|
Но жизнь короткая как смерть,
Не разрешает умереть.
А. Трофимов
1.
УБИВАТЬ ИЛИ БЫТЬ УБИТЫМ
Стр. 3
Ублюдку не повезло. Наверное, это был не его день, вернее – вечер. Во-первых, в «школе выживания» меня научили предчувствовать опасность, во-вторых, привычка – подходя к родному подъезду, держать в руке ключ, чтобы не искать его в потемках, и в-третьих, я – левша.
Как позже выяснилось, он действовал по весьма стандартной схеме: подстерегал жертву на площадке второго этажа, и когда та, беспечная, подходила к лифту… Помню, я утопила кнопку на панели, которая тотчас же налилась малиновым светом, и… то ли спиной, то ли тем, что ниже, почувствовала угрозу…
И. сделав резкий шаг в сторону, как меня учили, нанесла разящий удар по нападающей на меня сопящей тени, опять же, как меня учили… Левой рукой, в которой был зажат сейфовый ключ. Если бы меня попросили повторить подобное…
Скорее всего, мне повезло, а этому похотливому выродку с ножом мясника в руке – нет. Потому что я вставила ключ аккурат ему в глаз, будто в замочную скважину. А подобный казус, кажется, весьма вреден для здоровья. И общего настроения. Как говорится, хотелось погулять на чужой свадьбе, а пришлось самому лежать нарумяненным брикетом в гробу.
И только после того, как этот ублюдок с моим ключом в глазнице, затопленной кипящей пунцовой кровью, завалился навзничь в кабину лифта, кстати подошедшего, и принялся там биться в предсмертных конвульсиях, я завизжала. Раньше я думала, что женщина так кричать не может. Оказалось, может. И этой женщиной была я.
Что же потом? Соседки отпоили меня валерьянкой и коньяком, после прибыла следственная группа и объявила мне благодарность. За ликвидацию серийного мясника, который резал женщин как овец. Предварительно потешившись всласть. Такая вот душевно-телесная отрада с тесаком наперевес.
А ключ мне вернули. Следователь со смешной фамилией Деревяко был галантен, как рояль из красного травленого дерева. Сочувствуя, он препроводил меня в мою квартиру и открыл железную дверь все тем же ключом…
Я была нетрезва от валерьянки на коньяке и от ЧП, и поэтому не до конца осознавала, что же на самом деле произошло. И только утром наступило горькое похмелье. И тогда я протрезвела – значит, это я убила. И это есть факт моей биографии.
Никогда не подозревала, что убить – это так тошнотворно. Будто проглотить кусок хозяйственного мыла. Какая гадость. А после – омерзительная холодная опустошенность.
Мои подруги по химфаку пытались меня приободрить: я должна благодарить Бога за то, что сама себя спасла. Я прекрасно их понимала: времена такие, что надежда только на себя. Однако гаденькое отвратительное чувство не проходило. Тревожные мысли не давали уснуть и разрушали мой когда-то привычный мир, где я была, кажется, счастлива. Иногда хотелось заорать, иногда заплакать. Наверное, стало бы легче. Но я не могла сделать ни того, ни другого. Будто что-то сжалось во мне. Может, это и была моя душа?
Дядя Федор, друг отца и служака до мозга костей, буквально заставил меня отправиться в дачную местность Черногорка, чтобы я на мелкособственнических грядках смогла найти душевное успокоение.
- И будь проще, Ленка, - сказал дядя. – Времена такие: если не ты, то тебя. Понятно излагаю мысль?
- Глубокая мысль, - вздохнула я. – Как могильная яма.
- Вот именно. Лучше убивать, чем быть убитой. Научись себя защищать, девочка.
- Учусь, - ответила я. – Уже есть первые жертвы.
- Нет, это твоя «школа выживания» просто-напросто самодеятельность, - задумался друг отца. – А вообще, есть идея…
- Поехать в Черную горку?
- Это само собой. Приведи себя там в порядок., понимаешь, - рассуждал он вслух. – Ну посмотри, на кого ты похожа?
- И на кого? – я вспыхнула, как костер в ночи.
- На кого-на кого?.. На мышь…
- На мышь?! – я задохнулась от ярости и вместо того, чтобы закричать в исступлении, разревелась от обиды и несправедливости. И вдруг почувствовала – что-то отпускает внутри. И становится легче дышать.
Женские слезы страшнее пуль. Даже для некоторых мужчин, в совершенстве владеющих боевыми искусствами. Дядя Федя занервничал и пригрозил, что через неделю моей чувствительной персоной займутся настоящие специалисты из Конторы.
- Из какой Конторы? – испугалась я.
- Из той Конторы, которая всем Конторам Контора, - и образно намекнул, что есть самодеятельность в Доме культуры имени Ф. Э. Дзержинского, а есть Театр его же имени. – И поменяй выражение лица, Волкова, - посоветовал он на прощание. – Или хотя бы цвет волос.
Он ласково потрепал мои пакли и удалился прочь.
Я посмотрела на себя в зеркало. Ну и ну. Узнала себя с трудом – мымра мымрой. Дядя Федор абсолютно прав: либо учиться защищать себя профессионально, либо жить в бесконечном страхе за свою шкуру.
Я вдруг представила себя топ-моделью на подиуме.
