|
1.
Стр. 195
Событие, положившее начало этой истории, не предвещало ничего драматичного. Альбер Моритэн, заложив руки за спину, плавал под водой; он схватил губами крышечку от чайника, лежавшую на дне, и одним ловким движением оказался на поверхности. Затем посмотрел на верхнюю палубу и воскликнул:
- Смотри-ка! «Королева» опять нервничает!
Все это происходило на борту «Гордона» – небольшого английского грузопассажирского судна, пересекавшего Тихий океан в его самой широкой части, следуя из Сан-Франциско в Сидней с заходом на Таити, острова Гилберта и в Новую Зеландию.
Три дня тому назад «Гордон» покинул Таити и через неделю должен был достичь Сиднея. Океанская поверхность была гладкой, словно шелк, и переливалась атласным блеском, который в конце концов утомлял. 35-градусная жара заставляла пассажиров спасаться в тени навесов на верхней палубе или в бассейне, сооруженном на полубаке по приказу капитана из брусьев и брезента.
В жилах «Королевы», разумеется, не текла кровь августейших особ. Присто никого и ничего не уважающий Альбер Моритэн дал такое прозвище леди Брамсон – законной супруге лорда Брамсона, посла Ее Величества в небольшой южноамериканской стране. И если «Королева» нервничала, так из-за того, что повздорила со своей «Борзой».
Но никакой борзой на судне тоже не было, как, впрочем, и других собак. Эти прозвища были частью тайного лексикона Альбера и мадемуазель Дош, давая им повод к многочисленным шуткам, которые делали путешествие более-менее сносным.
Эти единственные представители французской нации на борту в данный момент плескались в бассейне. От их внимания не ускользнуло то, что леди Брамсон только что покинула свою каюту в заметно возбужденном состоянии и без стука вошла к невозмутимому капитану «Гордона».
- И чем это «Борзая» могла опять так разгневать свою хозяйку?
«Борзой» шутники прозвали молодого и красивого английского офицера, капитана в отставке Уилла, спутника леди Брамсон. Он слыл обладателем самых ослепительных зубов и красивейших глаз во всей английской колониальной армии.
Уиллу не было и тридцати. Возраст леди Брамсон приближался к пятидесяти.
Позор тому. Кто дурно об этом подумает!
- Знаете, Альбер, я хотела вам сказать относительно леди Брамсон…
- Что вы хотели мне сказать? Что вы уже ревнуете?
Он ответил ей, должно быть, слишком быстро и, заметив это, покраснел. Девушка с ласковой и очень нежной улыбкой продолжала:
- Нет, я не утверждаю, что вы без ума от нее.
- Это было бы сложно!
- И все же, мне кажется, что эта великосветская дама произвела на вас впечатление именно тем, что принадлежит к высшим слоям общества, и ее принимают при английском дворе… Ну, признайся же, Альбер!..
- Если бы это было так, я, пожалуй, не стал бы целые дни напролет перемывать ей косточки…
- Напротив! Именно потому…
Их беседа прервалась, так как в этот момент дверь каюты капитана открылась, и он показался на палубе в сопровождении леди Брамсон. Капитан был возбужден не меньше, чем «Королева».
Они быстрыми шагами направились в кают-компанию. Несколько мгновений спустя к французам подошел стюард и вежливо произнес:
- Капитан просит всех собраться в кают-компании…
- Леди и джентльмены!... – начал капитан. – Только что у нас на борту… гм… произошло крайне неприятное происшествие… Гм… Происшествие, должен сказать, чрезвычайно серьезное… Гм…
По всей вероятности, это был самый благодушный и наиболее далекий от всевозможных приключений капитан на всем Тихом океане. Он целыми днями просиживал у себя в каюте, делая акварельные копии с почтовых открыток.
Ставший от волнения пунцово-красным, капитан не осмеливался смотреть в глаза пассажирам и едва смог закончить свою речь следующим:
- Дело в том, что украдены драгоценности леди Брамсон!
Сообщение, действительно, было ошеломляющим. На борту какого-нибудь огромного океанского лайнера эти слова повлекли бы за собой лихорадочное возбуждение и бурное обсуждение. Но на «Гордоне» было только шесть пассажиров, и после услышанного они продолжали все сидеть неподвижно на своих местах, лишь на их лбах появилась испарина – у каждого создалось впечатление, что заподозрили именно его.
