|
Почему не пошла перестройка у Александра I
Первая четверть ХIХ века. Чем было это время в истории России? Сперва «дней Александровых прекрасное начало», потом - героическая эпопея войны 1812 года, затем — аракчеевщина, разгром университетов, военные поселения и, наконец, печальный финал - трагедия декабристов. Такова схема царствования Александра I, вошедшая во все учебники.
В России испокон веку отечественную историю лучше знали по стихам и романам, чем по трудам историков, и писательские оценки засели в нашей памяти прочнее, чем выводы историков. Эпитафией эпохе Александра I стали известные строки:
Нечаянно пригретый славой
Плешивый щеголь, враг труда,
Властитель слабый и лукавый
Над нами царствовал тогда...
А ведь во времена Пушкина было и другое. Именно в это время предпринималась попытка перевести страну на рельсы общеевропейского прогресса, попытка неудавшаяся. Почему?
ХIХ век начался в России с очередного дворцового переворота: в ночь с 23 на 24 марта 1801 года Павел I был убит заговорщиками. В газетах, разумеется, написали совсем другое: «Государь император скончался от апоплексического удара». Жена и сын - будущий Александр I - знали о заговоре и ждали его результата в карете, чтобы в случае неудачи бежать к своим родственникам в Германию.
Павел I был, конечно, самодуром и, вероятно, не совсем психически здоровым человеком. Но, как ни парадоксально, именно он начал тот курс реформ во внутренней и внешней политике, который затем продолжал его сын Александр. Отец объявил «крестовый поход» против взяточничества и коррупции чиновников. Сын попытался даже подрубить корни мздоимства, введя в 1809 году "экзамен на чин", при котором предпочтение отдавалось честности, уму и образованности.
Отец первым понял, что Бонапарт никакой не «Робеспьер на коне», а узурпатор, рвущийся в семейство коронованных особ, и посему Французская революция закончилась. А раз так - с Францией можно заключать государственный союз против Англии, что Павел в 1800 году и начал делать, да не успел. А сын его в 1807 году в Тильзите довершил дело отца, получив пятилетнюю передышку для подготовки к войне.
Две главные задачи вставали перед государством в начале ХIХ века: хозяйственное освоение плодородных территорий на юге и защита огромной империи «от внезапного прикосновения к целостности оной».
Ситуация в России существенно отличалась от соответствующих условий Западной Европы. Что было там главным фактором политики? Малоземелье. А в России, наоборот, имелся гигантский избыток земли при хронической нехватке рабочих рук.
Сейчас это покажется парадоксальным, но в начале ХIХ века империю, уже составлявшую почти шестую часть земного шара, населяло 36 миллионов человек - всего на 8 миллионов больше, чем Францию в 1792 году. Екатерина II щедро раздавала земли на Украине и в Поволжье своим фаворитам и всякому «служивому люду». Крупным чиновникам, пожелавшим отбыть из Петербурга или Москвы в Новороссию, императрица жаловала по 12 тысяч десятин, обер- и штаб-офицерам от майора до полковника - до тысячи десятин. Всем без исключения новоселам давалось освобождение от налогов и повинностей на десять лет.
Однако на пути освоения земель вставала крепостническая система хозяйствования. Бывшие офицеры, не говоря уже о чиновниках, своими силами обрабатывать эти участки не могли, да и не умели, им нужны были работники, крепостные крестьяне, поскольку свободного капиталистического рынка рабочей силы не существовало. А где их взять, этих работников? Только в Центральной и Западной России, купив у тамошних помещиков.
Но здесь надо сделать одно уточнение. Сложился прочный стереотип, что все русское общество ХVIII - первой половины ХIХ века делилось на черных и белых: крепостных крестьян и помещиков. На самом деле к 1801 году крепостные помещичьи крестьяне составляли менее трети населения страны - 10,5 миллиона человек. При этом основная масса дворянства - около 70 процентов - владела 5,4 миллиона крепостных и на одну помещичью семью приходилось 7-10 крепостных мужского пола. Поэтому мелкопоместные дворяне в большинстве своем не желали продавать своих крепостных «на вывоз» в южные районы империи - кто бы тогда стал кормить семью барина?
В конце своего царствования Екатерина переселила на юг несколько тысяч государственных, «казенных» крестьян из Ярославской, Костромской и Владимирской губерний. Александр I эту практику пресек, опасаясь обезлюдения российского Нечерноземья - исторического центра страны. Царь запретил «дарения» государственных крестьян, что широко практиковала в ХVIII веке его бабка.