Мне стало смешно, и я начала медленно оттаивать. Итак, психологический кризис я постепенно преодолеваю. И чувствую, как тошнотворный мыльный кусок внутри меня постепенно рассасывается. Еще немного – и я стану прежней, вернусь к себе самой.
Да, я, Елена Волкова, убила человека. Человека ли? Разумеется, я знала о существовании подобных двуногих подонков, но никогда не верила, что они действительно обитают среди нас. Хотя спрашивается, зачем я тогда посещала любительскую «школу выживания»? Честно сказать, за компанию. Мои подруги, страшные, по их же собственному признанию, как населенные пункты после атомной бомбардировки, боялись передвигаться по улицам в страхе потерять девственность. «Лесбияночки вы мои, - потешалась я, - кому мы нужны?»
«Нужны-нужны, - отвечали подруги, - маньякам всяким сексуальным, - и потащили меня в эту самую «школу выживания».
Там было весело – нас научили как выживать во всех мыслимых и немыслимых экстремальных условиях: от падения метеорита до нападения бандитского коллектива. И вот результат этой моей старательной учебы: труп с ключом, открывшим ему дорогу прямо в ад…
Ну хватит, Волкова, останавливаю я себя, какие времена, такие и нравы. Как выразился кто-то из великих: хорошие законы порождены дурными нравами. Не я первая взяла в руки меч, если выражаться красивым поэтическим слогом. Пора прекращать кисейные страдания и последовать доброму совету: ехать на природу.
Моя мама, узнав о том, что я отправляюсь в дачную местность, где меня ждут разваливающаяся, на ее взгляд, халупа, запущенный огородик, колодец и старые кадушки, заполненные дождевой водой, пришла в ужас. Мама была сознательная урбанистка и старую дедовскую дачу не переносила на дух.
А мне там нравилось – дом хранил крепкий и надежный запах прошлого, в котором когда-то жили и действовали красивые и мужественные люди. Если судить по старым, выцветшим фотографиям на стенах. На них было трудно узнать деда – он был молод и в военной форме. Его самого я плохо помнила, только запах кожи и табака не выветрился из памяти, да еще перезвон орденов и медалей на день Победы. Потом мне, пятилетней, сказали, что дед уехал далеко-далеко.
«В Лимпопо?» - спросила я.
«Да, - ответил отец, - на край земли, и обратной дороги оттуда нет, Ленка-Енька».
Я была слишком мала, чтобы понять сложный взрослый мир; позже, в свои пятнадцать, я узнала, что дед, выполняя интернациональный долг, погиб от какой-то страшной тропической инфекции на жарком африканском континенте, и больше мы к этой теме не возвращались.
Хотя уже тогда я поняла: меня оберегают от некой тайны. Но какой? Увы, я тогда слишком была занята собой, чтобы вглядываться в прошлое, как в колодец летним днем.
Прошлое-прошлое. Даже у меня есть это прошлое. Помню: я мечтала шуршать твердой метлой по планете. Перед восходом солнца. Позже, когда космонавты стали ездить на орбиту, точно горожане на свои подмосковные дачи, я бредила полетами в невесомости. И часто летала во сне. Теперь полетов нет. Ни во сне ни наяву.
Последние мои иллюзии развеялись, когда погиб отец. Его привезли в цинковом гробу из пылающей Югославии. Он, как и дед, тоже выполнил свой чекистский долг. Хоронили отца как героя. С фальшивым громким оркестром, вялыми цветами, дежурными речами и залпами в низкое московское небо.
Мама плакала, и ей вручили медаль «За мужество II степени». Чтобы она не плакала? И действительно, какие могут быть слезы на похоронах героя, павшего за Отечество? И поэтому я не плакала. Мне досталась трудная роль: дочь героя, и я ее выдержала с честью.
Потом у меня была другая роль – примерная столичная девочка, студентка химического факультета, для которой главная проблема: вовремя сдать сессию и попасть на модную театральную премьеру.
Друзья отца и родственники помогали нашей маленькой семье. Морально и материально. Я чувствовала их защиту. И была уверена, что это будет продолжаться всегда.
Увы, растительная жизнь оборвалась там, в подъезде, и теперь я пытаюсь подняться, восстать из внутреннего хаоса и разрухи. Кто-то заметил, что убивать и быть убитым – это одно и то же. Так ли это? Не знаю. Возможно, и так. Ладно, Ленка, ты слишком сосредоточена на собственных переживаниях. Жизнь принимается, и надо принимать ее такой, какая она есть, жестокой, опасной, но и прекрасной.
С этим убеждением я и еду – прочь из города, на природу. Стремительная электричка переправляет меня в другой мир, затянутый легким светом осени. Бабье лето гуляет среди позолоченных деревьев. Я бреду по деревенским улочкам. Дачники жгут мусор уходящего лета, и синий горький дым напоминает о летучести нашей бренной и суетной жизни.
ЧАСТЬ 2. ФЕНИКС - ПТИЦА СМЕРТИ
ЧАСТЬ 3. ЗОЛОТОЙ ДОЖДЬ
ЧАСТЬ 4. ЛУЧШИЕ В МИРЕ ЗОМБИ
ЧАСТЬ 5. БЛИЖНИЕ БОИ
|
