Глава 2.
ТЕ ЖЕ И ЛУКАШКА
Стр. 13
Сполошин уже приставил трубу у глазу, а Мотька с набожным трепетом смотрел на ее запрокинутый в небо конец. Вдруг в это время с противоположного тихого берега Трубежа что-то бултыхнулось в воду с такой силой, словно туда свалился огромный камень.
Закачались кусты, и одна за другой побежали волны. На темной воле появилась еще более темная кочка. Она так сопела и фыркала, что даже воеводский подьячий, успешно проникавший вглубь естества, не мог сразу определить ее происхождения.
Какой-то человек, подплыв к обрыву и ругаясь страшными словами, начал карабкаться вверх. Через несколько мгновений перед Сполошиным и его собеседниками предстала крепкая голая фигура с черным гайтаном на шее и с большим узлом на голове. Фигура ловко подкинула головой узел, поймала его на лету и звучно сплюнула на траву.
- Мир вам, и я к вам! – раздался бойкий тенорок.
- Лукашка?! – воскликнул Мотька.
- Я, брательник, - отвечал Лукашка и, развязав узел, в котором была его одежда, стал одеваться.
- Откуда бог несет? – осведомился Сполошин. – Мать тебя уже за упокой записала.
- Поторопилась, государь, поторопилась… Хоть и близ смерти ходил, да не оступился. Смерть, она добрых людей ищет, нами брезгует.
- Где же ты шатался? – строго спросил Вострая Сабля. – Не узнаешь своего учителя? Куда из школы сбежал?
Строгость он на себя напускал явно из предосторожности. Появление бывшего ученика мало его радовало, так как отпетый шатун мог разболтать о его соучастии в делах Сполошина.
- Я? Да разве я бегал, государь Степан Петрович? – воскликнул Лукашка, хорошо разыгрывая крайнее изумление. – Сбору-то ведь в школе не было, а каково это стерпеть ученику, который не только аддиции обучился, но и к дивизии (*1) подошел?
- Врешь ты все! – отмахнулся Вострая Сабля.
- Отродясь не врал, окромя дня и вечера. Да ежели б и ушел, греха нет! С утра, бывало, в утробе словно медведь с голодухи урчит. И вместо наук в голове одно помышление: как бы что на пропитание стянуть.
- Это, положим, верно, - вздохнул учитель. – Монастыри хлеб на школу задерживали. Бывало, по моей конторской обузе не знаешь, что и делать, чем двести глоток накормить.
- Однажды я у архиерея в поварне страшенного осетра урвал, - мечтательно вспомнил Лукашка. – Его генерал-майору Грекову готовили, а ел его целый день я. Потом спать завалился в глухой башне, что над Лыбедью. Здорово спал.
Лукашка с приятностью ухмыльнулся и повалился близ подьячего на землю, раскинув руки.
- Да ведь на башне часовой стоит, - сказал Сполошин.
- Он наверху дрых, а я внизу. Я ему не мешал. Да и что часовой? Ночи темные, ни души кругом. Ему же веселей, что живой человек рядом спит.
Сполошин засмеялся так громко, что в кустах у Трубежа заворошился и запищал куличок-песочник.
- И башня-то старая, того гляди сама упадет. И видно с нее одну колокольню да дьячкову избу. Стоит на ней человек, стережет сам не зная что. Ну, сказывай дальше!
Подьячий оживился, чувствуя в пришельце родственную душу. Но Лукашка хотя и был польщен вниманием Сполошина, показать этого не захотел. Ч небрежностью широко прославленного человека он сладко зевнул и после надлежащей паузы начал снова:
- Я у купца в Зарайске за конями ходил.
- И как тебя в Зарайск кинуло?
- Никто не кидал, сам пешком дошел. Ноги свои, не купленные. Хотел посмотреть, весело ли там живут, на том ли месте город, как люди сказывают.
- А много ли там таких, как ты, шалыганов? – с прежним любопытством и без малейшей тени осуждения спросил Сполошин.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.
Аддиция – сложение, дивизия – деление.
Глава 3.
ЗМИЙ ОФИУНХ
Обновлено:
16 августа 2019 г.
|