|
Группу "Урфин Джюс" сегодня называют не иначе как "легендарной", потому что кроме легенды, причем довольно ветхой, от нее мало что осталось. Шесть лет жизни, три студийных альбома - не так уж много, но и это бы не беда: "Урфин Джюс" почитался группой не студийной, а концертной; и проблема в том, что эта концертная группа за шесть лет существования сыграла лишь двадцать пять концертов. И все. А может быть, по тем временам два с половиной десятка это даже много? Так мало или много? И что осталось? Легенда, что ж еще...
И вот что является самым странным: "Урфин Джюс" помнят, их музыку слушают, о них говорят, и считаются они одним из ярких событий отечественной рок-культуры. Но знают о группе крайне мало, пожалуй лишь то, что существовала она в Свердловске и именовалась "Урфин Джюс". Почему? А бог его знает, рок неисповедим. Видать, рок-летописцы, что добирались до далекого уральского города, находили более модных персонажей для своих опусов...
Сначала был Пантыкин. Фигура примечательная хотя бы тем, что громкое явление, именуемое Свердловским роком, во многом именно ему обязано своим существованием. Был Александр участником группы "Сонанс" - родоначальника уральского рока. Потом привел в коллектив Евгения Димова, с помощью которого "Сонанс" благополучно развалился на "Трек" и "Урфин Джюс". Так что можно почти без натяжек считать, что Александр родил и "Трек", изначально оказавшийся блудным сыном, и "Урфин Джюс", тоже дитя непокладистое. Пантыкин пестовал юный "Наутилус" и Настю Полеву, "Апрельский марш" и "Агату Кристи" и многих других, менее известных. И сам переиграл во множестве музыкальных проектов, а где не участвовал, там советовал, поучал и так далее.
В конце семидесятых был он юн, худощав и оригинален. Вот свидетельство Андрея Матвеева, музицировавшего с Пантыкиным в доисторическую эпоху: "Сан Саныч меня потряс толстенной амбарной книгой, на которой было написано "А. А. Пантыкин". Там все было в нотах, но потрясло крупно выведенное: "А. А. Пантыкин". И длинные волнистые волосы, этакий Александр Блок, но очень юный...". И еще один взгляд: "Пантыкин был строен, с перманентом и в джинсе, необыкновенно хорош собой, такой Джон Лорд, только мелкий" (из интервью свердловского прозаика Андрея Матвеева, рок-энтузиаста со стажем, в свое время "открывшего" Владимира Шахрина). Герой наш, однако, о роке не помышлял и готовился к карьере пианиста.
Хотя некоторые странности проявлялись и тогда. В конце 70-х Александр зачем-то учился в Уральском политехническом институте (УПИ) на физико-техническом факультете, и это являлось абсолютно нелогичным фактом его биографии. В УПИ он как-то выступил на конкурсе студенческой самодеятельности. Исполнение классических произведений на таких конкурсах чревато полным оплевательством: студенты фортепиано не слушали, а комментировали чаще нецензурно, и девочки, предварявшие пантыкинский выход, убежали со сцены в слезах.
И вышел Саня. Не обращая внимания на шум в зале, он уселся за инструмент и ударил по клавишам... двумя кулаками. Потом локтем. Зал, готовившийся повеселиться, осел. Пытались шуметь, но Пантыкин, молотивший по клавишам всеми выступами своего щуплого тогда еще тела, в ответ лишь усиливал натиск. Невзирая на стоны рояля, насиловал его Пантыкин минут пять, а потом студенты затихли, что и требовалось исполнителю; он выдержал паузу и лихо отыграл любимого Моцарта. И... овация, которой Пантыкин гордится до сих пор.
История "пианизма" кончилась разом: однажды Александр увидел по ТВ выступление американского пианиста-виртуоза Глена Гульда и понял, что так ему не сыграть никогда. И - точка. Как отрезало. Чтобы как-то применить свои музыкальные таланты, Пантыкин взялся за группу "Сонанс". И дела пошли успешно: призы на фестивалях, некоторая известность. Но умная арт-роковая группа играла для себя, попытки найти публику кончались ничем.
В мае 78-го в Свердловске прошел фестиваль "Весна УПИ", где, с подачи Артема Троицкого, выступила "Машина времени". Макаревич запомнил следующее: "Шел типичный комсомольский смотр патриотических ВИА. Исключением была группа Пантыкина. Они играли совершенно заумную музыку, но без слов, и это их спасало" (А. Макаревич. Все очень просто. "Радио и связь", 1991). А Пантыкин, вкупе с "Сонансом", очень хорошо запомнил, какую музыку нужно играть: рок!
