|
- Вы совершенно правы, Уотсон. Да-да. Вполне возможно, что Потрошитель – это женщина.
Было свежее осеннее утро 1888 года. Я больше не жил постоянно в доме по 221Б Бейкер-стрит. Женившись, и взяв на себя, таким образом, ответственность за содержание жены – очень приятную ответственность, я возобновил врачебную практику. И близкие отношения с моим другом Шерлоком Холмсом стали сводиться к редким встречам.
Что касается Холмса, он при этом всегда извинялся за «злоупотребление Вашим гостеприимством», когда ему требовались мои услуги в качестве помощника или хотелось обменяться мнениями. «Вы так терпеливо слушаете, мой друг», - обычно говорил он. Это было предисловие, которое мне доставляло удовольствие, потому что это означало, что я удостоился чести разделить опасность при расследовании очередного дела. Таким образом нить моей дружбы с великим детективом осталась неразорванной.
Моя жена, самая понимающая меня женщина, воспринимала эту ситуацию как должное. Те, кто внимательно читал мои скромные рассказы о деятельности Шерлока Холмса, возможно, помнят ее как Мери Морстон, которую я волею судьбы встретил во время расследования Холмсом дела «Знак четырех». Будучи идеально преданной женой, она терпеливо оставляла меня в покое в те долгие вечера, когда я был занят записями о старых делах Холмса.
Однажды утром за завтраком Мэри сказала:
- Пришло письмо от тети Агаты.
Я отложил в сторону газеты.
- Из Корнуолла?
- Да. Бедная старушка. Она так одинока. Врач посоветовал ей лежать в постели.
- Надеюсь, ничего серьезного?
- Она не пишет. Но ей уже под восемьдесят, все может случиться.
- Она совершенно одна?
- Нет, при ней моя старая нянька Бет.
- Ну что ж, приезд любимой племянницы принес бы ей больше пользы, чем все лекарства.
- Да, в письме она меня приглашает, но я не знаю…
- Думаю, тебе стоит съездить, Мэри. Пара недель в Корнуолле будет тебе даже полезна. В последнее время ты что-то стала бледной.
Мои слова были совершенно искренними. Но была у меня еще одна мысль, довольно неприятная. Должен сказать, что в то утро 1888 года каждый заботливый муж в Лондоне отправил бы за город свою жену, сестру или возлюбленную, если бы для этого предоставилась возможность. По одной причине: на ночных улицах и переулках Лондона свирепствовал Джек-Потрошитель.
Хотя наш тихий дом в Паддингтоне был довольно далеко от притонов маньяка в Уфйтчепеле, разве можно было быть уверенным в безопасности? В отношении этого ужасного чудовища логика не действовала.
Мэри задумчиво держала письмо.
- Не хотелось бы оставлять тебя одного, Джон.
- Уверяю тебя, все будет хорошо.
- Но перемена обстановки тебе тоже принесла бы пользу, да и в твоей практике затишье.
- Ты хочешь сказать, что я должен поехать с тобой?
- Нет-нет, - сказала она, засмеявшись. – В Корнуолле ты бы умер от скуки. Тебе лучше погостить у своего друга Шерлока Холмса. Насколько я знаю, ты у него всегда желанный гость.
Боюсь, мои возражения оказались неубедительны. Ее мысль была весьма соблазнительной. Итак, Мэри отбыла в Корнуолл, а я, к удовольствию Холмса, да и моему тоже, переехал к нему.
Удивительно, как легко мы снова погрузились в памятную с прежних времен рутину. Хотя я сознавал, что никогда не буду больше удовлетворен прежней жизнью, моя возобновившаяся близость с Холмсом была приятной. И это возвращает меня к неожиданному замечанию Холмса.
Он продолжал:
- Возможность чудовища в юбке ни в коем случае нельзя игнорировать.
В этих словах было что-то загадочное, и должен сознаться, меня это немного рассердило.
- Холмс! Я же ничем не показал, что такая мысль пришла мне в голову.
Холмс улыбнулся, ему явно нравилась эта игра.
- Но сознайтесь, Уотсон, она-таки вам пришла.
- Хорошо, но…
- И вы неправы, что ничем этого не показали.
- Но я же спокойно сидел, не двигался и читал «Таймс».
