|
По следам ненайденных сокровищ
Часть 10.
Неуловимый "брандкаст"
...Каждый слышал, что существуют почтовые марки, которые стоят некоторых приличных денег, и даже очень приличных, но вот КАКИМИ КОНКРЕТНО суммами исчисляются эти "приличные деньги", знает далеко не каждый. Как-то раз один приятель показал мне коллекцию марок, оставшуюся ему в наследство от какого-то далекого предка, и уверял меня при этом, что его коллекция вполне может "тянуть" на миллион долларов. Я не филателист в самом прямом значении этого слова, я даже не какой-то там особенный знаток в области филателии, но мне не нужно было даже заглядывать в каталоги, чтобы приблизительно оценить это "сокровище". Конечно, в представленном мне альбоме присутствовали весьма интересные, и даже редкие экземпляры, и когда я сообщил своему приятелю, что в лучшем случае он сможет получить за нее не больше тысячи рублей (дело было еще в 1985 году, при старой денежной системе), то новоявленный "наследник" в конце концов обрадовался и этому.
Полагаю, что в глубине души мой приятель и сам тогда не верил своей надежде на миллион. Но то, что существуют коллекции и даже отдельные почтовые марки, за которые любой состоятельный фанат с готовностью выложит баснословные суммы - это факт. Пример: в 1983 году мне довелось лично познакомиться с марочным торговцем Давидом Фельдманом, который на аукционе в Швейцарии за два года до нашего знакомства продал за миллион долларов американскую почтмейстерскую марку, известную под названием "Александрийский мальчик". Но в филателистическом мире существует не только один "Александрийский мальчик", а и "Голубой Маврикий", например, некоторые экземпляры которого были в свое время раскуплены филателистами не за меньшие, а даже гораздо большие деньги. Я уж не говорю о знаменитой "Британской Гвиане" 1856 года выпуска, существующей в ЕДИНСТВЕННОМ экземпляре, за который его нынешний хозяин (своего имени, к сожалению, не рекламирующий), может получить практически любую сумму, какую только назовет, нашелся бы только соответствующий своим финансовым возможностям покупатель. В наше время, когда миллиардеры плодятся со скоростью саранчи, миллиард за этот уникум - это уже не из области фантазий.
Но это все - частности, а главное все же заключается в том, что почтовые марки порой представляют собой ценность не меньшую, чем крупные алмазы, например, или всемирно известные произведения искусства. Истории известно немало примеров, когда случайные находки редких, старых почтовых марок сделали счастливчиков, обнаруживших их, вполне состоятельными, и даже очень богатыми людьми. Мало кто может представить себе, что какой-то крохотный раскрашенный кусочек самой простой бумаги можно вполне спокойно обменять на золотые слитки или на целую шкатулку великолепнейших бриллиантов! Но не стоит забывать, что этих самых бриллиантов на свете - море немерянное, а "Британская Гвиана" - одна-единственная, точно также, как и картины-подлинники великих художников. К тому же промышленная ценность крупного бриллианта не так велика, как рыночная, но кому в голову взбредет пользоваться такой ценностью для резки стекла или шлифовки гранита? Правда, бриллиант, что называется, и в огне не горит, и в воде не тонет, чего нельзя сказать о почтовой марке, но не будем забывать, что ценность любой редкой вещи определяется исключительно человеческим вкусом. Пока есть на свете люди, готовые платить за предмет своей страсти большие деньги, этот предмет уверенно занимает самое высокое положение в соответствующей графе на шкале материальных ценностей.
Однако продолжают попадаться среди нас и полные профаны, которые не то что не имеют представления о ценности некоторых, даже самых известных марок, а вообще ничего про эти самые марки ничего не знают. Примечателен рассказ, приведенный в харьковском журнале "Филателия", и в этом рассказе описывался случай, когда один такой профан чуть было не погубил марку стоимостью в 300 тысяч долларов по нынешнему курсу. Речь идет о старинной марке Молдавского княжества достоинством 81 пирал (румынская валюта до 1868 года), к тому же наклеенную на великолепно сохранившийся конверт, прошедший почту... По словам добровольного корреспондента "Филателии", его тёща в один прекрасный день затеяла уборку на чердаке своего старого дома, и вознамерилась было спалить в печке дряхлые письма, валявшиеся на этом чердаке в обросшем коростой от времени железном ящике с незапамятных времен. Только случай спас редкое сокровище от уничтожения - молодой человек случайно пришел раньше времени с работы и заинтересовался марками, наклеенными на конверты. А представьте себе, сколько таких ценностей уже погибло безвозвратно от рук людей, не наделенных элементарным здравомыслием!
История богата такими катастрофами. Например, почти половина знаменитых ныне "саксонских троек", которые имеются в мире (не более полусотни из 50-тысячного некогда тиража) находится в плачевном состоянии только из-за того, что нашедший их человек самым грубым образом отодрал их от чердачной балки, на которой какой-то шутник наклеил их еще в прошлом веке, когда они стоили сущие гроши. В результате своей грубости этот вселенский невежда лишился суммы, эквивалентной целому ящику золота - покалеченные марки стоят в десятки, а то и в сотни раз дешевле, нежели хорошо сохранившиеся. Или вот такой случай. В 1954 году в Житомире рабочими во время ремонта одной из контор "Укравтотранса" было выброшено на свалку несколько контейнеров с корреспонденцией какой-то старой фирмы, пролежавшей в подвалах еще с дореволюционных времен. Один из рабочих притащил домой целый мешок древних писем, намереваясь пустить их на растопку или еще куда, но интересную находку увидел его взрослый сын, который кое-что понимал в филателии. Он конфисковал эти письма у несведущего папаши и показал их одному знатоку. Оказалось, что очень много этих писем представляли собой самую настоящую филателистическую ценность, так как они были франкированы марками Западной Украины, с которой в период с 1917 по 1922 год эта фирма вела оживленную деловую переписку. Тридцать пять найденных писем тут же были оценены одним заезжим московским коллекционером в сорок тысяч рублей, но когда очухавшиеся филателисты и торговцы марками кинулись на поиски драгоценных ящиков, то было поздно - они были сожжены на свалке. Можно представить только, какие ценности пропали тогда, ведь, как выяснилось, та фирма вела переписку не только с Западной Украиной, но и с Дальневосточной Республикой, очень многие марки которой ценятся буквально на вес золота...
