией Федоровной Нагой - в Углич.
Что же произошло 15 мая 1591 года? В этот день царевич, играя во дворе, внезапно упал на землю с ножевой раной в горле и тут же скончался. Мать Дмитрия и ее родственники обвинили в убийстве находившихся в Угличе московских служилых людей, которых тут же прикончили сбежавшиеся горожане. Через несколько дней прибыла из Москвы следственная комиссия. Она пришла к выводу, что царевич играл ножом и в припадке эпилепсии сам на него накололся. Наконец выступивший претендентом на русский трон в 1602-1605 годах, а потом недолго пробывший царем (1605- 1606 гг.) молодой человек утверждал, что он и есть Дмитрий, спасшийся чудом от убийц.
Итак, три взаимоисключающие версии остались нам от тех далеких дней: погиб в результате несчастного случая; убит по наущению Бориса Годунова; пытались убить, но спасся.
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ
Основа этой версии - следственное дело, составленное комиссией в Угличе. Вот как вырисовывается из этого документа то, что произошло.
Царевич давно страдал эпилепсией - падучей болезнью, "черной немочью". Первой об этом заявила следователям мамка царевича Василиса Волохова, рассказывавшая, что однажды он в припадке поколол сваей - гвоздем или шипом для игры в свайку - свою мать, а в другой раз "объел руки Ондрееве дочке Нагово, одна у него Ондрееву дочь Нагово отнели".
12 мая припадок повторился. Через дна дня Дмитрию "маленько стало полехче", и мать взяла его с собой в церковь. В субботу 15 мая царица опять ходила с сыном к обедне, а потом отпустила гулять во внутренний дворик дворца. С царевичем были мамка Василиса Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо сверстников, в том числе сыновья кормилицы и постельницы. Дети играли в "тычки" - втыкали броском нож в землю, стараясь попасть как можно дальше. Во время игры царевича постиг очередной припадок.
Послушаем показания очевидцев и родственников царевича.
Михаил Федорович Нагой, брат царицы: "Царевича зарезали Осип Волохов, да Микита Качалов, да Данило Битяговской".
Григорий Федорович Нагой, другой брат царицы: "И прибежали на двор, ажно царевич Дмитрий лежит, набрушился сам ножем в падучей болезни".
Василиса Волохова, мамка: "И бросило его на землю и тут царевич сам себя ножем поколол в горло, и било его долго, да туто его и не стало".
Товарищи Дмитрия по играм: "Пришла на него болезнь, падучий недуг, и набросился на нож".
Кормилица Арина Тучкова: "И она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная, а у него в те поры был нож в руках, и он ножем покололся, и она царевича ваяла к себе на руки, и у нее царевича на руках и не стало".
Андрей Александрович Нагой: "Прибежал туто ж к царице, а царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказывают, что его зарезали".
Дмитрий погиб вскоре после обедни, около полудня, когда весь Углич разошелся по домам. Уехал к себе из дьячьей избы Михаил Битяговский - глава угличской администрации. Разошлись "по своим подворьишком" вслед за Битяговским его подчиненные - подьячие и "пищики" - писари из дьячьей избы. Братья Нагие, Михаил и Григорий Федоровичи, "поехали... к себе на подворье обедать". "В те поры сидел у ествы" Андрей Александрович Нагой. Готовились к обеду и во дворце царевича. Мимо стоявших в передних сенях истопников слуги уже "понесли кушанье вверх". В это время прислужники, приставленные в поставцу с посудой, увидели бегущего товарища детских игр царевича - Петрушу Колобова. Он успел сказать им, что царевич погиб.
К кормилице, держащей на руках умирающего (или уже умершего) ребенка, подбежала мать - царица Мария. Все ее горе, весь ее гнев вылились на мамку - Василису Волохову. Схватив полено, она начала ее бить и "голову ей пробила во многих местах". Тогда-то и были впервые названы имена предполагаемых убийц царевича; царица "почала ей, Василисе, приговаривать, что будто се сын ее, Василисин, Осип с Михайловым сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрея убили".