- Но ваши глаза и голова все же двигались, Уотсон. При чтении ваши глаза остановились на левой стороне газеты с описанием последнего зверства Джека-Потрошителя. Через некоторое время вы отвернулись и нахмурились. Вы, очевидно, думали о том, что это чудовище ходит по улицам Лондона безнаказанно.
- Совершенно верно.
- Затем, мой друг, вы посмотрели на журнал «Стрэнд», открытый на странице с рекламой дамских вечерних платьев. Одно платье показано на модели. И тут выражение вашего лица изменилось, оно стало задумчивым. Вам пришла в голову какая-то мысль. С таким же выражением вы потом посмотрели на портрет ее величества у камина. Мысль показалась вам правдоподобной. И тут я с вами согласен: Потрошитель, возможно, женщина.
- Но, Холмс… когда я посмотрел на рекламу, я мог подумать о чем угодно!
- Не согласен. Ваша голова была всецело занята историей Потрошителя, и реклама дамских платьев была слишком далека от ваших обычных интересов. Поэтому пришедшая вам мысль имела отношение к размышлениям о чудовище. Вы подтвердили это, подняв глаза к портрету королевы на стене.
- Позвольте мне спросить, как это произошло? – спросил я с иронией.
- Уотсон! Разумеется, вы не усмотрели подозреваемых в модельерше и в нашей королеве. Поэтому вы смотрели на них, как на женщин.
- Ну, хорошо, - ответил я, - но разве я не мог смотреть на них, как на жертв?
- В этом случае вы смотрели бы на них с жалостью, а не с видом ищейки, напавшей на след.
Я вынужден был сознаться в поражении и поднял руки, а Холмс, смеявшийся редко, на этот раз расхохотался.
- Раз уж заговорили мы о Джеке-Потрошителе, - сказал я, - то позвольте еще такой вопрос: почему вы сами не заинтересовались этим жутким делом, Холмс? Хотя бы в порядке оказания услуги жителям Лондона.
Холмс сделал своими тонкими, длинными пальцами нетерпеливый жест.
- Я был занят. Как вы знаете, я вернулся с континента совсем недавно, а там мэр одного города задержал меня, чтобы разрешить одну любопытную загадку. Я бы назвал ее «делом безногого велосипедиста». Как-нибудь я подробно вам об этом расскажу.
- С удовольствием послушаю. Но вы снова в Лондоне, Холмс, а это чудовище между тем терроризирует город. Думаю, вы сочтете себя обязанным…
- Я ничем никому не обязан, - резко заметил Холмс.
- Пожалуйста, поймите меня правильно…
- Извините, Уотсон, но вы должны знать меня достаточно хорошо, чтобы говорить о моем полном безразличии к такому делу.
- Я рискую показаться более глупым, чем большинство моих соседей…
- Подумайте, когда бы передо мной был выбор, разве я не искал бы проблемы интеллектуального характера? Вот скажите, разве меня не привлекали умные соперники? А Джек-Потрошитель? Какой интерес может представлять этот сумасшедший болван? Жалкий кретин, рыскающий ночами по улицам, наносящий бессистемные удары своим жертвам.
- Но лондонская полиция не может поймать его.
- Осмелюсь сказать, что это происходит из-за недостатков Скотланд-Ярда, а не из-за какого-то особого ума Потрошителя.
- Но все же…
- Скоро это кончится. Думаю, Лестрейд в одну из ближайших ночей натолкнется на Потрошителя, схватит его с поличным и с триумфом объявит об этом.
Холмса хронически раздражал Скотланд-Ярд за то, что тот не соответствовал его меркам эффективности. При всей своей гениальности он был по-детски упрям в таких случаях. Нашу беседу прервал звонок. Мы услышали, как спускается миссис Хадсон, потом она вошла, и я посмотрел на нее с удивлением. У нее в руках были коричневый пакет и ведро воды, на лице испуг.
Холмс засмеялся второй раз за вечер.
- Все в порядке, миссис Хадсон. Пакет, очевидно, безвреден. Уверен, вода нам не понадобится.
Миссис Хадсон облегченно вздохнула.
- Ну, если вы так говорите, мистер Холмс. После того случая я не хочу рисковать.
- Ваша бдительность достойна похвалы, - сказал Холмс, взяв у нее пакет.