- Я лично займусь расследованием этого происшествия и прошу вас… гм… не сердиться на меня, если я буду вынужден… гм… принять некоторые меры, которые…
Он пытался хоть как-то закончить фразу, когда вдруг раздался спокойный голос Альбера Моритэна:
- Я предлагаю, чтобы прежде всего обыскали наши каюты… Думаю, что необходимо действовать именно таким образом, не так ли?.. Все пассажиры могли бы пока остаться здесь, а тем временем капитан…
Но капитан пребывал в нерешительности. Столь неприятное событие впервые произошло на борту его судна, и он не был готов к нему. Далеко не лучшим образом чувствовали себя и остальные, ибо, если дело коснулось личности леди Брамсон, это грозило скандалом.
Спокойней всех держался Уилл. Одетый во фланелевые брюки и рубашку из тонкого шелка, он курил сигарету и созерцал свои удивительно холеные руки.
Что же касается леди Брамсон, то она поочередно вглядывалась в лица всех присутствующих и даже не пыталась скрыть свои подозрения, относящиеся и к мадемуазель Дош, и к Моритену, и к двум другим пассажирам – мистеру Теруэлу и необъятной мадам Космос.
- Леди и джентльмены, я полагаю… гм… что, действительно, это предложение было бы весьма правильным… Гм… С вашего позволения, я вместе со своими офицерами пойду… Гм… Разумеется, и речи быть не может о том, чтобы вас подозревать… Гм… Наоборот, я хотел бы снять с вас подозрения… Пока же я просил бы всех оставаться на своих местах…
Уф! Наконец-то он сможет выйти отсюда.
С капитаном вышли все офицеры команды, кроме одного, самого молодого, оставшегося, вероятно, по его приказу, в кают-компании и принявшего непринужденный вид.
В неприятном тягучем ожидании прошел час. Неприятном прежде всего из-за невыносимой жары, от которой не спасали даже вентиляторы, а также потому, что никто из сидевших в кают-компании не осмеливался ни пошевелиться, ни заговорить.
- Не сыграть ли нам партию в триктрак, - предложила вдруг леди Брамсон капитану Уиллу.
Они ежедневно играли нескончаемые партии, которые обычно заканчивались ссорами, поскольку благородная леди ни в коем случае не допускала, что она может проиграть. Несмотря на внешнее безразличие, капитану было не до игры, о чем свидетельствовали окурки, постепенно наполнявшие пепельницу перед ним.
Женевьева Дош старалась не смотреть на Моритэна, поскольку ей казалось, что в такой ситуации любой взгляд мог быть расценен как недоверие. Он же издали наблюдал за партией в триктрак, но его взгляд казался более суровым, чем обычно.
Молодые люди познакомились в Марселе на борту судна «Виль д’Альже», которое должно было доставить их на Таити. Во время остановки на Мартинике, посещая вместе танцевальные праздники, они стали лучшими друзьями, но из-за постоянных ссор их отношения были похожи на союз кошки с собакой.
- Вы самый невоспитанный молодой человек из всех, которых я знала, - неустанно повторяла мадемуазель Дош своему спутнику.
- А вы напоминаете мне дракона…
В этих шутках была доля истины. Альбер Моритэн, которому не исполнилось еще и двадцати четырех лет, был сыном владельца крупного текстильного производства на севере Франции. Без всякого преувеличения можно сказать, что он повергал в отчаянье всю семью, насмехался над строгими нравами высшего общества Рубе – города, в котором родился и вырос. Атмосфера благопристойности, которой окружили себя уважаемые люди города, была постоянной мишенью для острот Альбера.
Вначале его послали в Париж для изучения права, однако он так ничему и не научился, если не считать приобретенных познаний в области парижского арго и тысячи способов составления коктейлей. Тогда, придя от его беспутного образа жизни в отчаяние, семейный совет решил послать Альбера в Австралию, где он должен был стажироваться у крупного торговца шерстью.
Женевьева Дош и характером, и внешним видом была полной противоположностью Альберу: столь же мягкая и рассудительная, сколь он беспокойный, столь же серьезная для своего возраста, сколь он взбалмошный. В свои двадцать пять лет она вот уже четыре года преподавала французский язык в лучшем учебном заведении Сиднея.
- Мы с вами созданы друг для друга, - утверждал Альбер.
- Никогда!
- Вот увидите: наше знакомство закончится женитьбой…
По прибытии на Таити их отношения уже насчитывали десять недель, подтверждая, что корабль, несомненно, является лучшим местом для влюбленных.
Здесь Альбер признался Женевьеве:
- Теперь, наконец, я знаю, что мне делать в этой жизни. Как только мы приедем в Австралию, я дам своим родителям телеграмму, что женюсь на вас.