Однако это все, так сказать, только лишь присказка, а главная сказка еще у нас впереди. Сегодня речь пойдет о поисках самого настоящего филателистического клада, предпринятых польским студентом Станиславом Кешковским и в результате которых мы можем ознакомиться с некоторыми довольно волнующими событиями истории. Расследования Кешковского финансировалось его богатыми родственниками, а кроме того к ним проявили интерес некоторые европейские и американские филателистические фирмы, что и предопределило успех поисков. Впрочем, начнем с самого начала.
1.
...Зимой 1998 года один знакомый Кешковского из Новгорода прислал ему отпечатанный на пишущей машинке филателистический прайс-лист, содержимое которого способно надолго вывести из душевного равновесия любого филателиста. Вернее, это были только три страницы оценочной ведомости, составленной на голландском языке и включающей в себя часть чьей-то коллекции почтовых марок Индии, Цейлона, Китая и других восточных государств от самых первых выпусков и заканчивая 1914-м годом. На полях выцветшими чернилами от руки были сделаны многочисленные пометки, из которых филателист заключил, что коллекция в основном состояла из негашеных марок, но в ней имелось также изрядное количество прошедших почту конвертов и открыток, что автоматически повышало ее стоимость в несколько раз. Поляк пролистал свои каталоги и убедился в том, что коллекция (если только она существовала) представляет собою самое настоящее богатство, недоступное даже Ротшильдам... Ведь только за несколько марок из ее числа - индийскую негашеную серию 1852 года выпуска, цейлонскую 1857-го и китайскую 1897-го в нынешние времена от любой филателистической фирмы можно было бы получить наличными более миллиона долларов. Из сопроводительного письма явствовало, что листы эти были обнаружены во время войны в кармане одного из убитых гитлеровских офицеров. При немце были найдены еще несколько марок, по-видимому, ценных, но они со временем утерялись, и установить, что это за марки, ныне не представлялось возможным. Однако имя офицера сохранилось. Им оказался майор СС Отто Дитрих из Коттбуса.
Полученная информация заставила поляка крепко задуматься. Наличие в филателистических кругах сохранившейся негашеной индийской марки 1852 года выпуска достоинством в 1/2 энни (или 95 пайсов) розового цвета специалистам неизвестно и до сих пор, между тем этот уникум, не поддающийся разумной оценке, в найденной описи фигурирует! Но если есть ОПИСЬ, то должна быть и САМА МАРКА! Значит, решил исследователь, утерянная по каким-то причинам коллекция еще не найдена. Кешковский порылся в справочной литературе и обнаружил, что множество описанных гашеных конвертов других стран из этой коллекции также неизвестно филателистам. В таком случае прежде всего нужно было выяснить, КТО составлял опись, и что за марки и конверты в ней обозначены. Для этого нужно было пускаться по следам этого самого Дитриха.
…Коттбус находится всего в 80 километрах от Зеленой Гуры, где проживал польский филателист. Найти семью бывшего эсэсовца ему не составило особого труда, и через некоторое время он узнал, что хоть Дитрих и не был никогда филателистом, но всю жизнь занимался поисками какой-то коллекции марок, тайна которой ушла вместе с ним в 1942 году, когда он погиб на Восточном фронте под Псковом. Большего его потомки сообщить не смогли, но посоветовали обратиться к Францу Букмастеру, который был другом Дитриха и до сих пор проживал в Эссене.
Теперь Кешковскому предстояло ехать в Вестфалию. Не без труда он нашел там этого Букмастера, но когда нашел, то добиться от него удалось немного. Во время второй мировой войны, со времени окончания которой прошло более полувека, Букмастер был летчиком-истребителем в системе ПВО Гамбурга, и он все пытался в деталях рассказать поляку о том, как в сорок пятом ему удалось сбить на "мессершмитте" своего однофамильца-американца . Ни о каких марках он и слыхом не слыхивал, твердил только, что Дитрих одержим был странной тайной какой-то принцессы Юлианы. Больше он ничего не знал, а вернее - не помнил. За долгие годы память его совершенно одряхлела, и многие вещи из нее просто-напросто выветрились. Так бы поляк и уехал из Германии не солоно хлебавши, но тут ему неожиданно помогла внучка Букмастера. Женщина рассказала о том, как после войны к ее деду приезжал младший брат Дитриха - военный моряк, и он вскользь упомянул как-то о том, что "ТА ВЕЩЬ", которая очень интересовала покойного майора Отто, находилась якобы когда-то на борту австралийского крейсера "Сидней". Больше она ничего не знала, а дед просто не помнил. Впрочем, она пообещала , что если что-нибудь узнает еще, то обязательно об этом сообщит...
Кешковский уехал из Эссена с легким чувством досады. Он понимал, что нашел часть важных ключей к разгадке, но главного все же не хватало. Треугольник "ОПИСЬ КОЛЛЕКЦИИ МАРОК" - "ТАЙНА "ПРИНЦЕССЫ ЮЛИАНЫ" - "КРЕЙСЕР "СИДНЕЙ" конечно хранил в себе искомую тайну, но студент подозревал, что поход по имеющимся следам может занять долгие годы, пока он не наткнется на нечто более достойное. Как бы там ни было, а поляку приходилось разбираться с тем что он уже получил.