Ударили в набат. Он стал своеобразным аккомпанементом, под который разворачивались дальнейшие трагические события. Колокольный звон заставил поторопиться к дворцу все население города. Прискакал на коне уже успевший захмелеть Михайло Нагой. Явились Андрей и Григорий Нагие.
Вскоре во дворе показался и Михайло Битяговский. Там, в Угличском кремле, уже собралась большая толпа посадских людей. Многие были "с рогатинами, и с топоры, и с саблями". Слова царицы о том, что царевича убили, сделали свое дело. Битяговского к тому же в городе не любили: это был представитель московской администрации. Он, например, требовал с жителей посохи - ополчения для подсобных работ а войсках, в частности, для перетаскивания тяжелых орудий. Михаил Нагой, выступая в качестве представителя угличского удельного князя, посохи не давал, и как раз утром в день смерти царевича Битяговский и М. Нагой громогласно спорили и бранились по этому поводу.
Михайло Битяговский поначалу пытался отвечать на обвинения - "учал разговаривать". Толпа еще больше распалилась. Тогда дьяк кинулся на колокольню, но пономарь запер вход и не пустил его туда. Вместе с дьяком спасались его помощники Данило Третьяков и Никита Качалов. Они заперлись в стоявшей посреди двора "брусяной избе". Однако толпа выломала окна и двери, выволокла спрятавшихся и убила.
Вслед за ними пришла очередь остальных жертв. Данилу Битяговского вытащили из дьячьей избы. Осипа Болотова схватили у жены Битяговского и привели к царице. Мать Осипа Василиса показывала, что "царица-де миру молыла: то-де убойца царевичю, сын ее Осип Волохов. И сына ее Осипа тут до и смерти убили".
На дворе у Битяговских все было разграблено. Жену Битяговского Авдотью с двумя дочерьми, "ободрав, нагу и простоволосу" привели к царице. Их тоже хотели убить, и только вмешательство двух .настоятелей монастырей спасло их.
К вечеру все успокоилось, но трупы убитых оставались непогребенными. В церкви лежало тело царевича, и около него "безотступно" находился Андрей Александрович Нагой.
Вскоре наступило отрезвление. Было ясно, что вот-вот из Москвы нагрянет следственная комиссия. Нужно было срочно найти доказательства вины убитых. За дело взялся Михайло Нагой. По его приказу на тела Битяговских, Качалова, Волохова и других убитых (а всего погибло 14 человек) положили оружие - ножи, железную палицу, взятую в доме Битяговского... Чтобы оружие имело картинный, обагренный кровью вид, зарезали курицу и ее кровью натерли ножи. Все это было рассказано на следствии самими участниками этого фарса.
Вечером 19 мая в Углич приехала следственная комиссия. Ее формально возглавлял митрополит Сарский и Подонский Геласий. Секретарь комиссии дьяк Елизарий Данилович Вылузгин - выходец из старой приказной семьи. Окольничий Андрей Петрович Луп-Клешнин своей карьерой был обязан Годунову, к тому же, по сведениям некоторых летописцев, был его свойственником.
Особенное внимание историков всегда привлекала личность фактического главы комиссии князя Василия Ивановича Шуйского, будущего царя, отпрыска одной из самых знатных фамилий Русского государства.
В царствование Федора Ивановича Шуйские подвергались репрессиям. Погиб в тюрьме князь Иван Петрович Шуйский - герой обороны Пскова от войск польского короля, в ссылке оказался родной брат Василия Ивановича - Андрей. Впоследствии и сам Шуйский подчеркивал свои плохие отношения с Годуновым. Почему же всесильный правитель допустил, чтобы во главе комиссии, расследующей такое щекотливое дело, оказался князь Василий?