Когда многострадальная хозяйка ушла, он пояснил:
- Недавно миссис Хадсон принесла мне пакет. Он был связан с одним неприятным дельцем, которое я решил удовлетворительно. Один мстительный джентльмен передал мне этот пакет, но моего слуха недооценил. Я услышал тиканье механизма и позвал миссис Хадсон с ведром воды. Этот инцидент так напугал ее, что она никак не может прийти в себя.
- Неудивительно!
- Ну, а что здесь? Пакет примерно пятнадцать на шесть дюймов, четыре дюйма в толщину. Аккуратно запакован в обычную коричневую бумагу. Отослан по почте, судя по штемпелю, в Уайтчепеле. Фамилия и адрес написаны женщиной, которая, по-моему, редко берет в руки перо.
- Вполне возможно, судя по корявому почерку. Явно писала женщина.
- Тогда мы едины, Уотсон. Превосходно! Копнем глубже?
- Разумеется!
Прибытие посылки возбудило его интерес, не говоря уже о моем. Когда он снял упаковку и вытащил гладкую кожаную коробку, его серые глаза оживились. Он протянул ее мне.
- Что вы думаете, Уотсон, об этом?
- Это сумка для хирургических инструментов.
- Ну кто бы мог более квалифицированно это установить, чем вы? Она дорогая?
- Да. Кожа превосходного качества. Сделана с большим мастерством.
Холмс поставил сумку на стол. Он открыл ее, и мы замолчали. Это был стандартный набор инструментов, каждый из них хорошо помещался в соответствующей нише в обивке из алого бархата. Одна ниша была пуста.
- Какой инструмент отсутствует, Уотсон?
- Большой скальпель.
- Нож для вскрытия, - сказал Холмс, кивая и вытирая стекла своих линз. – А теперь, что эта сумка нам говорит?
Тщательно осматривая сумку и ее содержимое, он продолжал:
- Начинаем с явного: эти инструменты принадлежали медику, попавшему в тяжелое материальное положение.
Вынужденный, как обычно, сознаться в своей слепоте, я сказал:
- Боюсь, это более явно для вас, чем для меня.
Занятый осмотром, Холмс рассеянно ответил:
- Если бы вы попали в беду, Уотсон, какую последнюю вещь вы понесли бы в ломбард?
- Конечно, медицинские инструменты. Но…
- Точно.
- Почему вы считаете, что эта сумка была заложена?
- Есть два доказательства. Посмотрите вот сюда через линзы.
Я уставился на место, которое он указал.
- Белое пятно.
- От чистки порошком для серебра. Ни один хирург не чистил бы свои инструменты таким веществом. А эти кто-то чистил, как обычные ножи, заботясь об их внешнем виде.
- Ну что ж, Холмс, согласен. А второе доказательство?
- А вот эти отметки мелом на верхней части сумки… Они почти исчезли, но если вы тщательно их осмотрите, вы увидите, что это были цифры. Число, которое владелец ломбарда пишет на заложенной вещи. Наверное, такое же число было написано на квитанции.
Я сразу почувствовал, что краснею. Теперь мне все стало ясно.
- Значит, эта сумка была украдена! – воскликнул я. – Украдена у какого-то хирурга и заложена за гроши в ломбарде!
Уверен, читатели простят мое негодование. Мне трудно было представить иное – чтобы врач расстался со своими инструментами даже в самых тяжелых обстоятельствах. Однако Холмс меня тут же разочаровал.
- Боюсь, дорогой Уотсон, - весело сказал он, что вы не замечаете более тонких аспектов доказательств. Владельцы ломбардов – хитрые люди. Они оценивают не только принесенную им в залог вещь, но и ее владельца. Если бы хозяин почувствовал малейшее подозрение, что сумка украдена, он бы не выставил ее в оконной витрине, как вы, конечно, видите.
- Конечно, я не вижу, - запротестовал я. – Откуда вы взяли, что сумка была выставлена в витрине?
- Посмотрите внимательнее, - сказал Холмс. – Сумка лежала на месте, куда падали солнечные лучи. Разве не об этом говорит выцветший бархат на внутренней поверхности крышки? Кроме того, заметное обесцвечивание говорит о том, что она там лежала длительное время. Не так ли?
Я лишь мог кивнуть. Как всегда, когда Холмс объяснял свои удивительные наблюдения, они казались детской игрой.
- Жаль, - сказал я, - что мы не знаем, где находится этот ломбард.