Два года спустя "Сонанс" записал свой первый альбом в стиле "рок" - "Шагреневая кожа", после чего изгнал из своих рядов Пантыкина, а заодно и барабанщика Ивана Савицкого. Пантыкин обиделся и за несколько дней собрал свою группу, в которой, кроме Савицкого, появились Юра Богатиков и Илья Кормильцев.
Богатиков был профессиональным гитаристом с фирменным инструментом; редкостью был не профессионализм, а инструмент. Слово Пантыкину: "Богатиков был увальнем, большим, мягким, вежливым, для него рок-н-ролл был далеко не любимым делом, его интересовали авангард, джаз, арт-рок. Это был с моей стороны выбор сиюминутный, упрощение всяких проблем: покупки гитары, покупки комбика, покупки какого-то эффекта, обучения гитариста...". Короче: Богатиков был удобен, Пантыкин его позвал, Юра согласился, о чем пожалел, но позже. И появился поэт...
Фигура Кормильцева была оригинальна, перефразируя одну из его же строчек времен "Урфина Джюса", "не чем-то, а всем". Он был белой вороной. Вот свидетельство будущего штатного фотографа "Урфина Джюса" Олега Раковича: "Человек с хорошим юмором, истеричным, но хорошим. Очень плохо идущий на компромиссы, агрессивный, знающий, чего хочет, в том числе и в музыке. Смеялся, не как все, одевался, не как все, говорил цитатами, говорил вообще малопонятно, а слушал только себя. По уровню мозгов он всех превосходил, это компенсировалось постоянными насмешками над ним, прозвищами... Все говорили, что он ненормальный, но, во всяком случае, его уважали".
Кормильцев был умен и образован, что бросалось в глаза и раздражало. И несдержан, что раздражало еще больше. И стихи писал, которыми некоторых доводил до состояния, мягко говоря, нервозного. Пантыкин: "Он появился случайно, занимался дискотеками в комнате напротив. Я постоянно слышал английскую речь, переводы... И показал мне свои стихи, от которых я пришел в бешенство - они мне жутко не понравились!". Но рок без стихов не делается, другого поэта не наблюдалось, да и сам Илья проявлял рвение изрядное. Изрядное во всех отношениях: на первом концерте "враждебного" "Трека", случившемся вскоре, в маленьком зале раздался целый шквал шиканья, шуточек и издевательских смешков; производил их (во что трудно было поверить) один-единственный человек - поэт "Урфина" Илья Кормильцев, в лице которого Пантыкин приобрел в первую очередь сообщника, и только потом - поэта.
Группу Пантыкин собрал за неделю, еще через две играли дебютный концерт "для своих". Это случилось 29 декабря 80-го года, определив день рождения "Урфина Джюса". Состав из трех человек появился не от ума, а от лени: Пантыкин собирался играть на органе, органа не было. Пантыкин стал играть на басу. И петь.
"На бас-гитаре играть я так и не научился, - признается Александр, - я научился играть конкретные партии в конкретных песнях; шаг в сторону - и плыву... Но мы до такой степени все отдрачивали - обезьяна могла сыграть, этой обезьяной был я. Мало того, я еще и пел! "Проба пера" в вокале - это особая тема, вокал-то мой!.. А когда распелся, выяснилось, что я обладаю уникальным педерастическим голосом, ни на что не похожим, который торчит, как иголка...".
Однажды Богатиков привел на репетицию своего приятеля Саню Плясунова, чтобы тот помог с переключением гитарных приставок. Плясунов первым произнес вслух то, что остальные знали "про себя": барабанщик Савицкий, старинный друг Пантыкина, "не тянет". В сложной композиционной музыке "Сонанса" Иваныч был вполне хорош, но просто держать ритм даже в течение трех минут песни он не мог. Плясунов сел, сыграл и стал барабанщиком "Урфина Джюса". А Пантыкин с Савицким еще много лет не разговаривали.
Кстати, на вопрос, откуда и зачем взялось название "Урфин Джюс", никто ничего внятного сказать не может. Оно появилось само собой, этакий фильм ужасов в детском саду. Но прилепилось накрепко...
Играли концерты и проваливались. Самым светлым пятном стал финал одного из выступлений, когда Богатиков перед уходом со сцены оставил гитару на комбике, где благодаря электрическому чуду самовозбуждения она долго играла сама собой.
В мае 81-го "Урфин Джюс" за три дня записал на Свердловской телестудии альбом "Путешествие". Пантыкин чудом договорился с тамошними звукарями, и те сделали запись. Даром. Телестудия была режимным предприятием, собаки во дворе, охрана, вахта. Но рокеры с инструментами проникли внутрь, а потом благополучно скрылись, унося запись. Как? А шут его знает.
