|
Часть вторая
Глава III.
ЛИВИЙСКАЯ СТЕПЬ
Стр. 173
В описываемую нами эпоху судоходный канал Махмудиэх, соединяющий Александрию с Каиром, был засорен наносными песками, и по нему до очистки не было возможности ходить судам, а потому караваны направлялись сухим путем.
Две недели спустя после сцены в кофейном доме караван арабов, принадлежащий Хади-Хазар-бею, двигался Ливийской степью в Каир.
Караван состоял из двадцати мужчин и нескольких женщин, в числе коих были Луиза и Текезба.
Обе женщины сидели на дромадере (*1), в искусно устроенном паланкине, который скрывал их от любопытных глаз и от солнечного зноя.
Несколько дромадеров, лошаков и ослов везли прислугу, съестные припасы, воду и палатки. Некоторые арабы шли пешком, а впереди каравана кровная арабская кобыла игриво выступала под евнухом.
Было четыре часа пополудни. Песчаная пустыня мертвым морем раскинулась на невообразимом пространстве; исполинские, кровавого цвета облака застилали вдали там и сям небо, а солнечные лучи огненными стрелами осыпали всю степь, не нарушая ни малейшим признаком ее растительности; атмосфера была удушливая, земля сильно нагрета, а там, далеко вдали, обрисовывались озера, деревни, леса, которые по мере приближения каравана исчезали и вновь появлялись в других причудливых формах.
Эти фантастические видения, хорошо знакомые каждому арабу, производили тожественное впечатление на молодую Луизу, которая, выглядывая из-за покрова паланкина, с особенным благоговением смотрела на мираж и на дивную степь, как человек, при повсеместном безмолвии, еще более чувствует свое одиночество.
Караван шел мерным шагом; арабы изредка перекидывались между собой односложными словами. В природе царствовала совершенная тишь, в раскаленном воздухе в течение двухдневного путешествия не было слышно ни малейшего колыхания; но вот подул с юга ветерок, вначале чуть заметный, теплый, удушливый, а полчаса спустя он обратился в более сильный, а затем забушевал и сделался порывистым. Небо покрылось темно-красным цветом, вся степь стала вздыматься и представляла движущуюся массу зыбучего песка; мелкие камушки, пыль и песок обдавали путешественников; исполинские вертящиеся тромбы, крутясь, извиваясь, то останавливались неподвижно, то с неимоверной быстротой мчались вперед и у первого же песчаного бугра внезапно рассыпались.
Караван остановился, верблюды инстинктивно упали на колени и всунули свои морды в песок; арабы, прикрываясь плащами, тоже пали ниц. Этот страшный ураган пустыни навел ужас на путешественников; все с волнением задавались вопросом, долго ли будут продолжаться порывы ветра и конвульсивное содрогание песчаного моря.
Не в дальнем расстоянии от каравана, в стороне от дороги, испытывала такой же точно ужас другая группа путешественников в составе пятидесяти человек бедуинов, которые лежали ниц около большого песчаного бугра, держа за узды прекрасных кровных лошадей, дрожащих от страха. На бугор этот, как нарочно, налетали песчаные тромбы, засыпая бедуинов и лошадей массой пыли и песку.
К счастью путешественников, природа бушевала недолго, иначе гибель их была бы неизбежна. Мало-помалу все успокоилось, ветер значительно уменьшился, пустыня улеглась, образовав в причудливых формах бугры и рытвины, удушливый сухой воздух смягчился.
Арабы, вытащив животных из покрывавшей их сплошной массы песку и благословляя великого пророка Магомета за избавление их от гибели, готовы были тронуться в дальнейшее путешествие, как вдруг новая беда предстала им в лице пятидесяти бедуинов, появившихся внезапно как из-под земли, и грозно окруживших караван.
Дикие жители степей в белых развевающихся бурнусах, полные отваги и силы, твердо сидевшие на своих прекрасных, легких и полных кипучего огня лошадях, привели караван в панический страх, а смертоносные пики бедуинов, которыми они так искусно умеют владеть, и направленные дула ружей на караван поставили арабов в такое положение, что они не знали что делать, что предпринять. Евнух вначале тоже потерялся, но потом, вооружась хладнокровием, обратился с вопросами к бедуинам о причине задержания мирного каравана, да и при том еще каравана, принадлежащему знаменитому Хаджи-Хазар-бею.
- Никого не тронем, - отвечал один из бедуинов, - если ты, евнух, отдашь нам одного дромадера и именно того, кто несет на себе христианку.
Требование это озадачило евнуха; христианка составляла всю цель его путешествия, а ее-то и требует бедуин.
- Нет, я не могу исполнить твоего желания, - отвечал евнух, - бери весь караван, только не христианку, и скажи мне, кто ты такой.
- Нет тебе дела, кто я такой, - отвечал грозным голосом бедуин, прикрытый белым бурнусом, - а что касается до всего твоего каравана, то оставь его своему господину, мне же давай только одного дромадера с требуемой ношей.
- Помилуй, ведь это грабеж! – воскликнул евнух.
- Я тебе более не скажу ни единого слова, - возразил бедуин, взводя курок в своем ружье. – Ну, пусть выступает вперед требуемый мною верблюд!
- Да постой же, дай сказать слово! – закричал плачущим голосом евнух.
Бедуин поднял ружье и стал прицеливаться, сотоварищи сделали то же самое, устремив ружья на других путешественников.
- Ну, ну, хорошо, опусти ружье, я согласен, бери эту неверную собаку, эту дочь гяура, которая не принесет тебе счастья.
Дромадер, на котором сидели Луиза и Текезба, был выведен из каравана и передан бедуинам.
- Там, в паланкине, есть мусульманка, - проговорил евнух, - ее-то зачем берешь?
- Я останусь при христианке, - сказала Текезба, высовываясь из паланкина.
- Ну, прощай, - проговорил бедуин, обращаясь к евнуху, и, махнув рукой своим товарищам, он в сопровождении их с быстротой вихря помчался по степям.
Евнух стоял в оцепенении и в отчаянии смотрел на белые развевающиеся бурнусы бедуинов, которые две-три минуты спустя скрылись из виду каравана, принужденного теперь возвратиться обратно в Александрию.
ПРИМЕЧАНИЯ
2.
Дромадер – одногорбый верблюд (ред.).
Часть вторая
ГЛАВА 4.
КОЧЕВЬЕ БЕДУИНОВ
Опубликовано
1-2 марта 2018 г.
|