Став свидетелем великого катаклизма - Французской революции, - Александр понимал, что России рано или поздно не избежать ее воздействия. Своему воспитателю, швейцарскому республиканцу генералу Цезарю де Лагарпу он еще до восшествия на престол говорил, что одобряет принципы Французской революции, но не согласен с ее террористическими методами.
В свою очередь, Лагарп, состоявший в переписке с царем до самой кончины последнего, постоянно призывал Александра I, дабы избежать «ужасов Французской революции», провести серию упреждающих реформ «сверху» - конституционных, образовательных, госаппарата, упразднить петровскую «табель о рангах», ввести «просвещенную бюрократию», а также осуществить реформу купеческую и особенно крестьянскую. «Без освобождения Россия может подвергнуться такому риску, как при Стеньке Разине и Пугачеве, - писал Лагарп Александру I в 1805 году. - Когда я думаю об этом неразумном нежелании (русского) дворянства, которое не хочет понять, что оно живет на краю вулкана... я не могу не чувствовать живейшего беспокойства».
К реформам толкали не только внутренние, но и внешние факторы. После разгрома империи Наполеона в 1814 году Россия достигла такого могущества, которого она не имела ни при Петре I, ни при Екатерине II, ни позднее. Сохранять свой авторитет методами военного правления, как это делал Наполеон, значило обречь Россию на постоянную вооруженную конфронтацию с другими державами.
Нет, «властитель слабый и лукавый» не намеревался отказываться от имперских амбиций. Однако ликвидировать угрозу антирусских коалиций царь рассчитывал на основе принципиально новой стратегии - не путем сепаратных союзов, а сохранением единства стран - победительниц Наполеона. Так возникла идея создания Священного союза. Более того, среди проектов русской делегации на Ахенском конгрессе 1818 года фигурировал и план экономической интеграции стран - участниц Священного союза, и проект введения в них конституций (там, где их не было), основанных на политическом компромиссе между дворянством и буржуазией. Ту же цель преследовала идея объединения трех ветвей христианской религии.
Проект предусматривал создание «инструментов всеобщего мира»: периодически созываемых конгрессов Священного союза (они действительно созывались четыре раза в 1818-1822 годах), постоянных конференций послов четырех держав-победительниц (России, Англии, Австрии и Пруссии) в Париже и Лондоне (они действовали вплоть до 1871 года), создание постоянных международных полицейских морских сил для борьбы с пиратством и работорговлей черными невольниками (не прошло из-за саботажа Англии), уравнение всех наций в правах по религиозному вероисповеданию (особенно иудеев; эту идею активно поддержал великий английский социалист-утопист Роберт Оуэн, представивший на Ахенский конгресс свой проект, однако партнеры Александра на конгрессе отказались обсуждать «иудейский вопрос»).
Для включения России в этот союз Александру I необходимо было укрепить «тылы», уравнять социально-политический режим России с европейским. И не по-петровски, топором, и даже не по-екатеринински - указом, а методами реформ всех институтов империи, постепенно, по отдельным регионам, при соответствующем идеологическом обрамлении, что предусматривало значительную свободу печати и гласности в дворянских и купеческих собраниях.
Сегодня некоторые отечественные историки склонны считать, что Александр I действительно последовал совету Лагарпа и намеревался отменить крепостное право. В 1801 году он издал указ о запрете помещения в газетах объявлений о публичной продаже помещичьих крепостных. В 1802 году последовал указ о «вольных землепашцах» - призыв к помещикам добровольно отпускать крепостных крестьян на волю с землей. В 1820 году Александр I поддержал создание «Общества добрых помещиков», в которое вошли «управитель Таврии» граф М.С. Воронцов, близкий к декабристам князь П.А. Вяземский, братья Тургеневы и другие, ставившие в своем уставе цель «постепенного освобождения от рабства, как крестьян, так и дворовых людей».
В 1809 году, присоединив Финляндию к России, Александр I по совету М.М. Сперанского, государственного секретаря и председателя «Финляндского комитета», отказался ввести там крепостное право. Аналогичным образом в Польше отмененная в 1806 году Наполеоном личная крепостная зависимость не была восстановлена. В 1816-1819 годах личное крепостное право было отменено в Прибалтике (Латвия и Эстония).
Были ли в России силы, разделявшие это вхождение своей родины в европейское сообщество через Священный союз? Да, были. Идею европеизации России приветствовали, например, декабристы, они же активно поддерживали проекты отмены крепостного права и введения конституции. За капиталистический путь развития выступало немало помещиков-дворян. Так, в 1819 году большинство дворян Витебской губернии обратилось к царю с просьбой, чтобы по примеру Прибалтики «было образовано и их сословие крестьян».