Реакция в городе была шоковой. "Наши? Да быть не может!". По общему мнению, такое могло происходить на западе, в Москве, на Марсе, но никак не в Свердловске! Альбом переходил из рук в руки, его слушали все: странная музыка, вроде бы рок-н-ролл, а вроде и нет; странный вокал, тексты "про хрен знает что", странные, непонятные, но интересные... "Урфин" прославился моментально.
Хотя группа уже существовала, "команды" (как тогда любили говорить) еще не было. Богатиков и Плясунов искренне не понимали, чем занимаются, почему играют не в кабаке и не в филармонии и что будет дальше. На тот момент в столицах уже сложилось представление о рок-н-ролле как особом, полуподпольном способе существования, но в Свердловске о таких вещах не думали, ведь даже много лет спустя "Трек" и "Урфин" еще поджидали дядю из филармонии, хотя вероятность его появления была не больше, чем визит Снежной королевы в экваториальную Гвинею. Ждали, потому что ничего другого представить себе не могли. Стоит ли удивляться, что музыканты с кабацко-филармоническим прошлым никак не понимали, куда их тянет Пантыкин. Уже в марте Пантыкин с Кормильцевым пришли к выводу, что от Богатикова придется избавляться, "не тот человек"; с Плясуновым подобный вывод появился весной, когда "Урфин" все-таки оказался в кабаке: была у Сани беда - Плясунов пил, и пил запойно.
Кабак был оригинальный - открытая площадка на крыше ресторана "Космос", где подавали кувшин пива, минимальную закуску, на три рубля можно было сидеть целый вечер. Приземистое здание нависало над прудом, звук разносился по пойме реки Исеть, три рок-н-ролльщика "чесали попсу", и, по ресторанным меркам, делали это плохо. Случались неприятности; однажды вокальные способности Пантыкина вызвали сомнения у одного солидного уголовника, тот подозвал Плясунова, скомандовал: "Пусть этот лучше не поет!". Дальше пел Богатиков. Потом Пантыкина чуть с веранды не выкинули за песню про барабан - была такая, от очень модного тогда поп-исполнителя Николая Гнатюка, - ее другой "крутой" заказал исполнить десять раз кряду. Музыканты девять раз сыграли: "Эй, судьба, барабань на всю планету...", десятый невмоготу показался, а заказавший считал, и Александр чуть не вылетел с четвертого этажа. Но это мелочи. Существенное событие произошло неожиданно и невероятно: в июне 1981 года в г. Свердловске состоялся первый рок-фестиваль. Случиться такое могло только по недоразумению, но случилось.
Устроили его ребята из Свердловского архитектурного института (САИ). Проходило все под вывеской студенческого вечера, но это был натуральный фестиваль, на который собрали целых восемь "более или менее роковых" коллективов города. Пантыкин возник в САИ и для начала потряс архитекторов внешним видом, что было непросто. "Арх не отличался академичностью в одежде, но Пантыкин сумел выделиться, он был слишком подвижный, в каких-то невероятных очках, худой, с длиннющими волосами. Говорил какие-то странные вещи...", - свидетельствует Олег Ракович (впоследствии фотограф "УД"). Тогда же выделился еще один юноша. "Контрастом ему выступал Белкин, лидер группы "Р-клуб", он был мрачен и ничему не верил. Говорил: "Ничего не будет! Кто вам даст провести рок-фестиваль?..".
И был грандиозный по тем временам концерт восьми групп, первым блюдом шел "Урфин Джюс", кушанье было странное. До концерта на сцену вышел Пантыкин, осмотрел пространство, заставленное невероятным по самодельности аппаратом и кучей электроорганов, и сказал:
- Места мало.
- А сколько вас? - спросил администратор.
- Трое, - ответил Пантыкин и удалился.
Это "трое" звучало дико: никто представить не мог, как можно играть втроем, без клавишника и вокалиста. А им еще и места мало. Но отдубасили эти трое очень лихо. В зале сидели два будущих "урфина", Егор Белкин и Владимир Назимов. Рассказывает Белкин: "Сашка был в какой-то чудовищной крылатке, в вафельных штанах, в черных очках и походил на слепого музыканта. Публика была, скорее, озадачена. Они так рубились... Особенно мне понравился пассаж с коленями у Юры Богатикова. Они, видимо, с Сашкой договорились, что в кульминационный момент Юра должен "в изнеможении" упасть на колени и играть на гитаре. А Юра человек флегматичный, он, наверное, подзабыл, пилит себе и пилит. Саня "маячок" ему дал, Юра мучительно вспомнил, что нужно изобразить страсть, рухнул на колени, закатил глаза... Забавное было выступление".
Назимов: "Они играли музон, который я просто не знал, как играть. Я не понимал, как его придумать-то можно, такой музон!.. Звучали они странно. Единственное, что мне понравилось, это "Последний день воды", там можно было хоть что-то разобрать, все остальное напоминало просто месилово, но месили они бодро".
