|
На крыше мира
Рассказ М. Ордынцева
Стр. 11
- Да-с, - начал полковник, - много есть вещей на свете, котрые и не снились нашим мудрецам... Ни один из нас, как и былинный Новгородский лев - Васенька Буслаев, не верит ни в сон, ни в явь, пока на личном опыте не убедится в их существовании и различии. А проживешь с мое, да пошатаешься по свету, так поневоле во многое уверуешь... Если хотите, могу вам рассказать одну не безынтересную историйку... Не знаю, как на вас, господа, а на меня произвела она впечатление необычайное.
Произошла она или, как пишут в наших канцеляриях, имела место в мою предпоследнюю экспедицию по центральной Азии. Точкой отправления, как и в большинстве случаев, послужил для меня Кашгар, откуда я выступил со своим караваном в начале лета. Основываясь на многолетнем опыте и твердо помня о результатах первой моей экспедиции, предпринятой в обществе всего лишь двух проводников, из которых один трагически погиб в самом ее начале, - я начал путешествие с пятью только верблюдами и четырьмя людьми.
Один из них прибыл сюда со мной еще из Маргелана, - отставной унтер-офицер какого-то из линейных туркестанских батальонов, - красивый и бодрый старик с седой окладистою бородой… Состоял он по «древлему благочестию», - не курил, водки в рот не брал и, благодаря последнему качеству, был для меня весьма полезен. Трое же остальных были киргизы, из которых одного, Касима-бая, я нанял по пути сюда, а двух последних нашел уже в Кашгаре.
Ну-с, выступили это мы и в несколько переходов добрались до Яркенд-дарьи, за которой, собственно говоря, только и начиналось наше путешествие, - да и то не совсем, так как главное моей целью было пересечь песчаную пустыню Такла-Макан по прямой линии между Яркенд и Хотан-дарьей; но благодаря тому, что здесь это разстояние было слишком велико, мы и начали подыматься вдоль течения первой из этих рек к северо-востоку, чтобы совершить свой переход на меньшем протяжении.
Ничего интереснаго покаместь не предвиделось, и скучали мы все убийственно. На что уже киргизы, - ни о чем не думают: лишь бы наесться да всласть поспать, а и тех какая-то одурь взяла… Новизны впечатлений никакой. Справа песок, слева песок, спереди и сзади – тоже. Дошло, наконец, до того, что, удрученные однообразием физическаго мира, мы занялись миром духовным…
Сам не знаю, как это произошло, но только у меня явилось желание расширить духовный кругозор одного из киргизов, Касима-бая, к которому я чувствовал особую симпатию за его кротость и исполнительность. Способом для этого я избрал ознакомление его с начатками астрономии, в духе Фламмариона, которым и сам я, на старости лет, увлекся. Такого рода лекции мироведения, разумеется, не могли не поколебать некоторых установившихся взглядов Касима-бая.
Выбрал я первый подходящий вечер, да и начал свои лекции. Прежде всего, само собой, пришлось огорошить беднаго киргиза описанием настоящаго вида и положения земли; а затем уже, как водится, чем дальше в лес, тем больше дров… Впрочем, всяких туманных построений я тщательно избегал, предпочитая давать моему слушателю весь материал в схематическом, так сказать, виде… А слушал Касим, нужно отдать ему справедливость, очень внимательно, и все прослушанное прочно запечатлевалось в его памяти.
Вот этому-то добросовестному отношению к моим стараниям или, вернее, тому, что по мусульманскому складу своего ума, киргиз старался из каждого тезиса сделать вывод, имеющий практическое значение, и был я обязан тем, что моя просветительная деятельность отцвела, не успевши расцвесть…
- Ты говоришь, тюра, - серьезно возразил мне, наконец, киргиз, - что земля круглая, как яблоко, и не держится на спине голубой коровы с четырьмя сотнями рогов. Но ведь от этого никто из людей иначе жить не будет! Потом ты говорил, что звезды не нашиты на плащ аллаха, а большия и горячия, как солнце, - но все равно они так-же в воле Бога, как если бы светились на Его одеяниях…Все, как в Коране сказано, так и ты мне сказал. Так зачем мне тебя слушать?
Сейчас-бы я, пожалуй, и нашелся, что ему ответить, но тогда Касим-бай своим неожиданным выводом поставил меня совершенно в тупик. С этого вечера наши астрономическия беседы с киргизом прекратились. Вышло это, впрочем, даже кстати, так как мы к этому времени добрались уже до небольшого озера у юго-восточнаго подножья Мазар-тага, и пора было сворачивать в пустыню по направлению к Хотан-дарье…
Нельзя сказать, чтобы особенно приятное воспоминание оставила у меня по себе эта стоянка… Дело, видите ли, в том, что здесь оба мои кашгарские киргизы впервые только узнали, что я собираюсь пересечь безводную пустыню Такла-Макан, и энергически воспротивились этому намеренью.
- Чон-кум! Яман-кум! Большой песок, дурной песок, - неизменно повторяли они на все мои убеждения и посулы.