Он решил начать именно с последнего, более знакомого. Крейсер "Сидней" вошел в историю как пример вопиющего легкомыслия со стороны командира военного корабля в боевых условиях. Этот корабль погиб в ноябре 1941 года в бою с фашистским рейдером "Корморан", причем некоторые обстоятельства его гибели до сих пор так и остались невыясненными. После окончания боя, произошедшего 19 ноября, он попросту исчез в ночи, объятый адским пламенем сильнейшего пожара вместе со всем экипажем, и больше его никто не видел и о нем больше не слышал. Дело в том, что в 1941 году Индийский океан прямо-таки кишел немецкими крейсерами, замаскированными под торговые суда нейтральных стран и нарушающими судоходство союзников в этом районе. 19 ноября австралийский крейсер "Сидней", патрулировавший прибрежные воды Западной Австралии, повстречался с "Кормораном", выдававшим себя за голландского "купца", и его командир проявил натуральную беспечность, не приняв всех необходимых мер предосторожности при встрече с подозрительным судном. Он позволил "голландцу" приблизиться к себе на расстояние прямой наводки замаскированных в палубных надстройках пушек и немедленно был расстрелян прямо в упор, причем почти вся его артиллерия была выведена из строя в первые же секунды боя. На нем начался сильнейший пожар, впрочем, машинное отделение пострадало мало, защищенное броней, что и позволило крейсеру кое-как выйти из под обстрела, и сотрясаемому взрывами боезапаса разгромленных артиллерийских башен, исчезнуть с горизонта навсегда. Из 800 человек, составлявших его экипаж, не спасся никто. Что за трагедия разыгралась на корабле, каков был его конец - затонул ли избитый крейсер в разыгравшийся ночью шторм, или пламя пожара достигло погребов боезапаса и "Сидней" взорвался? Что происходило на нем в последние часы, и почему абсолютно никто не спасся - эта тайна так и остается тайной уже более полувека. Спасшиеся с тоже подбитого и затонувшего от взрыва собственных мин "Корморана" немцы никак не могли прояснить ситуацию для пленивших их впоследствии австралийцев. И тут появляется брат Отто Дитриха и заявляет Букмастеру, что ему известно, что что-то, якобы, находилось на этом самом "Сиднее"... Откуда мог немецкий моряк знать про то, что делалось на вражеском крейсере до начала боя, даже если он и был тогда членом команды "Корморана"? Значит, с австралийского крейсера все же кто-то спасся, и попал к немцам в плен еще до того, как они сами не сдались австралийцам после высадки на побережье. А раз так, то все упирается именно в Дитриха-брата!
Кешковский решил возвращаться обратно в Коттбус, потому что о дальнейшей судьбе интересующего его человека Букмастеры не имели представления. Они рассказали только, что его звали Ганс, и если этот Ганс еще жив, то знает он уже поболее летчика-склеротика, даже если в такого же склеротика успел превратиться сам. По крайней мере он уж наверняка сможет припомнить, что там разыскивал его братец Отто всю свою жизнь. С "Сиднеем", правда, было посложнее, но поляк старался сейчас о нем меньше думать. Его теперь более всего занимала таинственная принцесса Юлиана.
Однако с этой принцессой разобраться удалось гораздо быстрее, нежели Кешковский полагал. Для начала он принял версию о том, что принцесса - это почти всегда будущая королева (и в любом случае член королевской семьи), а королева Юлиана как раз до недавнего времени правила в Голландии. Но до 1949 года, как выяснилось, она была самой настоящей принцессой, и была ею целых сорок лет с момента своего рождения в 1909 году. Теперь оставалось понять, что за тайна, связанная с этой высокородной личностью, волновала немца Отто Дитриха, который был ее ровесником? И каким образом эта самая тайна может перекрещиваться с ФИЛАТЕЛИЕЙ, в частности - с описью ценной коллекции, обнаруженной при нем в России в 1942 году?
Вариантов было хоть отбавляй. Когда Кешковский приехал в Коттбус, то быстро понял, что в одиночку справиться ему будет трудновато, и придется раскошеливаться на полномасштабное расследование. Студент привлек к делу своего ближайшего друга - Ксимежа Фиалковского, и когда посвятил его в суть дела, Фиалковский тут же предложил свою версию "тайны принцессы Юлианы", сообщив, что некогда существовал в Голландии пассажирский лайнер с таким названием. Этот лайнер после первой мировой войны совершал рейсы между Голландией и Голландской Индией (нынешней Индонезией), и затонул во время сильной бури, заставшей его 1 ноября 1923 года в Индийском океане южнее Мальдивских островов.
...Открытие этого факта имело последствия поистине потрясающие. Друзья навели о "Принцессе Юлиане" справки и выяснили, что лайнер и на самом деле погибла в указанном году и указанном месте. Но самое главное было не в этом. Кешковский узнал, что на этом корабле, как и на многих других лайнерах этой трансокеанской линии, была оборудована специальная палуба для перевозки так называемого "брандкаста" ("drijvende brandkast"), или попросту плавающего несгораемого ящика. В этот герметичный яйцеобразный ящик перед началом рейса загружали всю почту, оплаченную специальными марками а также наиболее ценные вещи пассажиров. Ящик весил более трех тонн и имел размеры два метра на четыре. Однако после катастрофы, постигшей "Принцессу Юлиану", ящика в море так и не нашли, как ни старались, что позволяло предположить, что он по какой-то причине утонул вместе с кораблем. Некоторые свидетели из числа спасшихся все же уверяли, что видели ящик в волнах уже после гибели лайнера, но это дела не меняло. Компании было проще покрыть убытки из собственного кармана, чем затевать дорогостоящую поисковую экспедицию. "Брандкаст", правда, был оборудован сигнальным устройством, но оно так и не сработало. Компания назначила немалое вознаграждение тому, кто поможет отыскать потерявшийся "брандкаст", но за деньгами никто так и не явился до сих пор. Впрочем, через несколько месяцев эти приспособления были сняты с "вооружения" остальных кораблей линии, так как они себя не оправдали.