Пантыкина кидало из стороны в сторону, очки съезжали, он их ловил; у Плясунова падала тарелка, на сцену выскочил доброволец, весь концерт сидел под барабанами, тарелку держал (это видно на фотографии); и Богатиков на коленях... Публика вежливо хлопала. Потом выступал "Р-клуб", тут Пантыкин впервые увидел Егора Белкина. И запомнил, что тот "тащит" за собой коллектив, хотя, по признанию самого Егора, если что-то и тащило, так это его со сцены: он надел туфли "сабо" на платформе и все выступление старался не рухнуть в зал... По итогам фестиваля приз зрительских симпатий достался не "Урфину", а "Р-клубу", и только два дня спустя Пантыкин узнал, что есть еще приз жюри, его получил "Урфин Джюс".
Пара милых странностей: во-первых, фестиваля не было. В пятницу еще был, а в понедельник обком комсомола постановил, что не было. Второй эпизод нашел отражение в дневнике Пантыкина: "8.06.81. Я в Архе. У меня берут интервью корреспонденты местной газеты". Слово редактору газеты "Архитектор" Александру Коротичу: "Я послал нашего студента-корреспондента Славу Бутусова, он испугался идти один: Пантыкин, он уже был Пантыкин... Слава взял Ольгу Даниловцеву. Перед институтом стояли скамейки, сидел Пантыкин в очках-иллюминаторах, и я видел, как Слава и Оля шли к нему, дрожа от волнения... Худо-бедно, они у него интервью взяли...". Дружба с архитекторами завязалась, и все тот же "корреспондент" нарисовал для "УД" эмблему. Пантыкину она не понравилась, но на обложке "Путешествия", выполненной Олегом Раковичем, до сих пор красуется "козья ножка" работы Вячеслава Бутусова.
Жизнь вокруг "Урфина" кипела, появлялись новые, бодрые ребята, что-то придумывали, предлагали; возле Пантыкина собрался кружок энтузиастов, в который никак не вписывались Богатиков и Плясунов. Пантыкин взял их как профессионалов, а рок-н-ролл оказался занятием для любителей.
Первый состав "Урфина Джюса" исчез естественно и незаметно. Сперва появился Володя Назимов, более известный по кличке "Зема". Его привез в Архитектурный институт менеджер "Р-клуба" Толик Королев, привез "продавать" в группу "Змей Горыныч-бэнд", а в клубе Арха оказался Пантыкин и предложил Земе поиграть "по блюзу". "Как он гитару-то в руки взял, я понял, что это за блюзмен... - рассказывает Зема. - И мне официально предложили стать барабанщиком группы "Урфин Джюс". Меня так никто не приглашал! Даже Дима Умецкий (бас-гитарист "Наутилуса"), он эдак скребся, говорил: "Ты, может быть, нам поможешь...". А тут: "Володя! Мы имеем честь...". Я без работы, мне все равно, а Сашка сказал, у них куча нового материала. Когда он сыграл этот материал, я подумал: "Мама моя, куда я попал!".
Оставалась проблема с гитаристом. "Богатиков в рок-н-ролле был случайный человек" (Пантыкин). Юра ушел сам, сочинил историю про повестку из военкомата, потом признался, что в "УД" ему не играется. Александр же еще с фестиваля САИ подружился с "Р-клубом", помог им записать альбом, вместе с ними портвейн пил, но чаще пил с Белкиным. Егор вдруг с "Р-клубом" попрощался и поехал поступать в Ленинградский океанографический институт. Не поступил, вернулся и обнаружил, что никто его особенно не ждет. Кроме Пантыкина.
Так в августе 81-го к интеллектуальным Пантыкину и Кормильцеву прибавилась парочка несгибаемых, Белкин и Назимов. Крепкие парни из Верхней Пышмы, необъятной деревни под Свердловском, почему-то именующейся городом, люди и музыканты совершенно иной формации, наглецы и грубияны с варварским напором, которого так не хватало "Урфину Джюсу". Были тут свои плюсы, были и минусы. Эти четверо абсолютно, категорически друг другу не подходили! По образованию, воспитанию, культуре, по музыкальным пристрастиям, по темпераменту, по всему. "Мы не должны были работать вместе, - говорит Зема. - Мы должны были на пятой репетиции друг другу морды набить и разойтись". Четыре человека, которые не должны были понять друг друга, сошлись вместе, явив миру редчайший прецедент, когда лебедь, рак и щука, охваченные единым порывом, тянут телегу весьма целесообразно и с приличной скоростью.