Мадемуазель Дош не стала возражать. И когда его губы были совсем рядом с ее губами, в ответ прошептала какое-то неясное слово, отдаленно походившее на «да». И потом добавила:
- Но при одном условии. С завтрашнего дня я займусь вашим воспитанием! Мне не нужен муж, способный лишь на то, чтобы с утра до вечера шутить и дурачиться…
Чтобы попасть в Австралию, на Таити им пришлось сесть на «Гордон», где и состоялось их знакомство с леди Брамсон и капитаном Уиллом, а также с мистером Теруэлом и мадам Космос, личности которых интересовали их меньше всего.
Они частенько играли в бридж. «Королева» относилась к этому с максимальной любезностью и азартом. Как-то раз, когда игра взвинтила леди Брамсон до высшей точки, молодой француз не смог удержаться, чтобы не заметить:
- Не кажется ли вам, мадам, что вы перегнули палку?
- Что значит – перегнула палку?
Женевьева наступила под столом на ногу Альберу. А тот разошелся еще пуще прежнего. Когда е невеста начала отчитывать его за очередную выходку, он ответил:
- Вы ведь прекрасно понимаете, что ее это даже забавляет. Она ведь привыкла, что все вокруг только и делают, что пресмыкаются перед ней…
Прошел не час, а целых полтора, прежде чем в кают-компанию вернулся капитан. Все взгляды устремились на него. Он выглядел усталым, воротничок на его рубашке был мокрым от пота.
- Леди и джентльмены… Гм… Как и следовало ожидать, осмотр кают не дал никаких результатов… Гм… Тем не менее, мне хочется верить, что еще до прихода в Сидней мы завершим расследование, иначе мне придется там… гм… обратиться в полицию…
- Нам даже не позволят сойти на берег? – поинтересовалась толстуха Космос, обладательница круглых навыкате глаз, как у собаки породы пекинес.
- Я не сказал этого… гм… Тем не менее, во избежание недоразумений, было бы желательно… гм… если кто-нибудь заметит на борту нечто подозрительное… гм!..
- Короче говоря, вы предлагаете нам шпионить друг за другом?! – прервал его Моритэн, на этот раз не шутя. – А затем поставить вас в известность относительно наших подозрений!?
- Да, приблизительно так… И еще… гм!.. если этот человек… гм… если похититель… Я хочу сказать…
- Вы хотите сказать, - снова прервал его молодой француз, - что если тот, кто похитил драгоценности леди, вдруг испугается или же его начнут мучить угрызения совести, то он может незаметно…
- Совершенно верно! Именно незаметно… В таком случае леди Брамсон не станет заявлять в полицию и…
Не ожидая разрешения, Моритэн в бешенстве встал, вышел на палубу, подошел к борту. В такой позе он неподвижно стоял, глядя на море.
Приблизительно через четверть часа он вдруг услыхал нежный голос:
- Альбер…
Моритэн повернулся и посмотрел на девушку взглядом, который был далек от его обычного ясного и беззаботного.
- Вы думаете, что это сделал я? – взорвался он.
- Альбер!.. Да что с вами, Альбер!.. Я вас не узнаю…
- Черт возьми! Вы находите все это забавным, да? Прежде всего, таким ненормальным старухам, как она, следовало бы запретить кругосветные путешествия с драгоценностями в сотни миллионов франков! Не говоря уже о том, что она их вообще ни разу не надела!
Это было правдой. Альбер уже как-то мимоходом высмеял «Королеву» за то, что та носила драгоценности при себе в специальном золотом футляре, который был прочно привязан к левому запястью ее руки, и не надевала их.
Даже принимая на верхней палубе солнечные ванны, леди Брамсон держала сокровища при себе. Казалось, не расставалась с ними даже ночью.
- Вам не следует так нервничать, Альбер. Вас никто не подозревает…
Моритэн пристально посмотрел на нее.
- Что это значит, а?
- Не сердитесь… Глядя на вас, можно подумать, что вы считаете, что капитан имел в виду именно вас… Просто ваше вмешательство показалось всем странным… А ведь на борту, кроме вас, есть и другие пассажиры, не считая команды…
- А что они там говорили, когда я вышел?
- Да ничего. Капитан опять извинялся…
- Еще бы! После того, как он объявил присутствующим: «Леди и джентльмены, я весьма сожалею, но один из вас – вор…».
- Я вас не понимаю, Альбер. Опять вы за свое. Моно подумать, что сказанное относится именно к вам одному, в то время как…
- В то время, как – что?
