|
Глава 1.
"БОЛЕЕ ЧЕМ СЕКРЕТНО..."
Стр. 9
Итак, решено: отправляюсь на тайную охоту за скальпом мистера Миллиарда. В моих руках не ружье с оптическим прицелом, не автоматическая винтовка Браунинга, а самое обыкновенное перо. Намерен написать всю доступную мне правду.
Нет нужды обстоятельно рассказывать о том, в силу каких причин я принял такое решение и как мне трудно было это сделать. Я пишу не исповедь. Главное действующее лицо этой рукописи – не ее автор, а наш пресловутый образ жизни.
Прежде всего – небольшая справка о Серже Бруксе.
Родился в Нью-Йорке, около тридцати лет назад. Назван Сержем в честь деда, выходца из Франции. Отец умер, когда я был еще ребенком. Мать, эмигрантка из Латвии, вторично вышла замуж и поселилась в окрестностях Ниагарских водопадов, в доме Джона Брукса, крупного предпринимателя. Там и я вырос. Закончил Гарвардский университет. Имею звание магистра искусств. Не женат. В деловой Америке известен как автор бестселлеров «Детство и юность будущего миллиардера», «Бизнесмен Гарольд Харт». Книги пришлись по душе заказчику, и он приблизил меня к себе, сделал своим «личным пером», главным редактором «Техас сан».
Бизнесмены считают меня человеком своего круга. Талантливые, независимые писатели и журналисты презирают, называют верноподданным холуем империи Харта. Бесталанные и карьеристы завидуют моему успеху. Ни те, ни другие по-настоящему не знают меня.
Мой рабочий день начинается, как правило, не в редакции «Техас сан», где мне надо быть по положению главного редактора, а в личных покоях одного из особняков Харта: в Далласе, Вашингтоне, Нью-Йорке, в Ниагара-Фолс, Майами-Бич или на острове Лос-Пальмос.
Каждое утро мистер Миллиард вызывает меня к себе: выслушивает новости дня, диктует на свежую голову самые важные, с его точки зрения, деловые письма, обговаривает трудные проблемы и т. д.
Мы редко долго сидим на одном месте. В течение года, особенно при заметно резких переменах погоды, перемещаемся туда, где обычно бывает умеренно тепло или в меру прохладно. Сейчас в Техасе хорошая погода, и мы живем в Далласе.
День, когда я решил начать свою книгу, запомнился мне. Обычно я избегаю появляться перед очами Харта по своей воле, то есть без особого приглашения. Ровно в восемь часов утра или же чуть позже, когда я уже успеваю просмотреть главные утренние газеты, рассортировать мировые новости на особо важные и просто важные, в моей комнате раздается телефонный звонок и Харт вызывает меня к себе наверх, на второй этаж, где живет в полном одиночестве с зарешеченными окнами и дверьми, отделанными пуленепробиваемыми пластинами.
Сегодняшние новости такой важности, что я осмеливаюсь нарушить твердо заведенный порядок и, не дожидаясь вызова, мчусь вверх по лестнице с кипой газет экстренного выпуска в руках. Я был уверен, что мое вторжение не вызовет у Харта, когда он узнает, в чем дело, ни раздражения, ни удивления. Так и вышло.
Как бы Харт дурно ни провел ночь, как бы плохо себя не чувствовал, какие бы заботы ни угнетали его, как бы ни торопился делать свой бизнес, он никогда не забывался в отношениях со мной. Всегда подчеркнуто внимателен, добродушно приветлив. Этим в свое время он и подкупил меня. Вот и теперь: пошел мне навстречу, протянул руку и улыбнулся:
- Доброе утро, милорд.
Не помню уже, когда и почему он стал так называть меня. Никакой я, конечно, не милорд.
- Ну что?
Такими словами он обычно начинает со мной свой рабочий день. Так было вчера, позавчера, так будет завтра. Но сегодня в его словах, чувствую, есть что-то необычное, какое-то торжество, которого не было вчера и, возможно, не будет завтра. И выражение его лица особенное. И голос звучит празднично. «Ему все известно», - подумал я и приступил к своим обязанностям с заметно упавшим энтузиазмом. Предельно коротко сообщил о том, что в газетах «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и других занимает несколько страниц.
- В Сайгоне, - сказал я, - произошел государственный переворот. Власть захватила генеральская хунта. Президент Дьем и начальник тайной полиции Ню убиты автоматчиками при попытке к бегству из осажденного президентского дворца.
Он выслушал меня и кивнул.
- Да, милорд, мне все это стало известно несколько часов назад. Позвонили друзья из Лэнгли (*1). У меня было время пережить и обдумать это событие. Так что ты не удивляйся моему хладнокровию.
Какое тут хладнокровие! Харт, завзятый покерист, прекрасно умеет скрывать чувства и мысли даже от своих приближенных, а тут не может держать себя в руках. Весь светится радостью, ухмыляется во весь рот и спрашивает:
- Ну и как наши газеты комментируют события во Вьетнаме?
- По-разному. «Вашингтон пост» без всякого стеснения называет покойного диктатора главной династии Дьемов, самодуром, насквозь прогнившим, доведшим страну до пропасти, и считает, что теперь начнется возрождение республики. «Нью-Йорк таймс» придерживается примерно такой же точки зрения, но с оговоркой: все-таки Дьем сделал немало хорошего для своей родины и для нас, американцев. Он долгие годы был нашим верным другом. И оставался бы другом, если бы…
- Это уже неинтересно, - перебил меня Харт. – Что еще?