В несовместимости членов "Урфина Джюса" таится один из секретов группы, ибо трудно отыскать другой коллектив, в котором любое действие, даже самое незначительное, воспринималось или предпринималось бы с такой яростью. На репетициях ругань отнимала до половины времени, поводом для скандала служило все, включая отсутствие повода; на концертах эта ярость обращалась бешеной, удивительной энергией и обрушивалась на головы слушателей. По той же причине в "УД" не было и не могло быть лидера, люди подобрались настолько разные и резкие, что любая попытка выдвинуться могла привести к самым непредсказуемым последствиям. В "Урфине Джюсе" не могла появиться модель, характерная для всех наших групп: солист - коллектив. "Урфин" был группой, и только группой. Быть может, единственной в стране.
И определенно единственной вот в чем: доминировали в творчестве "УД" не слова, как у поголовного большинства наших "текстовых" групп, а музыка. "Урфин" был группой равных, трое музыкантов, естественно, перевешивали одного поэта; вокал являлся частью музыки, причем далеко не самой содержательной. Тексты подвергались демократической процедуре дебатирования и считались принятыми только после того, как под каждым из них появлялись подписи всех музыкантов группы. Да и Кормильцев еще "не расписался", хотя в некоторых вещах уже чувствовался автор будущих хитов "Наутилуса", взять хотя бы "Человек наподобие ветра" (альбом "15") или "Полный круг" (альбом "Жизнь в стиле heavy metal").
В сентябре 81-го в клубе Арха начались репетиции. Материал "Путешествия" "не пошел", и новая группа взялась за новый материал. Именно в этот момент выяснилось, что это совсем иная группа. Богатиков и Плясунов играли то, что предлагал Пантыкин. Белкин с Назимовым все переделывали. Богатиков играл придумки Пантыкина, исходя из своего гитарного опыта, то есть "в гитарной традиции". У Белкина никакого опыта не было, его заставляли играть фортепианные фактуры дословно, он и играл. "Мы садились вместе и делали аранжировку на фортепиано, а когда потом начинали играть, никакого фортепиано не было, значит, кто все это должен был играть? А я и так-то слабенько играл тогда на инструменте. Но нам вообще все было "по фигу", не было никаких "можно и нельзя", что хотели, то и делали" ( из интервью Белкина).
Хорошо или плохо "делали" - это вопрос, но в отношении оригинальности музыкальных решений сомнений не было, результат самих музыкантов часто повергал в изумление. Стилистика группы неповторима по одной простой причине: она играла так, как не играют. Жанровые и композиционные аналоги "Урфину Джюсу" отыскать невозможно. Фортепианная основа, заложенная Пантыкиным, полуклассическая, полуавангардная, в процессе аранжировки проходила через полупопсовые в то время руки Белкина, преображаясь совершенно, а потом исполнялась в переложении для трио из баса, барабанов и гитары, то есть составом, по всем меркам для такой музыки не подходящим. Но работал этот состав очень лихо.
"Егор - блестящий ритм-гитарист, он играл плотный аккомпанемент и на нем же разворачивал тему. Фактуры у него стояли насмерть, даже не возникало ощущения, что чего-то не хватает, клавиш, допустим, или второго гитариста", - считает Пантыкин. Отсюда недоразумения: после концертов приходили знатоки, искали клавишника в кулисах, фонограмму под столом, никак не желая верить, что все сыграно прямо на глазах.
Первое выступление нового "Урфина" состоялось через месяц, 10 октября 81-го года, на вечере первокурсников. Сыграли и не поняли: успех или провал? Впечатления "Урфин Джюс" не произвел. Потом еще концерт, в техникуме перед дискотекой; со студентами проводился комсомольский инструктаж: "как вести себя на рок-концертах"... Из дневника Пантыкина: "Успеха не было". И вдруг приходит письмо из Баку, в котором группы из Архитектурного института приглашались на фестиваль Азербайджанского инженерно-строительного института (АзИСИ). Собрались ехать арховский "Змей Горыныч-бэнд" и приблудный "Урфин". Комсомольцы было спохватились, "УД" из Арха выгнали, но правдами и неправдами в Баку группа попала. И там познала, что "нет пророка в отечестве своем". "Урфин Джюс" родился в Баку, и если кто-нибудь скажет, что это азербайджанская группа, не спорьте - быть может, так оно и есть.
После многочисленных ВИА, которые по моде назывались рок-группами, при виде троицы в белоснежных костюмах зал оживился, а после первой же песни закричал, засвистел, затопал... Белкин между песнями разговаривал с публикой, она отзывалась с восторгом. Белкин ошибался, из зала кричали: "Ничего, давай!". В финале импровизацию тянули и тянули, пытались задержать новое ощущение единства с залом. Это был всего лишь третий концерт "Урфина Джюса" второго созыва, и ничего подобного они раньше представить себе не могли!