Полученная информация позволила исследователям соединить почти все факты, имевшиеся у них на руках, и получить хоть и расплывчатую, но все же довольно цельную картину проблемы. Кешковский предположил, что в 1923 году на "Принцессе Юлиане" из Батавии (*1 - все пояснения - внизу страницы) в Амстердам в непотопляемом "брандкасте" наряду с обычно почтой перевозилось нечто, имевшее непосредственное отношение к описи бесценной коллекции почтовых марок, которая была найдена у убитого Отто Дитриха. Возможно, там находилась и сама коллекция, и об этом каким-то образом и пронюхал Дитрих - об этом говорит сам факт его странного интереса к некоей "тайне", связанной с голландским лайнером. Неясно, какими сведениями располагал немец на самом деле, но об утерянном в море почтовом ящике он знал наверняка. Его брат - моряк военно-морского флота - тоже был посвящен в тайну клада, и вполне вероятно, что после войны он привез для погибшего к тому времени брата сведения о том, что проплававший к тому моменту в океане почти 20 лет непотопляемый сейф был найден "Сиднеем" незадолго до своей трагической гибели. Возникал, правда, вопрос - каким таким образом он об этом узнал, но эта проблема была не самой главной. На данном этапе важнее было найти подтверждения этой гипотезе, а для этого исследователям следовало обратиться к архивам голландской почтовой службы и найти имена всех абонентов, арендовавших места для своих вещей в "брандкасте" накануне того последнего рейса.
Пока Кешковский и Фиалковский собирались отправиться в Амстердам, от их добровольных помощников, которые на разных этапах подключились к расследованию, поступили сведения, из которых стало известно, что старика Ганса Дитриха в живых давно уже нет, потому что он помер еще в 1981 году, но зато в Гамбурге живет человек, который был матросом на "Корморане" в том походе, и знавал Дитриха не по наслышке. Когда он узнал о том, что нашлись люди, разыскивающие любую информацию о "деле утерянного брандкаста", он пригласил Кешковского для весьма интересного, как он утверждал, разговора.
Ради этой многообещающей встречи исследователи изменили свои планы, и вместо Голландии отправились прямиком в Гамбург. Старого моряка звали Хайнц Калле. Ему было далеко за семьдесят, но на вид он был еще довольно крепок. Да и с мозгами у него все было в порядке, в отличие от Букмастера. Однако мужик он был не промах, и с самого начала заявил, что за сведения, которые он нам собирается предоставить, нам придется выложить кругленькую сумму. Сперва Кешковский решил, что Калле просто хочет сообщить ему о том, что он знал и о чем догадывался и без него. Но это оказалось не так. Для начала он рассказал поляку о вещах, которые в свое время узнал от Ганса Дитриха про клад, заключавшийся в голландском "брандкасте", а затем подтвердил свой рассказ многочисленными документами. Выслушав Калле, исследователи поняли, что их поездка в Голландию оказалась совершенно излишней. Калле сделал основную часть работы за них, и поэтому уплаченные ему деньги были сущим пустяком в сравнении с тем, во что бы Кешковскому вылилась эта затея с самостоятельным расследованием. После войны, когда Гансу Дитриху стало известно о гибели своего брата на Восточном фронте, он сам нашел сведения о том, что конкретно содержалось в пропашем в море непотопляемом металлическом ящике, и что именно разыскал Отто. А разыскивать было что. Судите сами.
2.
...Отто Дитрих состоял в СС с 1931 года, и после прихода Гитлера к власти в Германии стал работать в СД - службе безопасности Гиммлера. Первоначально его работа на новом поприще заключалась в сборе информации, касающейся лиц, интересующих лично рейхсфюрера СС. Нередко приходилось выезжать за границу, и во время одной из командировок в Голландию Дитрих следил за неким Штраубом - немецким профессором, выехавшим из Германии, и по мнению эсэсовского руководства, проводившим тайную антигитлеровскую пропаганду. Дитрих перехватывал также почту Штрауба, он читал все письма, приходившие к нему, и как раз в одном письме наткнулся на довольно любопытную информацию...
Голландский коллега Штрауба, профессор Роттердамского университета, Ян Маленс, писал ему о том, что якобы уже не надеется отыскать коллекцию почтовых марок, которую за десять лет до этого ему выслал из Батавии (Джакарты) его ныне покойный дед... К письму прилагалось несколько листов описи, и Маленс сообщил, что это лишь малая часть оценочной ведомости, которую дед выслал ему еще до того, как погрузил свою коллекцию на пароход, отправлявшийся в 1923 году из Голландской Индии в Европу. Пароход затонул во время жестокого шторма в Индийском океане, и непотопляемый ящик, в котором был заключен ценный груз, так и не нашли. По документам конторы, ответственной за доставку почты на том корабле, коллекция не проходила, потому что старик разумно (по его разумению) решил отправить ее инкогнито, дабы не привлекать к сокровищу излишнего внимания... Но марки пропали вместе с "брандкастом", и все полагали, что они погибли.
Эсэсовского агента, однако, прочитавшего письмо, эта история взволновала до крайности. Находясь в Голландии, он попытался разузнать про эти самые "брандкасты" как можно больше, и вскоре пришел к выводу, что такой ящик утонуть никак не мог. А если он не мог утонуть, рассуждал Дитрих, то значит его до сих пор мотает по волнам Индийского океана или же выбросило на какой-то пустынный берег подальше от глаз людских. Тщательно изучив "обрывок" оценочной ведомости, Дитрих заключил (также, как и Кешковский через много лет после него), что клад все еще не найден, так как многие из указанных в находящихся у него бумагах марок на филателистическом рынке так и не появились - а ведь после крушения "Принцессы Юлианы" прошло уже целое десятилетие! С тех пор эсэсовец буквально заболел идеей отыскать эти ценности. Он навел справки о человеке, который мог некогда обладать коллекцией, и узнал, что это был некий Вильям Маленс - бывший директор почтовой конторы в Батавии, поступивший на службу в это заведение еще за 70 лет до своей смерти в 1924-м! По сообщениям людей, знавших его, Маленс коллекционировал марки, но своего увлечения особо не афишировал. Теперь Дитрих понял, почему о многих редких марках, попавших в коллекцию Маленса еще задолго до рождения филателии как науки, в наше время абсолютно ничего не известно. "Старый хрыч просто никому никогда про них не рассказывал! - размышлял он. - И правильно делал. Иначе не один только я рыскал бы сейчас в поисках этих сокровищ..."
