|
КОШМАРЫ И ФАНТАЗИИ
Стр. 490
Когда женщина, наконец, ушла, было уже два тридцать ночи. За окном полицейского участка Крауч-Энд Тоттенхэм-лейн напоминала маленькую высохшую речушку. Лондон спал…однако Лондон никогда не погружается в глубокий сон, и сны ему снятся беспокойные.
Констебль Веттер с облегчением закрыл блокнот, который он исписал почти до конца, когда американка закончила излагать свою странную, жуткую историю. Он взглянул на старую пишущую машинку и на огромную кипу бланков на полке рядом с ней.
– Тут работы до утра, - заметил он.
Констебль Фарнхэм пил кока-колу. Молчал он очень долго
- Она американка, да? – спросил он наконец, как будто этот факт мог прояснить то, что она рассказала.
- Пойдет в нераскрытые, - сказал Веттер, оглядываясь в поисках сигареты. – Но интересно…
Фарнхэм рассмеялся:
- Не хочешь ли ты сказать, что хоть капельку ей поверил? Прошу вас, сэр!
- Разве я это говорил? Но ты тут новичок.
Фарехэм выпрямился. Ему было двадцать семь, и не его вина, что его перевели сюда из северного района Масвелл-Хилл или что Веттер, чуть ли не вдвое старше его, провел всю свою весьма небогатую событиями службу в тихом лондонском пригороде Крауч-Энд.
- Видимо, да, сэр, - сказал он, - но при всем моем уважении к вам, заметьте, мне кажется, я узнаю кусок доброй старой ткани, когда вижу… или слышу…
- Дай закурить, приятель, - попросил Веттер, улыбаясь. – Спасибо! Ты хороший мальчик. – Он зажег сигарету спичкой из большой красной коробки, а затем, задув, положил сгоревшую спичку в пепельницу Фарнхэма. Потом посмотрел на молодого коллегу сквозь облачко дыма. Сам он давно уже не был писаным красавцем: на лице Веттера залегли глубокие складки, а нос был весь в синих прожилках. За вечер уделывает упаковочку пива этот констебль Веттер. – Ты думаешь, Крауч-Энд – тихое, спокойное местечко, да?
Фарнхэм пожал плечами. По правде говоря, он считал Крауч-Энд скучнейшей пригородной дырой.
- Да, продолжал Веттер, - вижу, ты так думаешь. И ты прав. К одиннадцати тут все спят, действительно. Но я и в Крауч-Энде навидался странных вещей. Пробудешь здесь хотя бы половину моего срока – достанется и на твою долю. Здесь, в этих спокойных семи-восьми кварталах, происходит больше странных вещей, чем во всем Лондоне, - это, конечно, громко сказано, но я так думаю. И меня это пугает. И чтобы не бояться, прикладываюсь к пивку. Ты вот посмотри на сержанта Гордона, Фарнхэм, и подумай, почему он в сорок лет совершенно седой. Или вот взгляни на Петти, только у тебя это не получится. Петти покончил жизнь самоубийством в 1976 году. В наше горячее лето. Тогда было… - Веттер, казалось, подбирает слово. – Было очень плохо тем летом. Ну, понимаешь, совсем плохо. Очень многие наши боялись, что сорвутся.
- Кто мог сорваться и куда? – спросил Фарнхэм. Он насмешливо улыбнулся краем рта, сознавая, что это невежливо, но удержаться не мог. Он считал, что Веттер несет такую же чушь, как и та американка. Он практически всегда слегка был не в себе. Видимо, от пьянства. Потом заметил, что Веттер улыбается ему.
- Думаешь, у старого пердуна крыша поехала, - сказал тот.
- Нет-нет, что ты, - запротестовал Фарнхэм, ужасаясь про себя.
Веттер сказал:
- Ты хороший парень. Ты не будешь в моем возрасте сидеть за этим столом. Если останешься в полиции. Ты же останешься, я думаю? Какие у тебя планы?
- Да, - сказал Фарнхэм. Действительно, он вынашивал планы. Он намеревался остаться, хотя Шейла хотела, чтобы он перешел куда-нибудь в более надежное место. Например, на конвейер к Форду. От мысли о том, что придется дрочиться возле конвейера, у него холодело в животе.
- Думаю, что так, - Веттер выпустил дым. – Это уже в крови. Ты можешь далеко пойти и закончишь свою карьеру не в скучном Крауч-Энде. Тем не менее всего ты не знаешь. Крауч-Энд – непростое местечко. Загляни как-нибудь в нераскрытые дела, Фарнхэм. О, там масса серятины… мальчики и девочки убегают из дому в хиппи или в панки, или как там они сейчас называются… пропадают мужья (а как ты глянешь на жен, сразу ясно, почему)… поджоги… сумку вырвали… всякое такое. Но среди всего этого такое попадается, что кровь стынет в жилах. И затошнить может.
- Серьезно?
Веттер кивнул:
- Некоторые дела очень похожи на то, что сейчас рассказала эта американка. Она больше не увидит своего мужа – помяни мое слово. – Он взглянул на Фарнхэма и пожал плечами. – Хочешь верь, хочешь нет. Мне все равно. Вот подшивка. Мы ее называем открытой папкой, это звучит пристойнее, чем папка нераскрытых дел или папка «поцелуй-меня-в-задницу». Почитай ее, Фарнхэм. Почитай.
Фарнхэм ничего не сказал, но у него не было никакого желания читать эту папку. От мысли, что там может найтись целый ряд историй, подобных рассказу американки, всякое желание пропадало.
|