На вручении дипломов "джюсы" замешкались и на сцену с другими участниками фестиваля не попали. Попытались, как школьники, незаметно пристроиться к линейке участников, но при их выходе на сцену в зале поднялся такой шум, что Зема чуть не упал. Оказалось, приветствуют... их. В угаре успеха они даже проворонили довольно крупное землетрясение, случившееся в те дни на Кавказе. Не заметили.
Домой вернулись с грамотой. И не в Арх, а на фирму "Радуга". Есть в Верхней Пышме такой завод детской игрушки, в его клубе и оказался "УД". Заводик был во всех отношениях оригинальный, симпатичный своей провинциальной независимостью. Директором завода был Генрих Иванов, советский купчик, живший по принципу "что хочу, то и ворочу". Чем-то "Урфин Джюс" ему понравился, а уж если понравился, так "гуляй, ребята"... Свободу они получили полную и целый клуб во владение. С залом, спортзалом, волейболистками и фонтаном, в нем купались за неимением бассейна. "Урфин" вошел в эпоху удачи, когда все сбывается, все получается.
Правда, концертов было всего два, но играли постоянно: на свадьбах, танцах, конкурсах художественной самодеятельности, они могли играть все что угодно, а уж свою программу отработали "до звона". Весной 82-го произошло второе урфиновское чудо в области звукозаписи - альбом "Пятнадцать" ("15"). С точки зрения ОБХСС, чудо подпадало под статью уголовного кодекса: фирма "Радуга" оплатила запись альбома на Свердловской киностудии. Номер был цирковой: в профкоме "урфины" заявили, что всякая приличная группа должна иметь свою запись, и профком маленькой фабрики согласился: "Должна, так должна...". А когда с киностудии принесли счет в несколько тысяч советских рублей, сумму по тем временам совершенно немыслимую, на "Радуге" настолько растерялись, что взяли и оплатили. Только председатель профкома, солидная женщина, долго и печально рассматривала две километровые катушки с пленкой. Может, предчувствовала, что пару лет спустя все руководство "Радуги" пойдет под суд и среди улик счета за пленку займут свое место?..
Запись была феерическая. В большом тон-ателье киностудии несколько недель творились чудеса. Ориентированный на киношную технологию пульт не располагал к тому, чтобы его крутить, - его все равно крутили; пробовали все, что можно было попробовать. Жгли бумагу в плафоне, чтобы получить звук костра. Записывали вместо клавишных детскую игрушку "Фаэми", шло и это. Пригласили трубача, потом струнный секстет. "Пришли академические девочки, посмотрели ноты, сыграли; никаких эмоций... "Урфин" страшно расстроился: они думали, девицы порвутся от восторга, что играют с рок-группой, а они пришли, отработали кучу дублей и ушли" (О. Ракович).
"Ох, мы наворотили там!.. - смеется Назимов. - Не оттого, что такие умные, из нас просто перло. И на финише получилась эта солянка, где черт те чего понаписано". "Экспериментировали безудержно, все было можно, никто ничего не запрещал, не куксил рожу, не говорил, что это не проканает. Все валилось в кучу, и это было здорово!" (Белкин).
Альбом получился, как лавка старьевщика: столько всего навалено, нужного и ненужного, ценного и ерунды; в нем стоит покопаться, всегда отыщешь что-то новенькое, забавное; а то и дрянь какую-нибудь... Альбом - весь неожиданность, такой разнообразный и разномастный, даже название ему придумать не могли, назвали по количеству песен: "15". И всей своей популярностью "Урфин Джюс" почти полностью обязан "Пятнадчику", как его любовно называли между собой.
Его рассылали по стране веером, дома у Пантыкина безостановочно крутились два магнитофона, размножали. Кассеты высылали по первому требованию, вкупе с оформлением Коротича, текстами, вкладками. У Пантыкина до сих пор хранится толстенный гроссбух с адресами получателей. И все бесплатно!
Потом Вильнюс, фестиваль, "урфины" ехали с одной целью: "Всех порвать!". И порвали. Получили диплом, Белкин стал лучшим гитаристом фестиваля. Слово Пантыкину: "Белкин стал лучшим гитаристом - это ж долбануться можно!". "Я скакал по сцене, играл безумные, грязные соло, - вспоминает Егор, - я играл их грязными, потому что играть не умел, а они думали, что я Хендрикса люблю. А я Хендрикса услышал много позже...".