Целыя сутки промучился я с ними; помогал мне и наш старик, но ни ласка, ни угрозы не привели ни к чему, и закончилось все это тем, что на следующий день я принужден был тронуться в путь в сопровождении лишь линейца и Касим-бая. А те двое вместе с одним верблюдом остались у озера, чтобы вернуться вспять…
Да-с, выступили мы. По имевшимся у меня картам оказывалось, что отсюда до Хотан-дарьи никак не больше 120 верст, то есть, иначе говоря, шесть наших переходов; а потому, запасшись, на всякий случай, водою на десять дней, я со спокойным сердцем двинулся в пустыню… Сначала шли мы по равнине, составляющей продолженье озера, но постепенно характер местности стал изменяться: появились маленькия барханы, сперва поодиночке, но вскоре вытянулись непрерывными рядами, точно застывшия волны. С каждым шагом становились они все выше, так что, не отрывая глаз, приходилось следить за верблюдами, когда они после минутнаго колебания начинали спускаться с такого холма, по его глубокому и рыхлому песку, осыпавшемуся вслед за ними, засыпая им ноги по колено. Целыя горы его тянулись непрерывными грядами, насколько хватал глаз, вооруженный полевым биноклем, а выступ Мазар-тага уже исчезал в насыщенном пылью воздухе.
Три дня шли мы в той же обстановке, по направлению к востоку… Солнце невыносимо жгло. Люди и животныя изнемогали от жары и, главным образом от жажды, а утолять ее нам приходилось с большими осторожностями, так-как вода, нагревшаяся в жестяных резервуарах почти до 30 градусов, исполняла свое назначение не важно, и ея выходило гораздо больше, чем мы ожидали. Короче говоря, к вечеру четвертаго дня у нас оставался только один непочатый резервуар, и потому верблюды уже не получили своей порции воды…
На следующее утро проснулся я от неистоваго крика Касима-бая…
- Что случилось?
- Беда, тюра! Ой, какая беда! Седая борода сбежала!..
Сперва я было ничего не понял, но вслед за тем у меня мелькнула мысль, что бедняга сошел с ума. Однако-ж, на проверку, оказалось и того похуже: линейца моего нигде не было видно, точно сквозь землю провалился, а вместе с ним исчез и самый свежий из четырех наших верблюдов…
- Сбежал, ну и чорт с ним! – решил я сгоряча: - больше воды для нас останется…
Но вот тут-то я и понял, господа, почему показался мне Касим помешанным: резервуара не было… Негодяй украл его, напоил, быть может, своего верблюда, а остатка ему хватит на обратный путь до озера. А мы… мы неизбежно должны погибнуть, умереть от жажды, так как не оставалось уже никаких сомнений, что карта ошибалась, и у нас впереди лежала еще половина пути до Хотан-дарьи!.. Ни о каком колодце в этих сыпучих песках не могло быть и речи, и потому нам оставалось только идти и идти вперед, больше надеясь на счастливую случайность, чем на свои силы…
О последующих днях, если позволите, я буду говорить, по возможности сжато, - давно уже все это было, а все-же вспоминать о них вы и представить себе не можете, как тяжело…
Облегчили мы своих верблюдов, насколько только можно было, и снова двинулись вглубь песчаных гор. Однако, в тот-же день к вечеру один из верблюдов упал, вытянувши шею и ноги, и больше не подымался. На завтра то же повторилось и с другим…
Мало по малу чувства притупились, и мы стали равнодушны к таким потерям. Выступая в путь утром, я обыкновенно думал, кто из нас погибнет к вечеру… Жажда мучила нас нестерпимо. И, наконец, мы решили зарезать единственнаго, остающагося в живых верблюда, чтобы напиться его крови; но наши ослабевшия руки не в силах были этого сделать, а несчастное животное, через полтора дня, само последовало за своими товарищами.
От съестных припасов было мало толку: слизистыя оболочки рта и гортани пересохли так, что глотанье стало невозможным. Если мы пытались съесть чего-нибудь, кусок останавливался в горле и душил. Чувство голода заглушалось чувством жажды, которая, особенно в первые дни, была так мучительна, что доводила меня почти до изступления, заставляя бросаться на песок и извиваться там от нестерпимой боли. Но затем, когда тело перестает выпускать испарину, наступает постепенно увеличивающаяся слабость, которая и приводит к роковому концу…
Близилось, повидимому, это время и для меня: горло горело невыносимо; казалось, что все суставы скрипят, готовые загореться, а глаза были так сухи, что я едва мог подымать и опускать свои веки.
Но вот сознание стало заволакиваться каким-то радужным туманом, послышался плеск волн, шорох листвы, пахнуло откуда-то прохладой и, наконец, целая вереница ярких, фантастических картин понеслась у меня перед глазами, - и главным образом в них была вода, вода и вода!.. Целыя реки, моря воды!..
Вдруг слабый толчек вернул меня к действительности. Надо мной склонилось страшное лицо Касима, с ввалившимися щеками и неподвижным взглядом стеклянных глаз; его мучила какая-то судорожная икота и, благодаря ей, за посиневшими губами был виден его распухший, совершенно белый и сухой язык:
- Мне там будет вода, гурии… - шептал он хриплым голосом. – Тебе нет… Пей – жив будешь! – и он протягивал мне небольшой граненый флакон, в котором было около полустакана светлой жидкости – воды!..
Он с искаженным лицом, не отрываясь, следил за мной, пока я пил эту воду, наслаждаясь, как никогда в жизни, и как только последняя ея капля исчезла, упал в конвульсиях на землю.
Мы были у самого берега Хотан-дарьи, куда я теперь ползком добрался и где меня нашли пастухи, гнавшие свои стада на север. Но Касим-бай, спасший мне жизнь глотком воды, который он, вероятно, хранил, чтоб облегчить себе последнее мгновенье перехода в вечность, не увидел ея желтоватых, прохладных волн…
КОНЕЦ
Опубликовано:
17 мая 2017 г.
|