- «Чикаго сан» прозрачно, с явным осуждением намекает на то, что официальный Вашингтон имеет прямое отношение к тому, что произошло в Сайгоне. И тут же говорит о том, что с падением династического режима Дьема и его смертью постепенно начинается новая фаза войны во Вьетнаме: ее эскалация с помощью большого количества американских войск. В конце статьи газета утверждает: переворот в Сайгоне на руку только тем, кто производит оружие для сухопутных войск США.
- Так прямо и сказано?
- Да. Вот посмотрите.
Харт прочитал газету, отшвырнул и усмехнулся:
- Завидуют нам чикагские мясники.
- Да как не позавидуешь! – сказал я и продолжал докладывать дальше: - Бостонская «Глоб» осторожничает: не клянет Дьема и не жалеет. А вот «Нью-Йорк геральд-трибюн» откликнулась на сайгонские события не только обширной информацией, но и иллюстрированным фельетоном под названием «Как это было сделано». Вот, полюбуйтесь. Кеннеди изобразили.
Харт взглянул и рассмеялся.
- Неужели он такой страшный? Не похож. Нисколько.
- Вы все-таки прочтите фельетон, Гарольд. Писал его человек, хорошо знающий суть дела.
- Вот как? Интересно! Да, подлец, кое-что знает. Но откуда? Кто его информировал? Как он мог пронюхать, что и я приложил к этому событию руку? О моей встрече с вице-президентом Джонсоном, после того как он вернулся из Сайгона, знали только три человека: ты, Марк и Артур. Кто же?
- Возможно, это сделал кто-нибудь из людей Джонсона. Или сам Джонсон.
- Не иначе. Ну ладно. Федбетон есть фельетон. Никто его не примет всерьез. Что еще?
- На страницах «Филадельфия инкуайрер» напечатано несколько заметок и фотографий, рассказывающих о том, как покойные братья, президент и начальник тайной полиции, прожигали жизнь, о том, как был обставлен разбомбленный повстанцами президентский дворец, какие были вина в погребах и костюмы в гардеробах и какая была у братьев многочисленная родня, стоящая у власти.
- Такая чепуха меня не интересует.
- А интервью с красавицей невесткой Дьема?
- Ну, о чем лепечет эта дама?
- Уверяет, что доподлинно знает, кто, почему и по чьей указке совершил переворот и убил президента. Грозится разоблачениями.
Харт пренебрежительно махнул рукой.
- Пусть себе кудахчет. Ничего она не знает. Всё?
- Да, в основном. Остальное – нюансы.
Харт подошел поближе, положил на мое плечо руку.
- Ну, а что напечатано в твоей душе, милорд?
- В моей?
Я еще, слава богу, общаясь с Хартом, не утратил способности краснеть и смущаться. Мой шеф это заметил и с удовлетворением рассмеялся:
- Давай выкладывай свои секреты, красная девица!
- Вам это неинтересно, Гарольд.
- Почему же? Ты все-таки мое «личное перо».
- Да, «перо», не больше. Я записываю главным образом то, что вы диктуете.
- Ну-ну, не прибедняйся. Ты частенько на свой лад переиначиваешь мои слова. И выходит куда проще и яснее. Ну говори.
- Нет, Гарольд, не буду. Не рискую соревноваться с вами. Вы лучше в свою душу посмотрите и прочтите, что там написано.
Он опять с явным удовольствием рассмеялся.
- Тоже не глупо. Да, милорд, ни тебе, ни кому другому не прочитать то, что напечатано сейчас в моей душе. И мне в том числе. Кое-что ясно вижу, а кое-что затянуто густым туманом. Одно могу сказать тебе сейчас: большие надежды возлагаю на военную хунту, сменившую Дьема. Мои люди уже установили с ней контакт. Капитал пущен в оборот. Будем ждать прибылей. Так и заруби себе, милорд, на носу. Ну, а теперь бери перо и записывай.
Харт крупно, цокая каблуками, как лошадь копытами, шагал по кабинету от окна к окну и наговаривал письмо своему лучшему другу и земляку. Вот что у нас вышло в результате его диктовки и моей свободной записи:
«Обращаюсь к Вам и сердцем и мыслями сразу же после того, как получил долгожданную весточку от друзей. Свершилось! Все произошло именно так, как вы хотели, как предлагали. Я отлично помню наш длительный разговор после Вашего возвращения оттуда. Восхищаюсь Вашей дальновидностью, умом, пониманием того, что именно в тот или иной исторический момент надо делать нашему правительству в нашей стране, самой могущественной, самой энергичной, самой богатой и единственной в мире, способной отстаивать демократию вообще и наш образ жизни в частности.
Пользуясь счастливым случаем, приношу Вам свои самые искренние поздравления, свою преданную любовь и глубокое уважение. Уверен, дорогой друг, что Вы и впредь будете «так держать». Большущие надежды связываю с Вашей повседневной деятельностью.
Обнимаю, желаю здоровья».
Харт на всякий случай, по привычке конспирировать, ни разу не упомянул имени своего друга. Ничего конкретного не сказал он в письме и о том, с чем именно поздравляет его, чем восхищается. Но земляку и другу все, конечно, будет ясно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1.
В Лэнгли размещается Центральное разведывательное управление США.
ГЛАВА 2.
ТРЕВОГА В ИМПЕРИИ "ХАРТ ИНДАСТРИЗ"
Опубликовано:
18.12.2017 г.
(4.4.2019)
|
