Гари МУР
бывший ирландский металлист
Впервые я увидел Питера Грина в белфастском «Радио-клубе». Мне тогда было лет четырнадцать, а он только-только заступил на место лидер-гитариста в «Blues Breakers». Это был чуть ли не первый его концерт с ними. Если кто вдруг не в курсе, то до Грина на гитаре в «Blues Breakers» играл Клэптон. Сам Клэптон. «Бог» Клэптон, как его все тогда называли, а кое-кто называет и по сей день. Короче, можете представить себе, что за атмосфера была вокруг сцены - все эти умники-блюзоведы стояли кружком, уперев руки в боки, и эдак оценивающе щурились на Грина: дескать, ну, парень, покажи, из чего ты сделан и что умеешь. Но с первыми же пассажами «All Your Love» все поняли, с кем имеют дело. У его гитары был какой-то совершенно невероятный тембр, ничего подобного я в жизни не слышал: звук был такой густой и глубокий, что, казалось, все помещение резонирует. До конца концерта я простоял с разинутым ртом, не в силах оторвать глаза от того невероятного зрелища, которое являл собой играющий Грин. Его пальцы гуляли по струнам с какой-то неправдоподобной легкостью. Держался он изящно и уверенно. И все время под шумок легонько так улыбался самому себе, будто хотел сказать: «Что б вы там себе ни думали, теперь - мой черед». Где-то месяцев через шесть Грин опять приехал в Белфаст, уже с «Fleetwood Mac», и я снова замирал у сцены «Радио-клуба» в состоянии почти что благоговейного мистического ступора. Результаты этого волшебного опыта не заставили себя долго ждать: в скором времени я и сам стал музыкантом.
Где-то через год, после того как я переехал в Дублин и стал играть со своей первой профессиональной группой (называлась она «Skid Row», но нынешние «Skid Row» к нам никакого отношения не имеют), «Fleetwood Mac» затеяли очередное турне по Ирландии. Они должны были играть на Дублинском стадионе, и так уж вышло, что «Skid Row» играли у них на разогреве. Помнится, мы только отбарабанили свое отделение, еле на ногах держимся, из ушей дым валит, а тут подгребает этот парень, диджей из местных по фамилии Иган, и говорит мне, что Грин хочет со мной поздоровкаться. Так и сказал: «Питер просил тебя заскочить поздоровкаться с ним». Не знаю, как я от нервного перенапряжения в обморок не охнулся, пока ждал его возле гримерки. А он вышел, хлопнул меня по плечу, сказал, что я неслабо за струны дергаю, позвал после концерта съездить к нему в отель, опрокинуть по стопарику, и пошел себе на сцену. Мне в тот вечер надо было отыграть еще в одном месте, на другом конце города, но Грин меня дождался, и мы до рассвета просидели у него в номере, толкуя о разных вещах и наигрывая друг другу всякую всячину.
Через некоторое время наша группа перебралась в Лондон, начала потихоньку записываться, выпустила пластинку. Значительно позже я узнал, что это Грин чуть ли не силком заставил своего менеджера Клифорда Дэвиса заключить со «Skid Row» контракт. Он же приложил руку и к нашей первой сделке со звукозаписывающей компанией. Мы частенько с ним виделись. Помню, однажды он пригласил меня прошвырнуться по городу на машине и по дороге как бы между делом рассказал, что уходит из «Fleetwood Mac». Он к тому времени здорово разочаровался в группе, да и не только в ней, если уж на то пошло. Мы виделись все реже и реже: у него началась такая странная фаза, когда абсолютно невозможно понять, куда заведет тот или иной разговор, и вообще, с тобой твой собеседник или где-то за десять тысяч километров ловит бабочек бамбуковым сачком. Как-то раз мы сидели с ним в клубе «Marquee» и пили. Платил, разумеется, я, потому как у Питера не было ни гроша: стоило ему пару раз на публике высказаться в том духе, что, мол, рок-музыканты получают неоправданно большие деньги, а в Африке тем временем дети голодают, как его родичи подсуетились, добыли справку, из которой следовало, что у Питера не все в порядке с головой из-за злоупотребления ЛСД, и с ее помощью прибрали к рукам его банковские счета. Наверно, боялись, как бы он все свои богатства голодающим детям не роздал. Короче говоря, мы сидели, пили, и вдруг Грин спросил, не хочу ли я на время взять его гитару. Все дело в том, что в свои лучшие годы - и в «Blues Breakers», и с «Fleetwood Mac» - он играл на одной-единственной гитаре, гибсоновском «Лес Поле» выпуска 1959 года. Можете себе представить, как я в нее вцепился. А через пару дней Питер позвонил, поинтересовался, как мне его гитара, и, терпеливо выслушав мое восхищенное лопотание, спросил, не хочу ли я оставить ее себе насовсем. Я сказал, что у меня таких денег, каких его «Лес Пол» стоит, - нет и в ближайшее время не предвидится. Тогда Грин предложил мне продать мою лучшую гитару и отдать ему столько, сколько за нее дадут, таким образом получится, что мы с ним вроде как гитарами махнулись. На том и порешили.
Я действительно продал свой «Гибсон-SG», правда, деньги Питеру пришлось предавать через третьи руки, поскольку у него как раз закончилась фаза странных разговоров и началась фаза отшельничества. За все эти годы мы виделись с ним всего пару раз, да и то мельком. Я перестал быть металлистом и теперь играю блюзы на его «Лес Поле». Не так уж плохо играю, что бы там себе ни думали некоторые. Но все равно, жутко жаль, что эта гитара сейчас у меня, а не у Питера: он из тех музыкантов, которым никогда не стоит бросать музыку, потому что им всегда есть что сказать людям. Короче, если Питеру Грину когда-нибудь понадобится его гитара, я ее без разговоров верну и даже денег с него назад не потребую».
P.S. Не так давно кто-то из особо настырных музыкальных журналистов прорвался на интервью к окончательно затворившемуся от мира Питеру Грину и, помимо прочего, спросил его о предложении Мура. Грин спокойно сказал, что гитара ему не нужна.
Записала, смахивая слезу и сморкаясь в рукав
Настя Стрелецкая
Опубликовано: 19 декабря 2015 г.
|