В Вильнюсе Пантыкину было откровение. Но по порядку: к тому времени группа уже вызывала некоторое недоумение. Вопрос: в чем фокус? Играют "не очень", поют "не ахти", тексты "не люкс" и музыка "не фонтан". А зал - "на ушах". Какого черта?! "Тогда я понял, - усмехается Александр, - что дело не в музыке и не в текстах. Можно играть полную херню, самый примитивный рок-н-ролл, главное - это поток энергии, в который попадают и музыканты, и зал. По большому счету, в музыкальном плане у нас особых откровений не было, кусками кое-что, но только кусками. Зал чувствовал энергию, понимая, что эти чуваки рубятся насмерть, они здесь все и лягут. На записи только в отдельных вещах получилось что-то близкое, тоже кусками". Прежде Пантыкин был уверен, что музыка - это диезы, бемоли, доминанты и субдоминанты; для него новое откровение было не из приятных. Но было. Зема, кстати, почувствовал сей феномен еще на первых репетициях и назвал его "шар": "Есть "шар" на сцене - концерт будет...". "Урфин" излучал энергию и гнал ее в зал; вот и весь секрет. Просто? Может быть... Но как часто на концертах и музыканты "рубятся", и публика свистит во все щеки, а... маскарад, "не то". "Урфин Джюс" всегда делал "то". Не от большого ума или профессионализма. Так получалось.
Но вернемся в весну 82-го: второй состав существовал меньше года; фестивали в Баку и Вильнюсе - "на отлично"; альбом записан и даже у недоброжелателей вызывал одобрительное покрякивание; материал к следующему альбому готов; бравые парни готовились "мочить"... Обратил ты внимание, читатель, что на такой высокой ноте обычно кончается молодежное кино?.. Герои в последнем кадре улыбаются, сжимают гитары, выплывает надпись: "Конец".
В некотором смысле это и был конец; но герои об этом не знали, Пантыкин с Белкиным действительно сжимали гитары, Зема - палочки, Илья, надо полагать, авторучку... Жизнь на "Радуге" кипела с невиданной силой: музыканты репетировали, работали яростно, ежедневно, безостановочно. Много ругались, но тут ничего не поделаешь, мирно сосуществовать эти четверо могли только под наркозом. Музыканты - это еще не все, "УД" был чем-то вроде клуба по интересам, люди приходили и оставались, всем находилось дело...
В то время все бредили шоу, но никто не знал, что это такое. Тут и развернулись таланты Кормильцева. Рассказывает Коротич: "Илья к тому моменту явно вырастал в фигуру номер один, он этого добивался, он всем доказывал, что без него все рухнет. Чем он только ни занимался! Последнее, что он делал, - писал стихи". Выглядело это "шоу" следующим образом: посреди репетиции из-за колонок на сцену по-пластунски выползали два дипломированных химика, Кормильцев - с одной стороны, Влад Малахов - с другой, и в специальный желобок что-то выливали, едкий дым валил на предполагаемую публику; воняло страшно... Малахов занимался светом, включал разноцветные лампочки, паял, мудрил, вставлял светофильтры, колдовал над цветовой гаммой; писалась даже цветовая партитура, которой так и не воспользовались. Художник Коротич делал задник с эмблемой группы: огромное полупрозрачное полотнище, на нем круг, в него блестящим золотом вписали "Урфин Джюс". "Золото" было из бронзовой пудры и олифы, олифа попалась плохая, не желала сохнуть и не высохла уже никогда, при любой попытке задник использовать все покрывались бронзовыми пятнами, отмыться от них было затруднительно.
Но самым мощным аккордом планируемого шоу стало "свершение из полиэтилена". Идея посетила Коротича и заключалась в создании огромных фигур, которые на концерте будут надуваться пылесосом, причудливо преломлять подсветку и создавать многомерный психоделический эффект. На "Радугу" завезли тепличный полиэтилен, утюгом и паяльником Коротич с Кормильцевым сотворили кошмарных размеров сердца с глазами, червяка с ресничками и "компьютер" в форме ящика, который должен был надуваться в "Лишней детали" (песня с альбома "15"). Последний (компьютер) с самого начала вызывал подозрения, отчего был прозван Иван Иванычем. Паяли наскоро, дыры заклеивали лейкопластырем, красили красной нитрой.
Премьера полиэтиленового чуда состоялась во время прослушивания, на которое прибыла комиссия Пышминского горкома ВЛКСМ. Аппарат был отличный, звук жесткий, для затравки по сцене поползали Кормильцев с Малаховым, повоняли на комсомольцев "туманом", потом понадували сердца, а "на сладкое" преподнесли Иван Иваныча.