- Возможно, скоро мы это установим, Уотсон, - заметил Холмс, усмехнувшись. – Данный ломбард находится в стороне от проезжей улицы. Он выходит окном на юг на узкой улице. Ломбард не процветает. Его владелец – иностранного происхождения. Вы, конечно, это заметили?
- Я ничего подобного не заметил, - ответил я раздраженно.
- Наоборот, - сказал он, взглянув на меня добрым взглядом, - вы все видите, дорогой Уотсон, только вы не наблюдаете. Давайте приведем мои выводы в порядок. Эти инструменты не были украдены каким-нибудь студентом-медиком в Лондоне, что было бы возможно, если бы ломбард находился на оживленной улице. Отсюда мое заключение, что он находится в стороне от проезжей улицы.
- Но почему он должен находиться на южной стороне узкой улицы?
- Обратите внимание на выцветшее место. Оно аккуратно идет по самому верхнему краю бархотной подкладки, а не в других местах. Значит, солнце доходило до открытой сумки только в зените, когда лучам не мешали здания на другой стороне улицы, а ломбард находится на юной стороне узкой улицы.
- А почему владелец должен быть иностранного происхождения?
- Посмотрите, как написана мелом цифра семь – с черточкой поперек. Только иностранец мог так написать семь.
Как обычно, я чувствовал себя, как пятиклассник, забывший слова национального гимна.
- Холмс, Холмс, - сказал я, качая головой, - я никогда не перестаю восхищаться…
Но он не слушал. Он снова нагнулся над сумкой, сунув под бархатную подкладку пинцет. Она поддалась, и он ее отодрал.
- Ага! Что же это у нас? Попытка сокрытия?
- Сокрытия? Чего? Пятен? Царапин?
- Вот чего, - указал он своим длинным, тонким пальцем.
- Так это же герб!
- Да, герб, который, должен сознаться, мне неизвестен. Уотсон, будьте любезны, подайте мне справочник Ьэрка.
Он продолжал изучать верхнюю часть сумки, а я подошел к книжной полке.
- Поставлено печатью на кожу сумки. Поверхность все еще в отличном состоянии, - бормотал он. – Это ключ к характеру человека, владевшего сумкой.
- Возможно, он бережно относился к свои вещам?
- Возможно. Я имел в виду…
Он замолк. Я подал ему справочник, он быстро начал листать страницы.
- А! Вот он! – Холмс закрыл книгу, положил ее на стол и сел на стул, уставившись в никуда своими пронзительными глазами.
Я не мог больше сдержаться.
- Чей это герб, Холмс?
- Извините, Уотсон, - сказал Холмс, вздрогнув. – Ширского, Кеннета Осборна, герцога Ширского.
Это имя мне было хорошо известно, как и всей Англии.
- Его имения, - продолжал он, - если я не ошибаюсь, находятся в Девоншире, у болот среди охотничьих угодий, очень популярных среди аристократии. Главное имение, больше похожее на феодальный замок по внешнему виду, было построено четыреста лет назад, классический образец готической архитектуры. Я мало знаю об истории Широв, если не считать того факта, что это имя никогда не было связано с миром преступности.
- Итак, Холмс, - сказал я, - мы снова вернулись к первоначальному вопросу.
- Да, это так.
- А вопрос такой: почему эта сумка хирурга была прислана вам?
- Провокационный вопрос.
- Возможно, позднее поступит объяснительное письмо.
- Вполне возможно, вы правы Уотсон, - сказал Холмс. – Поэтому я предлагаю дать отправителю немного времени, скажем, до… - Он остановился, потянулся за железнодорожным расписанием: - до десяти тридцати завтра утром. Если не последует объяснения, мы поедем на Паддингтонский вокзал и отправимся экспрессом в Девоншир.
- Зачем, Холмс?
- По двум причинам. Короткое путешествие по сельской местности значительно освежит двух закисших лондонцев.
- А вторая?
Холмс загадочно улыбнулся.
- По всей справедливости, - сказал он, - герцогу Ширскому надо вернуть его собственность, не так ли? – Он поднялся и взял скрипку.
- Подождите, Холмс, - сказал я. – Вы не все сказали.
- Нет, нет, дорогой Уотсон, - сказал он, проводя смычком по струнам. – У меня просто чувство, что мы вступаем на очень важный путь.
ЭЛЛЕРИ ПРОДОЛЖАЕТ
Опубликовано:
24 июля 2019 г.
|