Но был ли В.И. Шуйский врагом Бориса? Вряд ли. Во-первых, он был даже свойственником Годунова. Во-вторых, врагу Годунова И.П. Шуйскому он приходился всего лишь пятиюродным братом, принадлежал к другой линии рода. Вероятно, В.И. Шуйский, политик опытный и трезвый, не ссорился с Годуновым при его жизни, а цепко держался за свояка. Легенда о вечном противоборстве Василия Шуйского и Бориса Годунова была создана самим Шуйским, когда после вступления на царский престол ему нужно было и отмежеваться от своего непопулярного предшественника и примазаться к военной славе и мученической кончине Ивана Петровича Шуйского.
Итак, вечером 19 мая комиссия прибыла в Углич. Судя по протоколам допросов, все следствие было публичным. Воспользовавшись теплой майской погодой, допрашивали прямо во дворе кремля. Кругом толпились любопытные, что не всегда оказывалось для них безопасным: одного из таких зевак тут же опознали как человека, "который Михаила Битяговского и почал бити", и арестовали прямо на месте.
Конечно, при таком ведении следствия и фальсификация показаний и давление на свидетелей были затруднены. Однако долгое время историки не принимали всерьез следственного дела. И виною тому прежде всего сам Василий Иванович Шуйский. В качестве главы следственной комиссии он подтвердил: царевич закололся в эпилептическом припадке. При вступлении на престол Лжедмитрия он, признав нового царя, заявил, что не видел в Угличе тела убитого царевича. Овладев царским троном, тот же Шуйский объявил торжественно: царевич Дмитрий "заклан бысть" от "лукавого раба Бориса Годунова", и установил почитание нового святого мученика. В связи с этим дореволюционный историк Н. Костомаров писал: "Следственное дело для нас имеет значение не более, как одного из трех показаний Шуйского, и притом такого показания, которого сила была уничтожена дважды им же самим".
Подозрения в фальсификации увеличивались при анализе самого дела: листы перепутаны, нет записей допросов многих важных свидетелей. Возможно, еще члены комиссии Шуйского вырезали из него одни показания и вклеили другие? Однако тщательное исследование, проведенное около полувека тому назад опытным архивистом К. Клейном, отвергло такого рода подозрения; просто за многие века часть листов оказалась утраченной, а часть - перепутанной.
Конечно, обидно, что в деле нет показаний матери погибшего царевича Марии Нагой. Только она одна могла рассказать, почему назвала убийцами Данилу Битяговского, Никиту Качалова и Осипа Болотова. Но, разумеется, ни о каком допросе царицы Марии не могло быть и речи: на это не имели права ни бояре, ни даже патриарх.
Большое недоумение вызывало всегда начало дела. После небольшого отрывка из допроса городового приказчика Русина Ракова следовало сообщение о прибытии комиссии в Углич и о допросе М. Нагого. Следователи задали ему целый комплекс вопросов: "Которым обычаем царевича Дмитрия не стало, и что его болезнь была и для он чево велел убити Михаила Битяговского и Михайлова сына Данила и Микиту Качалова и Данила Третьякова и Осипа Волохова и посадцких людей и Михайловых людей Битяговского и Осиповых Волохова и для он чего велел во фторник собирати ножи и пищали и палицы железные и класти на убитых людей и почему прикащика Русина Ракова приводил к целованью (то есть к присяге. - В.К.), что ему стояти с ним за один, и против было ково им стояти?" Отрывок допроса Ракова считали случайно попавшим не на свое место, поскольку второй лист производил впечатление начала дела. "В самом начале акта мы уже замечаем подозрительную неточность: о Русине Ракове ничего не сказано, и прямо делается допрос Нагому на основании показаний Русина Ракова", - писал знаменитый русский истории XIX века С. Соловьев. Тогда задавались другим вопросом: почему уже по приезде в Углич комиссия знала не только, что царевич умер от болезни, а не убит, не только об убийстве Битяговского, но и об оружии, положенном на погибших, о присяге Ракова и т.д.? Нет ли здесь предвзятости? В. Клейн доказал: лист с допросом Ракова предшествовал допросу Нагого. Возможно, Раков встретил комиссию по дороге и доложил о трагических событиях в городе.