Много позже, когда Дитрих продвинулся по служебной лестнице в своем ведомстве достаточно высоко, чтобы использовать возможности информационной службы аппарата СД в своих личных целях, он собрал о Виллиаме Маленсе столько материала, что скоро он буквально перестал помещаться в его сейфе. Дитрих разузнал, что Маленс, страстный коллекционер-филателист, и на самом деле имел прекрасную возможность собрать очень богатую даже по тем временам коллекцию не только почтовых марок Юго-Восточной Азии, но и всего мира. Родители Маленса были богатыми голландскими плантаторами, и потому недостатка в средствах у него не было. Еще будучи юнцом, он поступил на почтовую службу и быстро дослужился до высоких постов. Используя свое служебное положение и немерянное родительское состояние, Маленс завязал переписку с почтовыми ведомствами многих стран, и те регулярно высылали ему самые последние выпуски своих марок. Изучая поступающие документы по "делу Маленса", Дитрих начал подозревать, что коллекция голландского чиновника может запросто переплюнуть коллекцию некогда знаменитого Филиппа Феррари, или - чем черт не шутит! - даже коллекцию самого английского короля... Ведь эти знаменитые филателисты платили за марки, предоставленные в их собраниях, порой фантастические суммы, а Маленс же - всего лишь номинальную стоимость. К тому же у британского короля, как ни крути, до сих пор не имеется чистой индийской марки 1852 года выпуска достоинством в 1/2 энни, а также многих других вещей, присутствовавших в описи Маленса. Дитрих настойчиво искал возможностей напасть на след остальных листов оценочной ведомости, не попавших в его руки, но это ему никак не удавалось. Как он ни старался, а выхлопотать себе командировку в Голландскую Индию он не мог, но зато он смог напасть на след самого "брандкаста"...
В 1936 году Дитриху на глаза попались изданные в Нью-Йорке записки некоего Рейна Ньютона - американского яхтсмена, совершившего в 1929 году кругосветное плавание на своей маленькой океанской яхте "Мелисса". 19 января, по сообщению путешественника, на полпути между Австралией и Южной Африкой Ньютону повстречался в океане большой железный ящик странной яйцевидной формы, несколько походивший на притопленную миниатюрную подводную лодку жюль-верновской эпохи. Сначала мореплаватель подумал, что это сорванная с якорной цепи во время первой мировой войны плавучая мина, но вскоре понял, с чем именно столкнулся. Впрочем, во время этой встречи был сильный шторм, и потому исследовать находку подробнее не удалось. Ньютон решил использовать "брандкаст" в качестве плавучего якоря, зацепив за скобы на его поверхности канат, но быстро убедился, что это невозможно, и даже опасно. Тяжелый ящик все время норовил поднырнуть под лёгкую "Мелиссу" и перевернуть ее, и поэтому Ньютон постарался как можно быстрее от него отделаться. Шторм продолжался два дня, и когда наконец стих, "брандкаста" и след простыл.
Впрочем, разыскивать свою находку моряк не собирался. Он ограничился тем, что уведомил о своей находке проходящее мимо судно, да упомянул потом о ней в своих мемуарах. Но и сами голландцы по этому поводу особенного шума не поднимали. Дитрих сразу же навел нужные справки и установил, что за поиски "брандкаста" даже не принимались - ведь, как сообщил Ньютон, с воды увидеть его почти невозможно, а стой высоты, на которой пролетают над океаном редкие самолеты - тоже. Тогда Дитрих решил связаться с яхтсменом и разузнать у него подробности.
Во время одной из своих командировок в Америку эсэсовец встретился с Ньютоном. Он выдал себя за служащего голландской почтовой конторы, благо соорудить соответствующие документы ему не составляло никакого труда. Самое ценное, что Дитрих вынес из этой беседы, так это подтверждение того факта, что встреченный Рейном Ньютоном в океане 7 лет назад предмет - и на самом деле желанный "брандкаст". Значит, непотопляемый ящик до сих пор "бороздит" просторы Мирового океана, а вместе с ним совершает свое необычное путешествие и самая уникальная в мире коллекция почтовых марок, которая в случае находки может сделать ее нового владельца одним из самых богатых людей если не в мире, то уж в Европе - наверняка!
Конечно, Дитриха очень и очень окрыляла святая уверенность в том, что "брандкаст" не утонул в пучине океана, но с другой стороны, его не покидало мрачное предчувствие, что клад в любой момент может быть отыскан кем-то другим, и тогда прости-прощай мечта о сказочном богатстве! Он принялся за тщательное изучение карты течений Индийского океана, и вычислил, что через несколько лет при такой скорости перемещения "брандкаст" покинет пустынные воды "ревущих сороковых", где его обнаружил Ньютон, и окажется у западных берегов Австралии... А вот тогда-то уж на него запросто кто-нибудь наткнется!
Однако поделать тут ничего было нельзя. Дитрих, конечно же, не мог организовать поисковую экспедицию, и поэтому решил пойти по другому пути. Ему следовало во что бы то ни стало заполучить на эту коллекцию все возможные и невозможные права!
Однако планам Дитриха помешала начавшаяся осенью 1939 года война в Европе. Хоть теперь Дитрих по-прежнему имел возможность посещать нейтральную пока еще Голландию, и разыскав там Маленса, каким-нибудь образом склонить его к подписанию нужных документов, а то и попросту уничтожить его и составить подложное завещание, но в нынешних условиях официальная часть операции была обречена на провал. Было ясно, что "брандкаст", если он и будет найден, в лучшем случае достанется каким-нибудь нейтралам. Наступал новый, 1940 год, и Дитрих, имея возможность проникнуть во многие планы и тайны своего руководства, прекрасно знал, что вскоре все нейтралы окажутся в состоянии войны с Рейхом, и клад по цепочке все равно попадет в руки загребущим британцам. Однако Маленсом в любом случае заняться было необходимо. Война не может продлиться долго, и когда она наконец закончится, у Дитриха будут все законные основания требовать свою "посылку". Нужно только побыстрее разобраться с этим голландцем...