В архиве Александра I за 1816-1820 годы мы обнаружили немало таких дворянских просьб. Причем просматривалась закономерность: чем выше был уровень капиталистических отношений в регионе, тем безболезненней помещики отказывались от феодального «холопства», заменяя его более прочными капиталистическими узами. И, наоборот, там, где капитализм запаздывал, там позиции крепостников были сильны. И тем с большей злобой они накидывались на реформаторов. В марте 1812 года крепостники сфабриковали «дело» против М.М. Сперанского («французский шпион») и добились его временного (до 1821 года) отстранения от рычагов верховной власти. В 1822 году был отстранен от дел реформатор в дипломатии И. Каподистрия.
В марте 1818 года Александр I, выступая в польском сейме, пообещал в скором будущем отменить повсеместно крепостное право и ввести конституционное правление в России по образцу английского. Пообещал, но не сделал. (Вот оно, пушкинское, - «слабый»). Почему?
Ответ однозначен: все антикрепостнические и конституционные полумеры царя встретили яростное сопротивление большинства помещиков, как в центре, так и на юге страны. Министр внутренних дел граф В.П. Кочубей с тревогой сообщал в 1819 году М. Сперанскому, главному проводнику реформ царя, что провинциальное дворянство «весьма обеспокоено на щет вольности крестьян», ибо видит у Александра I намерение «произвести оную реформу по одиночке в одной губернии за другой...» О том же писали полицейские агенты: «...помещики внутренних губерний встревожены сиими слухами, в письмах выражают свое опасение».
Французский дипломат доносил в Париж из Москвы в 1821 году: «Похоже, что позиция и интересы русского дворянства весьма отличны от позиции императора и его министров; следствием этого являются большие разногласия в общественном мнении на конституционный вопрос...»
Осенью 1818 года, направляясь на первый конгресс Священного союза в германский город Ахен, царь уже вез для предварительного обсуждения с союзниками и проект указа об отмене крепостного права по всей России, и проект конституции. Но по дороге в Ахен «кочующий деспот» проехал всю страну с севера на юг, встречался в дворянских собраниях с помещиками и чиновниками. И убедился: большинство мелкопоместных дворян ни отмены крепостного права, ни конституции, ни вообще каких-либо «просвещенных реформ» не желают.
Позднее предводитель калужского провинциального дворянства Н.Г. Вяземский (не путать с «просвещенным» князем П.А. Вяземским) осмелился выпустить печатный памфлет, открыто направленный против выступления царя в польском сейме: «Неужели еще не вразумились, что вольность, сей идол чужеземных слепцов, влечет неминуемо к пагубному своевольству, буйству, разврату и ниспровержению всех властей?.. Во Франции не стало дворянства, - она пала; в России оно было - и Россия восстала, восторжествовала и блаженствует».
Но и это не все. У гоголевских ноздревых, коробочек, добчинских и бобчинских нашлись влиятельные заступники и в «высшем свете», а также среди реакционной части руководителей весьма распространенных в то время в России масонских лож. Один из влиятельных руководителей, вологодский помещик О.А. Поздеев еще в 1814 году выпустил трактат «Мысли противу дарования простому народу так называемой гражданской свободы», где поучал: «Россия все еще татарщина, в которой должен быть государь самодержавный, подкрепляемый множеством дворян, а в отсутствие их - их приказчиками-чиновниками, кои малейшие искры неповиновения, неплатежей податей и поставки рекрут... тушат, не давая им возгореться до того, что и никакие войска в этой обширной империи с крестьянами не сладят...»
Но огорчительнее всего для Александра I стала даже не оппозиция дворян-крепостников, к которой он был готов. Стремясь укрепить не только политические, но и экономические связи с европейскими странами и США в рамках Священного союза, Александр I резко снизил в 1816-1819 годах заградительные пошлины на западноевропейские промышленные товары. Лавина английских, французских, германских изделий обрушилась на Россию. Русские товары не выдержали конкуренции. Началось разорение и банкротство российского купечества и фабрикантов, сократилось, например, число шелкоткацких мануфактур и суконных фабрик. В конце концов, Александр I вынужден был отказаться от «экономической интеграции» - в 1822 году был введен высокий протекционистский тариф, вновь опустился занавес, экономически отгородивший Россию от Европы. Но было уже поздно - купцы и фабриканты не пошли за Александром I, они стеной встали за будущего «вешателя декабристов» Николая I. Ведь тот даже колею железной дороги в России расширил, чтобы Запад не мог ввозить без помех свои товары в империю!