УБИТ ПО ПРИКАЗУ ГОДУНОВА?
Трижды при разных обстоятельствах всплывала эта версия. Уже 15 мая 1591 года Нагие обвинили Годунова в смерти царевича. В умысле (хотя и неудачном) на убийство Дмитрия обвинял Годунова и Лжедмитрий. 17 мая 1606 года Лжедмитрия свергли с престола и через два дня царем "выкликнули" Василия Шуйского. Как повел себя бывший глава следственной комиссии? Первые грамоты Василия глухо говорили, что Дмитрий "умре подлинно и погребен на Угличе", но умалчивали о причинах смерти. Однако вскоре по окраинам государства стали разноситься слухи о спасении самозванца. Появлялись и новые самозванцы, утверждавшие: да. убитый в Москве царь был и впрямь "вор и еретик Гришка Отрепьев", а вот он - подлинный Дмитрий. Чтобы доказать самозванство любого возможного претендента на роль Дмитрия, нашли средство - царевича объявили святым мучеником. "Мог ли рискнуть русский человек XVII века усомниться в том, что говорило "житие" царевича и что он слышал в чине службы новому чудотворцу?" - писал С. Платонов.
2 июня 1591 года "Освященный собор" и боярская дума решили: "Царевичю Дмитрею смерть учинилась божим судом". Ровно через 15 лет, 2 июня 1606 года, в Москву торжественно въезжали мощи нового чудотворца святого великомученика Дмитрия-царевича.
Ныне усилиями поколений исследователей выяснено, как постепенно, от сказания к сказанию, от повести к повести, от года к году обрастала противоречивыми подробностями версия об убийстве царевича по приказу Годунова. Древнейший из этих памятников - так называемая Повесть 1606 года - вышла из кругов, близких к Шуйским, заинтересованных в том, чтобы представить Дмитрия жертвой властолюбия Бориса Годунова, а авторы более поздних были уже связаны в своей концепции житием царевича. Отсюда и разногласия. В одном сказании обстоятельства самого убийства вообще не описаны, в другом - убийцы нападают на царевича во дворе, открыто; в третьем - подходят к крыльцу, просят мальчика показать ожерелье и, когда он поднимает голову, колют ножом, в четвертом - злодеи прячутся под лестницей во дворце, и пока один из них держит царевича за ноги, другой убивает.
Итак, источники, сообщающие об убийстве Дмитрия, противоречивы, основаны на официальной версии, которую нельзя было оспаривать или даже подвергать сомнению, не попав в еретики. Казалось бы, у исторической науки нет твердых оснований для обвинения Бориса Годунова в убийстве царевича Дмитрия. Однако...
И ВСЕ ЖЕ: УБИЙСТВО?
Прежде всего следственное дело, хотя и не подтасованное, - источник ненамного более достоверный, чем сказания и летописцы. Кто мешал следователям при неграмотности большинства свидетелей писать что угодно?
Очевидцами смерти царевича были мамка Василиса Волохова, постельница Марья Колобова, кормилица Арина Тучкова и четверо сверстников Дмитрия. Первая была заинтересована доказать, что царевич погиб от несчастного случая. Две женщины и четверо детей? Неужели у всесильных Шуйского и Клешнина не было возможности запутать их и получить нужные показания?
Подозрительно еще одно обстоятельство - навязчивое повторение всеми свидетелями: "покололся ножем сам". Об этом почему-то говорят отнюдь не только очевидцы, говорят со слов других людей. Но ведь все горожане тогда верили в насильственную смерть царевича и истребляли его предполагаемых убийц.