За годы, прошедшие с того момента, как Дитрих узнал из письма Маленса про клад, профессор переехал в Америку вместе с семьёй. Однако после оккупации Голландии германскими войсками в середине 40-го выяснилось, что у Маленса в Гааге остался младший брат, и тогда Дитрих решил действовать через него.
Эсэсовец быстро разыскал брата профессора, работавшего главврачом в одной из больниц, но дальше все пошло совсем не так, как было запланировано. Хьго Маленс, к немалому удивлению и досаде Дитриха, оказался тайным осведомителем шефа гестапо Мюллера, который патологически ненавидел СД. Дитрих не знал факта вербовки врача, и преследование голландца вышло ему боком. Когда он схватил брата злосчастного профессора, то для Мюллера это оказалось прекрасным поводом к удовлетворению своей жажды мщения. Шеф гестапо доказал Гиммлеру, что у Дитриха не было абсолютно никакого основания арестовывать его иностранного агента и подвергать его странным допросам. Гиммлер был готов замять дело, но Мюллер не унимался, и тогда непосредственному начальнику Дитриха - Рейнхарду Гейдриху - не оставалось ничего иного, как убрать своего проштрафившегося работника подальше из Берлина, и потому наш герой вскоре очутился на самых задворках новообразованной германской империи - в польском Генерал-губернаторстве на самой границе с Россией...
Отчаявшийся Дитрих перед отъездом на новое место службы встретился со своим братом, который в то время служил в кригсмарине (ВМФ рейха) и готовился в дальний поход на рейдере "Корморан". На прощальной вечеринке он излил Гансу свою душу и рассказал о небывалом кладе, который плавает в водах Индийского океана, а также поведал о всех своих горестях, связанных с ним. Для пущей убедительности он показал брату листы описи, а также все свои папки по "делу Маленса".
Ганс Дитрих в свою очередь тоже заинтересовался этим делом. Он тогда еще и понятия не имел, в какую зону мирового океана отправится его корабль на "промысел", но подозревал, что Индийского океана ему все же не миновать. И хотя это, конечно, не давало повода для каких-либо надежд, Ганс клятвенно пообещал своему расстроенному брату, что постарается собрать о затерявшемся "брандкасте" какие-нибудь сведения. На том они и расстались. Навсегда.
Прошло несколько лет, и Отто Дитрих, так и не сумев "реабилитироваться" перед своим начальством, погиб на Восточном фронте. Насколько близко он продвинулся к своей мечте в Польше, а потом в России, уже наверное никому узнать не суждено. Зато Ганс Дитрих приблизился к ней буквально на расстояние пистолетного выстрела!
3.
Как известно, историческое сражение "Корморана" с австралийским крейсером произошло 19 ноября 1941 года. Германский рейдер был простым, хоть и быстроходным, торговым судном, вооруженным несколькими 150-мм пушками, предназначенными для обстрела таких же самых кораблей, как и он сам. Но в ходе скоротечного боя эти лёгкие пушки благодаря умелому их применению успели надавать бронированному монстру так сильно, что тот не смог даже толком ответить, и охваченный страшным пожаром, еле унёс ноги.
Однако досталось и "Корморану". Один из немногих снарядов, выпущенных из орудий "Сиднея" в самом начале, прошил тонкий борт рейдера и взорвался в машинном отделении. Противопожарная система по несчастливому для немцев стечению обстоятельств вышла из строя, и пламя из машинного отделения быстро перекинулось в трюм, где хранились мины. Капитан дал приказ немедленно оставить готовый взорваться корабль. Почти вся команда "Корморана" в составе 317 человек, за исключением погибших, попрыгала в шлюпки и отплыла прочь. Через 20 минут в трюме взорвался весь запас мин, и вскоре немцы остались один на один с тропическим океаном...
Ганс Дитрих служил на "Корморане" командиром артиллерийского орудия, и в том же самом расчете находился и его приятель по морской школе - Хайнц Калле. Во время эвакуации с погибающего рейдера они оказались в одной шлюпке. После взрыва "Корморана" моряки подобрали в воде тяжело раненного лётчика с "Сиднея". Впрочем, по воспоминаниям Калле, не так уж и тяжело тот был ранен, как хотел показать, потому что, убедившись в миролюбии немцев, которые к тому же прекрасно понимали, что им и самим не избежать плена, он оказался очень разговорчивым. Беседуя с ним, Ганс Дитрих и не предполагал, как близко находится к тайне, которой мучился его брат, и которая так нелепо сгубила его карьеру, судьбу и, без всякого сомнения, саму жизнь. Но когда австралийский лётчик стал рассказывать про какой-то странный буй, который моряки "Сиднея" выловили буквально за час до встречи с "Кормораном", он насторожился. Он слушал пленного и не верил своим ушам - этот буй, без всякого сомнения, и был тем самым "брандкастом", утерянным почтовой службой Голландии за 18 лет до этого почти двумя тысячами миль севернее от этого самого места! Дитрих вспомнил карты течений Индийского океана, которые показывал ему брат и удивился, насколько точно по времени и пространству сбылись предсказания Отто... Он стал расспрашивать лётчика о том, что стало с "брандкастом" - успели его вскрыть до начала боя, или нет?
Лётчик ответил, что ящик обнаружили случайно, высматривая японские подводные лодки (*2 - все пояснения - внизу страницы), и сначала подумали, что это плавучая мина. Капитан распорядился расстрелять опасную находку из мелкокалиберной пушки, но ящик так глубоко сидел в воде, что наводчики никак не могли поймать его в прицел. Тогда решили уничтожить его с помощью взрывчатки, для чего на воду спустили шлюпку. И только тогда, когда подрывная команда приблизилась к этой "мине", стало ясно, что это старый сейф, и он скрывает в себе нечто, наверняка достойное внимания. К тому же надписи, выгравированные на герметической крышке сейфа подтвердили, что это плавающий почтовый ящик голландского происхождения, и хотя про "Принцессу Юлиану" и ее утерянный "брандкаст" на "Сиднее" не слышал никто, было решено поднять его на палубу и поскорее ознакомиться с содержимым...