- Ну, возьмем, например, мадам Космос. Кто она? Ни с кем не общается, целыми днями занимается вышиванием и обливается духами, от которых всем нехорошо. По паспорту – жена торговца табаком из Афин, однако это еще ничего не значит…
Моритэн, казалось, не слушал ее.
- Она вполне моет быть какой-то авантюристкой – ведь мы часто в газетах читаем о том, что раздобыть подложные паспорта – дело вовсе несложное…
Вздрогнув, Альбер бросил ей:
- Вы, вероятно, желаете взглянуть на мой собственный паспорт, чтобы убедиться в том, что он не поддельный?
- Вы что, с ума сошли? Я ведь вас знаю достаточно хорошо, чтобы…
- Чтобы заявить, что я вовсе не крал этих драгоценностей?
В этот момент Моритэн был уверен, что она не знает, что ответить. Это продолжалось какое-то мгновение, потом Женевьева посмотрела ему прямо в глаза.
- Я вас не подозреваю, Альбер.
- Однако вам необходимо было объявить это торжественным голосом, как если бы вы оказали мне большую честь, не считая меня вором!
- Если вы будете продолжать в том же духе, я перестану с вами разговаривать…
- Ах, вот как!...
-Я подошла к вам, чтобы просто поболтать, вместе с вами попытаться выстроить возможные гипотезы… Кстати, что вам известно о мистере Теруэле? Ведь он такой же отшельник, как и мадам Космос.
- Ровным счетом ничего! – буркнул Моритэн в ответ, вновь облокотившись о поручни.
- А мне рассказывали, что на Таити у него были кокосовые плантации и что дела у него шли из рук вон плохо. А в пятьдесят лет он вдруг едет в Австралию, чтобы попытаться там восстановить свое состояние…
- Ну и что же это доказывает? – снова буркнул Альбер.
- Согласна, пока это ни о чем не говорит, но это еще не повод для того, чтобы отвечать мне так грубо.
Какое-то время в ее глазах стояли слезы, и она исподтишка смотрела на Моритэна, как бы опасаясь какого-то неприятного открытия.
- Послушайте, Альбер… Ну, посмотрите е на меня… И не горячитесь попусту…
Женевьева пребывала в нерешительности: она чувствовала, что его нервы на пределе. Тем не менее со стыдливой неловкостью добавила:
- С тех пор, как мы с вами познакомились, прошло уже более двух месяцев, а пять дней назад мы с вами обручились…
- Вы хотите взять обратно своё слово?
- Ну какой же вы все-таки злой! Я прошу лишь об одном: давайте поклянемся друг другу нашей еще столь юной любовью…
Ей пришлось закусить губу, чтобы не расплакаться, - до того эта минута была для нее торжественной.
- Я произнесу эту клятву первой… Итак, я клянусь вам, Альбер, всем будущим счастьем, на которое я только рассчитываю, нашим с вами союзом, которого я желаю от всей души, в том, что я не крала драгоценностей леди Брамсон… А теперь вы…
- Я тоже должен поклясться в этом?
- Как хотите…
- Ну, раз вы так настаиваете! Раз уж вам непременно нужна эта клятва!.. Хорошо, я готов. Я клянусь!
- Чем? Нашей любовью?
- Конечно!
- Давайте поклянемся, что в случае, если драгоценности не будут найдены, мы не станем подозревать друг друга – даже если факты будут свидетельствовать против одного из нас.
- Клянусь! Клянусь! Клянусь! Вы слышите?
Он сказал ей это таким тоном, что она бросилась к своей каюте, где наконец-то смогла дать волю слезам.
Уже давно пробил гонг, созывая на обед, когда Женевьева появилась в кают-компании. Леди Брамсон и капитан Уилл уже сидели за своим столиком, по их виду можно было заключить, что они в очередной раз повздорили.
Мадам Космос одиноко сидела и читала книгу из судовой библиотеки. Через два столика от нее перед целой горкой лекарств восседал мистер Теруэл.
- Почему вы не зашли за мной, Альбер? – обратилась к Моритэну мадемуазель Дош, присаживаясь за его столик.
- Я прошу прощения…
- За что?
- За свою недавнюю вспышку… Вам этого не понять…
- Вы так думаете?
- Люди меня до конца не понимают… Из-за того, что я все время шучу, они полагают, что я легкомысленный человек и не думаю ни о чем, кроме развлечений…
- Но ведь все это вовсе не так, коль уж вы решили жениться на мне! – возразила она со своей очаровательной улыбкой.
- Я вовсе не тот, за кого меня принимают…
- Я знаю, Альбер… Я полюбила вас именно потому, что почувствовала это…
- А чем вы занимались перед обедом?