Часто утверждают, что Годунов не был заинтересован в смерти царевича, чья гибель принесла ему больше бедствий, чем мог принести живой Дмитрий. Напоминают, что сын от седьмой (или от шестой) жены Ивана Грозного официально не имел права на престол, а у царя Федора Ивановича вполне мог родиться наследник и после убийства царевича. Все это внешне логично. Но когда через четырнадцать лет на окраинах Русского государства появился некто, выдававший себя за сына Ивана Грозного, одно имя Дмитрия всколыхнуло огромную страну. Многие стали под его знамена, и никто не вспомнил, от какого по счету брака он родился. Между прочим, правительство Годунова еще при жизни Дмитрия, боясь его как возможного претендента на престол, старательно напоминало народу, что он не царевич, а только князь Углицкий, ибо родился от не освященного церковью брака. Английский дипломат Джильс Флетчер сообщает: "по проискам Годунова" приказано не поминать Дмитрия в церквах в числе других членов царского дома, как незаконнорожденного.
У Бориса Годунова были все основания страшиться того, чтобы Дмитрий дожил до совершеннолетия. Если бы царь умер бездетным (а так оно и оказалось), сын Ивана Грозного - наиболее вероятный претендент на престол. Во всяком случае, у него было бы больше прав, чем у Годунова и чем у крещеного татарина Симеона Бекбулатовича, которого Иван IV на один год ставил в "великие князья всея Руси". А Симеона Бекбулатовича, хотя он сам не играл никогда самостоятельной политической роли, смертельно боялся Борис Годунов. Тем более ему был страшен Дмитрий.
А если бы у Федора родился сын? И тогда устранение Дмитрия принесло бы свои плоды Борису. Вряд ли сын слабоумного царя правил самостоятельно. Борис остался бы опекуном государя и фактическим правителем. Но для такого наследника его дядя Дмитрий был бы реальным соперником.
Между тем в Угличе подрастал ярый враг царского шурина.
Голландец Исаак Масса рассказывает: "Дмитрий нередко спрашивал, что за человек Борис Годунов, говоря при этом: "Я сам хочу ехать в Москву, хочу видеть, как там идут дела, ибо предвижу дурной конец, если будут столь доверять недостойным дворянам".
Немецкий ландскнехт Конрад Буссов сообщает, что Дмитрий вылепил однажды несколько фигур из снега, каждой дал имя одного из бояр и стал затем отсекать им головы, ноги, протыкать насквозь, приговаривая: "С этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак". Первой в ряду стояла фигура, изображавшая Бориса Годунова.
Вряд ли случайно и Нагие сразу обвинили в смерти царевича именно агентов Годунова. Они ждали и боялись этого часа.
Но значит ли все это, что Годунов действительно подсылал убийц к царевичу, что Битяговский и Качалов перерезали ему горло? Скорее всего нет. Каким бы прочным ни было положение Годунова, оно могло пошатнуться в любой момент. И если бы убийц схватили и допросили с пристрастием, вряд ли они стали бы молчать, а не выдали вдохновителя преступления. Кто и за какие деньги решился бы пойти на такой акт, сулящий столь мало шансов на спасение? Годунов был слишком умен и осторожен, чтобы подсылать к царевичу Дмитрию наемных убийц.
Да ему, на наш взгляд, и не надо было этого делать. Он мог избавиться от опасного мальчика значительно проще. По сведениям следственного дела, Дмитрий страдал эпилептическими припадками. Их описание соответствует клинической картине болезни. Если такому мальчику-эпилептику позволить взять в руки нож, да еще в период учащения припадков, то ждать конца недолго. Вероятно, это и сделала мамка царевича Василиса Волохова. Именно такой путь - наиболее безопасный для правителя, не оставляющий следов, соответствовал психологии Бориса Годунова, всегда стремившегося покончить со своими врагами тихо, без шума и театральных эффектов.
Опубликовано: 23.10.2013 г.
|