Потерпев поражение в попытках провести реформы сверху в «коренной России», Александр постарался взять реванш в польском вопросе, сделав его витриной для Запада и моделью будущего государственного устройства Российской империи.
На Венском конгрессе Александру I удалось настоять на закреплении и расширении польских земель: 2/3 герцогства Варшавского вместе со столицей отошли к России. При этом царь вознамерился в 1815 году дать «русской» Польше национальную автономию западного образца - со своей конституцией, органами центрального и местного самоуправления и даже со своей польской армией. Этот либеральный проект был осуществлен - автономия Польше была дарована. Более того, в 1817-1818 годах Александр I намеревался расширить эту автономию на часть Литвы и Западной Белоруссии, где предварительно готовилась отмена крепостного права и, подобно польскому, создавался литовский военный корпус.
Эти известия вызвали резкий протест не только откровенных реакционеров, но и будущих декабристов. Члены Северного общества обсуждали даже в связи с этим идею организации покушения на царя. Последний факт особенно удивителен - почему люди, представлявшие собой наиболее здоровые элементы дворянства, так непримиримо выступили против проекта, несомненно, прогрессивного?
Дело в том, что польский вопрос стал скорее поводом для обсуждения проблемы более общей - о путях дальнейшего исторического развития России. Ведь именно в 1814-1821 годах в «просвещенном обществе» начинается размежевание, которое потом войдет в историческую литературу как деление на западников и славянофилов. Западники из числа ближайших помощников царя, сам Александр I видели в «польской модели», в постепенной отмене крепостного права тот исторический шанс, который в условиях послевоенного мира позволил бы России выйти на один уровень с западноевропейскими странами. Благо отставание от них в темпах промышленного развития, вооружений, сельского хозяйства тогда было еще незначительным. Именно в таком духе статс-секретарь по иностранным делам И. Каподистрия в мае 1820 года трактовал «польскую модель»: «...при содействии опыта и времени народы достигают политической зрелости... Королевство Польское достигнет его точно так же в свою очередь... Просвещение распространится, цивилизация увеличится, почти все обыватели освоятся с пользованием конституционных преимуществ».
Иную программу выдвигали славянофилы, отстаивавшие концепцию самобытного исторического пути России, отличного от европейского. Самая видная фигура среди них знаменитый историк Н.М. Карамзин в 1817-1820 годах опубликовал серию статей («О любви к отечеству и народной гордости», «Мнение русского гражданина» и др.), где развивал соображения, изложенные им еще в 1811 году в записке «О древней и новой России».
Нет, Карамзин не разделял черносотенную программу масона Поздеева. В основе концепции Карамзина лежало глубокое убеждение, что исторический путь России (плохо это или хорошо - это другой вопрос) не совпадал с западным, и не надо искусственно, как это делал Петр I, насаждать иноземные образцы (конституции, «волю», автономию, гласность и т.п.) «сверху».
В архиве Александра I мне удалось обнаружить ранее неизвестное письмо Карамзина царю за октябрь 1819 года. Хотя поводом для написания послужили все те же слухи о расширении границ Царства Польского, содержание письма гораздо шире и глубже: «Вы думаете, восстановив Польшу в ее целостности, действовать как христианин, благо творя врагам своим?» Напрасно стараетесь - «все осталось на земле, как было, и иначе быть не может... Доселе нашим государственным правилом было: ни пяди ни другу, ни врагу. Наполеон мог завоевать Россию, но Вы, хоть самодержец, не могли договором уступить ему ни одной хижины Русской...» А потому «восстановление Польши будет падением России...» Заканчивает Карамзин угрожающе: «Я слышу русских и знаю их. Вы лишились бы не только прекрасных областей, но и любви к царю!»
Сегодня на страницах наших журналов делаются попытки возродить эту концепцию Н.М. Карамзина. Как пишет один из крупных отечественных писателей сегодня, «России суждено идти не по пути европейско-американскому, а по своему, не похожему ни на один известный путь...», а поэтому наша культура - «это не только движение вперед, но это и движение к истокам...»
Тезис о «непохожести» исторического пути России оказался настолько живучим, что через русских эмигрантов-народников оказал определенное воздействие даже на Карла Маркса, который первоначально также предполагал особый путь развития революционного движения в России: «Настанет русский 1793 год; господство террора этих полу-азиатских крепостных будет невиданным в истории, но оно явится вторым поворотным пунктом в истории России, и в конце концов на место мнимой цивилизации, введенной Петром Великим, поставит подлинную и всеобщую цивилизацию» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., изд. 2-е, т. 12, с. 701).