- Я плакала… Вы очень обидели меня… Я много думала… И в конце концов приняла решение…
- Не выходить за меня замуж?
- Ну, вот опять вы становитесь злобным… Возможно ли, что событие, никоим образом вас не касающееся, совершенно изменило ваш характер?.. Вот мое решение, Альбер: с сегодняшнего дня я начинаю свое собственное расследование…
- Собственное расследование?
- Не стоит иронизировать… На борту судна нам осталось провести всего десять дней… И эти дни, которые должны быть прекрасными, отравлены отвратительной кражей…
И она не смогла удержаться, чтобы не бросить на сидящую в противоположном конце кают-компании леди Брамсон тяжелый, преисполненный женской ненависти взгляд.
- Ничто так не противно мне, как подозрения… Думаю этому не может противостоять даже любовь… Вот почему я хочу найти злоумышленника. Я искренне желаю, чтобы мы, отрезанные от остального мира просторами Тихого океана, не были больше вынуждены следить друг за другом, настороженно воспринимая каждый жест собеседника…
Пожав плечами, Альбер молча продолжал есть.
- Вы, наверное, думаете, что мне это не удастся?
- Я как раз ничего не думаю! Мне уже порядком поднадоела вся эта история и все эти великосветские дамы, путешествующие по океану с жиголо и драгоценностями… Что же касается капитана Уилла…
Пристально взглянув на своего спутника, Женевьева почувствовала в его голосе ту же злобу и неприязнь, которые она испытывала по отношению к леди Брамсон.
- А вы его не любили с самого начала, - заметила девушка. – Мужчины всегда ревнуют к жиголо…
- Спасибо!
- Я вовсе не утверждаю, будто он не виновен. Но я хочу быть честной и не подозревать кого-то больше, чем остальных… Сейчас я намерена поговорить с леди Брамсон…
- Вы? С ней? – чуть не вскричал Альбер.
- А почему бы и нет? Если я хочу начать расследование, то мне необходимо быть в курсе всех деталей… Лишь она одна может пролить свет на кое-какие факты, например, сообщить: куда клала драгоценности на ночь? Когда и как она обнаружила их пропажу? И кто мог бы проникнуть в ее каюту?.. Я знаю, что вы иронизируете надо мной, считая, что подобными расспросами лучше было бы заняться самому капитану, нежели молодой девушке.
- Вы выставите себя в самом смешном свете! – воздохнул Моритэн, пребывая в явно дурном расположении духа. – А если принять во внимание, что мы еще и французы… На нас уже и так посматривают с нескрываемым любопытством, если не с жалостью, поскольку мы довольно неуклюже играем в бридж, не пьем чая, едим не то, что едят все… Если вы начнете еще изображать из себя детектива…
Его взгляд был угрюмым и озабоченным. После небольшой паузы он прошептал:
- Я вот думаю: не лучший ли это способ навлечь на нас подозрения?.. Мы ведь единственные среди пассажиров, кто поддерживает отношения с леди Брамсон, не считая ее жиголо. Она ни разу не обратилась ни к мадам Космос, лишь бросает на нее пренебрежительные взгляды, ни к мистеру Теруэлу, которого, возможно, даже и не заметила… Мы же напротив…
- Вот именно, Альбер. Это еще один повод для того, чтобы узнать правду. Прошу вас, не смотрите е вы так. Я буду держать вас в курсе всех моих открытий. Вы увидите, я раскрою эту тайну!..
И она сделала то, что пообещала.
После обеда все пошли пить кофе в бар на верхней палубе… Смотрели друг на друга волком. Первой в свою каюту на послеобеденный отдых, который из-за жары тем не менее не приносил никакого облегчения, удалилась мадам Космос. Капитан Уилл, явно нервничая и не сказав ни слова, допил кофе и исчез. Докурив сигарету, встала и леди Брамсон. Мадемуазель Дош проследовала за ней. Альбер продолжал сидеть в своем углу с видом скучающего человека.
Когда «Королева» уже собиралась захлопнуть за собой дверь каюты, то увидела молодую француженку.
- Не могли бы вы уделить мне несколько минут? – спросила Женевьева, стараясь выглядеть уверенно.
Четверть часа спустя она вышла из каюты леди Брамсон и увидела озабоченного Альбера.
- Ну что? – бросил он издали, пытаясь придать себе непринужденный вид.
Однако мадемуазель Дош с лицом еще более бледным, чем обычно, прошла мимо, не удостоив его ответов, и закрылась у себя в каюте.
ГЛАВА II
Обновлено:
15 октября 2018 г.
Опубликовано:
17 апреля 2019 г.
|