"Корморан" появился на горизонте как раз в том момент, когда капитан собирался отдать приказ на вскрытие найденного ящика. Работы пришлось отложить. Когда с "Корморана" прозвучали первые залпы, "брандкаст" находился на верхней палубе недалеко от катапульты, на которой располагался готовый к взлёту самолет. Пленный рассказал, что в тот миг, когда он готовился стартовать, в катапульту угодил снаряд, выпущенный из немецкой пушки, и снёс ее за борт вместе с самолетом. Лётчик сильно ударился головой о приборы, и очнулся только тогда, когда самолет полностью ушел в воду. Глаза заливала кровь из разбитой головы, обе ноги были сломаны, но ему каким-то чудом удалось выбраться из затопленной кабины и всплыть на поверхность. Тут рядом упал еще один немецкий снаряд, он оглушил летчика, и тот вторично потерял сознание...
Впрочем, и этих сведений Дитриху было достаточно для того, чтобы до конца осознать, что судьба свела его наконец с этим неуловимым "брандкастом", хотя дальнейших преимуществ и не сулила. Если "Сидней" не затонул после пожара, а сумел дотащится до базы, то на всей затее Отто Дитриха можно смело ставить большой и жирный крест. Но если крейсер все же каким-то чудом пошел на дно, и "брандкаст" всплыл с его палубы... Впрочем, Дитрих решил не изводить себя всякими догадками. С него было достаточно и осознания того факта, что драгоценный клад всё же СУЩЕСТВУЕТ!
Через два дня немцы добрались до Австралии и сдались, потому что ничего иного им делать просто не оставалось. Долгих четыре года моряки находились в плену, и все эти годы Дитриху не давала покоя мысль о том, что бесценный клад достанется англичанам или американцам. Но каково же было его удивление и радость, когда он наконец узнал, что "брандкаст" снова ускользнул из человеческих рук, как это было в случае с Рейном Ньютоном. "Сидней" пропал без вести вместе со всей своей командой, а это значило, что он все-таки пошел на дно, и до внутренностей голландского почтового ящика добраться так никто и не успел.
Новость окрылила немца. Война закончилась, и у Дитриха появилась прекрасная возможность заняться поисками коллекции вплотную. Однако когда Ганс вернулся из плена в разоренную войной Европу, он узнал, что Отто уже давно нет в живых. Зато в наследство ему достались все архивы брата, спрятанные в тщательно замаскированном в подвале их старого дома сейфе. Ганс Дитрих не раздумывая рассказал все своему приятелю Хайнцу Калле, и взял его в компаньоны. За поиски клада они принялись вдвоем.
Для начала компаньоны выяснили, что профессор Ян Маленс по-прежнему жив и здоров, вернулся в освобожденную Голландию, и остается прямым наследником утерянной коллекции. Его нечестивый брат, сотрудничавший с оккупантами, в 45-м сбежал из страны вместе с отступающими гитлеровцами, а после разгрома рейха вообще исчез с горизонта, но друзья резонно предположили, что он вполне мог тоже заняться поисками "брандкаста". Приходилось спешить. В 1953 году Дитрих и Калле отправились в Джакарту на поиски архивов бывшего директора голландской колониальной почты, и вскоре им наконец удалось отыскать полную опись отправленной в 1923 году на лайнере "Принцесса Юлиана" коллекции...
Ганс Дитрих не был так натаскан в филателии, как его брат Отто, но и он при первом же беглом взгляде на эти списки понял, что в них присутствуют почтовые выпуски государственных почт абсолютно всех стран мира, начиная с 1852 года, а также большое, прямо-таки огромное количество частных выпусков начиная от почтмейстерских марок США середины прошлого века, и заканчивая самыми редкими ныне русскими "земствами". Не было в коллекции Маленса, правда, ни одного экземпляра знаменитой "Британской Гвианы" 1856 года, но зато "Голубых Маврикиев" насчитывалось целых семь штук, причем три из них - на конвертах, прошедших почту. Уже позже, когда друзья снова вернулись на родину и показали опись одному компетентному марочному торговцу, то узнали, что эта коллекция, если бы была найдена, могла "тянуть" не менее чем на 50 миллионов долларов, а если ее распродать на аукционах по частям - то и на все СТО!
Но как бы там ни было, а опись - это еще далеко не богатство. Дитрих принялся, также как и в свое время его брат, тщательно изучать карту течений Индийского океана, но это занятие тоже не принесло ему желанного утешения. Было ясно, что в 1941 году "брандкаст" находился в русле течения, которое у берегов Западной Австралии разделяется на два одинаковой мощности потока - один этот поток поворачивает на север, а другой огибает южную оконечность пятого континента и выходит прямиком на бескрайние просторы Тихого океана. Если ящик все-таки всплыл на поверхность океана после гибели "Сиднея", то в какую сторону, спрашивается, он мог отправиться? Судя по скорости этих двух течений, "брандкаст" должен был сейчас находиться либо где-то около того места, где был утерян за 30 лет до этого, либо где-то между Новой Зеландией и островом Пасхи...
Открытие это Дитриха мало обрадовало, да и Калле начинал уже сомневаться в успехе начатого предприятия. Он все чаще и чаще твердил о том, что за столь долгие годы герметичность сработанного голландцами ящика не могла не нарушиться в результате беспрестанной болтанки в волнах, к тому же нельзя было сбрасывать со счетов неминуемое обрастание железной оболочки морскими организмами, из-за чего "брандкаст" мог потерять свою изначальную плавучесть, и медленно погрузиться на морское дно. Калле тщательно изучил чертежи, добытые в архивах фирмы, выпускавшей эти ящики, и пришел к выводу, что конструкция этих изделий была не столь уж и совершенна, как рекламировали ее сами голландцы, а то, что он проплавал в океане почти 20 лет до того самого момента, как был обнаружен "Сиднеем" - чистая случайность. Он предположил даже, что железный ящик вполне могло разнести вдребезги во время боя снарядом, учитывая высокую интенсивность артиллерийского огня с "Корморана", тем более что он, по словам австралийского пилота, находился на простреливаемой со всех сторон открытой палубе крейсера.