И все же последующее развитие, уже при Николае I, полностью принявшем «самобытность» российского пути и обрамившем его в 1832 году знаменитой уваровской формулой «самодержавие - православие - народность», показало, что вне общеевропейского прогресса Россия процветания не достигнет. Сокрушительное военное поражение в Крымской войне нанесло удар по этому «квасному» изоляционизму. Но даже 1861 год, который принес наконец долгожданную отмену крепостного права по всей России, оставил основу самодержавия - деревенскую и «национальную» общины.
Таким образом, «западническая» программа реформ Александра I к 1822 году оттолкнула от него большую часть дворянства, чиновничества, купечества и, наконец, верхушку православной церкви, не принявшую стремление царя объединить в одно - «библейское» - все три основных течения христианства - православие, католичество и протестантство. Положение усугубилось начавшимся развалом Священного союза. Первой от согласованных действий в 1821 году отказалась Великобритания - она поддержала греческое восстание против османов, тогда как Россия, Австрия и Пруссия осудили «бунтовщиков».
Терпела неудачу и «конституционная дипломатия» - она не спасла Европу от новых потрясений: в 20-х годах революционная волна захлестнула Испанию, Португалию, Италию, брожение охватило Францию и Германию. На очередных конгрессах Священного союза в Тропау-Лайбахе и Вероне в 1820-1822 годах Александр I под давлением Меттерниха сдавал одну позицию за другой, пока не санкционировал лишь одну - жандармскую - функцию союза.
После конгресса в Вероне, в 1822 году, многие из приближенных царя его не узнавали: он стал вялым, равнодушным, вновь заговорил о том, что он хочет «удалиться от дел». Как это все отличалось от того оптимизма, которым дышало его письмо 1797 года своему воспитателю Лагарпу: «Мой отец, вступив на престол, хотел все реформировать. Начало было действительно довольно блестящим, но затем все пошло иначе. Все пошло прахом... Интересы государства никогда не принимаются во внимание, самодержавная власть творит все, что хочет... Моя бедная родина находится в неописуемом состоянии: земледельцы измучены, торговля стеснена, личная свобода и благосостояние уничтожены; вот картина России».
Александр I надеялся, что ему удастся сделать больше, чем его отцу: «Я думаю, что если когда-нибудь придет мой черед править, будет гораздо лучше... трудиться над тем, чтобы сделать свою страну свободной и предохранить от того, чтобы она стала игрушкой в руках безумцев... Я прихожу к выводу, что это будет лучший вид революции, осуществляемой легитимной властью, которая исчезнет, как только будет введена конституция, и нация будет иметь своих представителей... Вот какова моя идея, дорогой друг. Пусть небо позволит нам завершить все, сделать Россию свободной и предохранить ее от всяких покушений деспотизма и тирании. Вот мое единственное желание, и я охотно отдам все свои силы и свою жизнь во имя этой столь дорогой для меня цели».
Так мыслил царь в начале своего царствования. А вот его мысли в конце. «Петр Великий имел довольно увесистый кулак, чтобы не бояться своих подданных», - сказал Александр I незадолго до смерти одному из своих генерал-адъютантов.
Впрочем, только ли в отсутствии «кулака» было дело? Отнюдь нет. Репрессивный аппарат царизма оставался прежним, как и при Петре I. Но между царем и крепостным крестьянством за вековое правление преемников «Медного Всадника» возникла мощная каста помещичьего дворянства, государственной бюрократии и верхушки купечества, сопротивлявшихся отмене крепостного права. Попытки Александра I убедить их методом «главноуговаривания» ни к чему не привели, а стукнуть кулаком по столу, на манер Петра, он был уже не в силах.
В массе своей господствующий класс России отверг шедшие сверху нововведения. Реформы повисали в воздухе, не находя питательной социальной базы.
Потребовалось сокрушительное поражение царизма в Крымской войне, чтобы «верхи» окончательно поняли государственную необходимость «перестройки» во имя своих же собственных классовых интересов. Важнейший политический, экономический, наконец, нравственный шаг задержался на полвека, но он все же был сделан. Потому что шаг этот - переход от «рабовладельческого» государства к более прогрессивной экономике, просвещенности, к государству европейского образца, - шаг этот был неизбежен, предопределён всей логикой общемирового исторического развития
Опубликовано: 18.3.2014 г.
Источник: Наука и Жизнь
|
|
|