Дитрих не поддержал его сомнений, но и не спорил. В чем-то его компаньон мог быть и прав...
Калле и Дитрих вернулись в Германию практически ни с чем. Единственное, что им осталось сделать - это явиться к Яну Маленсу и добиться у него официального разрешения на поиски принадлежащей ему коллекции, в надежде заинтересовать открывающимися перспективами какого-нибудь спонсора, и в случае удачи получить если уж не все богатства, то хотя бы законное вознаграждение за участие в экспедиции. Но к тому времени как компаньоны пришли к этому решению, Ян Маленс умер от старости. Вскоре умер и Ганс Дитрих, подхвативший в Индонезии тропическую язву. Энтузиазм Калле быстро угас. Сначала он хотел продать собранный материал по "делу Маленса" какой-нибудь газете "пожирнее", но затем передумал в надежде воспользоваться им в будущем самому. Но годы шли, случай все не подворачивался, пока на горизонте не "засветился" польский студент Кешковский со своим расследованием... А на ловца, как известно, и зверь бежит.
4.
Тщательно взвесив полученную от Калле информацию, поляк решил, что дело стоит тех денег, которые он за него запросил. 10 тысяч германских марок, - сущий пустяк в сравнении с тем, ЧТО может открыться в результате хорошо организованных поисков. Кешковский просмотрел полную опись коллекции Маленса, полученную от Калле, и установил, что заявленная в 1954 году оценка этой самой коллекции в 100 миллионов - самый нижний ее предел. За последние сорок лет цены на многие выпуски поднялись в пять, семь, а то и в десять раз! Только за прекрасную подборку, состоящую из ранних негашеных марок Афганистана, Гавайских островов, Молдавского княжества, Цейлона и некоторых европейских государств можно было получить почти половину этой суммы. Кроме того, помимо самих марок в коллекции присутствовало большое число писем и открыток, прошедших почту. Кешковский обнаружил в описи конверты, присланные Маленсу в Батавию из Финляндии, Сицилии, Баварии, Квинсленда, Нью-Брансуика, каждый из которых мог спокойно "тянуть" по миллиону. Можно уже не говорить о "Голубых Маврикиях" и первой серии из трёх индийских марок. Это была бы поистине КОРОЛЕВСКАЯ коллекция, достойная занять место в одном из самых лучших почтовых музеях мира.
Кешковский уплатил Калле его десять тысяч и стал обладателем поистине уникальных документов. После этого он принялся за поиски в нужном направлении, и выяснил, что непотопляемый сейф совсем недавно видели в водах Южно-Пассатного течения возле островов Гильберта в Микронезии. Его заметил пилот частного самолета, развозившего по отдаленным островам почту и продукты. В своем отчете он написал, что 14 июля с высоты чуть больше тысячи метров увидел неподвижно лежащее в спокойной воде тело какого-то, по-видимому дохлого, животного странной яйцеобразной формы, длиною метра четыре, и шириной два. Снижаться для того, чтобы получше разглядеть свою находку, он не стал, а когда он через несколько часов пролетал над этим местом обратно, то ничего уже не обнаружил. Самое странное, на что он обратил внимание, так это на полное отсутствие акул возле трупа, а ведь эти твари обязательно должны были слететься на падаль... Впрочем, эта "странность" его волновала весьма недолго, хотя он и зафиксировал этот факт в своем отчете.
Так или иначе, а таинственный "брандкаст" все еще "гуляет на свободе". Вполне возможно, что он давно уже переместился в другую "операционную зону", но вычислить эту "зону" весьма трудно даже с помощью самой совершенной в мире аппаратуры. Экваториальные течения Тихого океана в силу особых условий гидрологического и топографического характера - вещь довольно капризная, а океанские просторы - безбрежны, и относительно пустынны. Понятно, проблему усилиями одного, хоть и настырного, одиночки, не решить. На данном этапе следует обратиться за содействием ко всем организациям, проводящим свои работы в этих водах, но в первую очередь Кешковский надеется на неоценимую помощь энтузиастов и местного населения. "Сокровища старого почтмейстера Маленса представляют слишком большой интерес для мировой культуры, чтобы позволить им вот так запросто сгинуть без следа, - заявляет польский исследователь на страницах журнала "Всемирная филателия", - и оцениваются они в конце концов не количеством тех денег, которые за них способны (и готовы!) уплатить коллекционеры-толстосумы, а то, что эти самые коллекционеры разорвут эту бесценную коллекцию в два счета, как только до нее дорвутся - это уж точно! Вспомним судьбу знаменитого собрания "короля филателистов" Филиппа Феррари. После его смерти оно разлетелось по всему миру поистине бриллиантовым дождем и сгинуло в конце концов в тайниках пресловутых "частных коллекций". Поэтому призываю любого, кто наткнется в конце концов на неуловимый "брандкаст" - не уподобляйтесь злосчастным "разорителям гробниц", которые в свое время разворовали и "пустили по миру" громадные коллекции бесценных археологических, исторических и культурных уникумов... Ведь истинная красота коллекции Маленса - только лишь в её целостности и доступности любому любознательному индивидууму, чего она будет лишена, пущенная с молотка на мировых аукционах! И публикуемый мною полный список "сокровищ Маленса" служит одной лишь цели - весь цивилизованный мир просто должен наконец узнать, какое богатство для него собрал и сохранил некогда простой (хоть и состоятельный) директор почтовой службы, имя которого достойно самой Истории..."
Конец
|