Рассчитывали, что он встанет, просто встанет. В виде ящика. Он и встал. То есть сперва зашевелился. Потом стал расти. Полиэтиленовый "компьютер" надувался, но вместо "ящика" постепенно обретал отчетливую фаллическую форму. Мало того, Иван Иваныч вверх подниматься не стал и для начала медленно распрямился вперед, в зал. Комиссия сидела в ближних рядах по центру, на нее угрожающе надвигалась рисованая эмблема "УД". Комсомольцы вжались в кресла. Иван Иваныч неспешно во всю длину вытянулся, еще поднадулся, окреп и, натужно красный, там и сям крест-накрест заклеенный пластырем, осыпаясь, как шелухой, краской, стал медленно, со значением подниматься. За ним очумело следили раздавленные зрелищем комсомольцы. Музыканты еще играли, но с трудом; злодей Кормильцев, давясь хохотом, продолжал качать в Иван Иваныча воздух. И он встал!
Комсомольцы выскочили на улицу, сбились в кучку под фонарем и долго (минут сорок) о чем-то шептались. О чем?..
Жизнь на "Радуге" кипела. Но это был бег на месте.
На дворе стоял 82-й, еще правил Брежнев, потом с быстротой калейдоскопа стали сменяться Андропов, Черненко, Горбачев, перестройка; а после мир вообще изменился, и "Урфину Джюсу" в нем места не оказалось. Но, пока шел 82-й, никто не подозревал, что следующий после Вильнюса концерт пройдет лишь в феврале 84-го в Волгограде. А дальше расклад такой: октябрь 84-го - четыре концерта в Казани; через месяц еще один, в Челябинске. И три концерта в 86-м: январь, март, июнь. Плюс один еще в Челябинске в июне 85-го, случайный. Десять штук за четыре года...
Чтобы жить, группа должна играть - банальность. Но правдивая. Свердловск - не столицы, город маленький, концертных площадок кот наплакал, каждая со своим начальником, одного напугаешь - все попрячутся. А в то время и пугать не надо было, тогда по приказу Андропова людей в кинотеатрах ловили и спрашивали: "Почему не на работе?". Концерты кончились. Свердловск - не столицы, "Урфин Джюс" - не "Аквариум", квартирники для этой группы были нереальны, ей нужны были залы. Просто потому, что такую музыку играть на акустических гитарах невозможно. И тексты к пению на кухне, мягко говоря, не располагали. Ну разве что в очень пьяном виде...
Поначалу катастрофа не чувствовалась, сидели на "Радуге", репетировали каждый день, будто бы при деле. Полтора года, вплоть до августа 83-го, потом с "Радуги" их выгнали, репетировать стало негде. И тут судьба подбросила надежду: однажды... Но предоставим слово Белкину: "Однажды появился совершенно потрясающий персонаж, он приехал неизвестно откуда, пришел в пиджаке с гербом, был весь из себя солидный, от него за версту разило тюрьмой, и все это прекрасно понимали. Но вел он себя, как денди, - товарищ Миронов Игорь Валерьевич, авантюрист каких свет не видывал... Он представлял Талды-Курганскую знаменитейшую филармонию, в которой кто только ни работал... И сказал: давайте делать программу".
"Сбылась мечта идиота". Филармония! Как уже было сказано, самые светлые мечты провинциальных музыкантов вели как раз в филармонию, а тут она сама в руки лезет!.. Для начала Миронов потребовал, чтобы ради святого филармонического дела объединились давние враги: "Трек" и "Урфин Джюс". Что было невероятно. Приведем слова Коротича: " ..."Трек" с "Урфином Джюсом", проходя мимо, просто не смотрели друг на друга. О разговорах и речи не было. Настя при упоминании Пантыкина разворачивалась и уходила. Пантыкин еще как-то говорил о "Треке", а те о нем и слышать не хотели". Талды-Курганская филармония их породнила. На репетиционной базе "Трека" в Уральском университете за несколько месяцев была сработана программа под названием "Некоторые вопросы, волнующие нас". Состояла она из песен побезобидней, между которыми читались стихотворные сочинения товарища Миронова, призванные хоть как-то "замазать" то, что пелось. "Чушь была оглушительная!" (Белкин). Особо выдающимся был развернутый текст того же автора (Миронова), в котором юный Моцарт приходит к отцу, а тот беспокоится за будущность сына, избравшего скользкую стезю шоу-бизнеса. Там было много чудных мест и такая кода: "Ведь есть недаром афоризм: без музыки, стихов и песен нам не построить коммунизм!". По тексту трудно понять, кому принадлежит афоризм, очевидно самому Вольфгангу Амадею...
Премьера прошла под видом прослушивания, и выяснилось, что вся акция была чистой авантюрой. В зале побывал представитель знаменитой филармонии, пожал плечами, сказал: "Это невозможно", - и исчез. Следом исчез товарищ Миронов.
Удар был в большей степени психологическим: именно после этой истории скончался "Трек", но и бытие "Урфина" стало эфемерным. Хотя почти сразу съездили в Волгоград, там (как всегда вне родины) прошел отличный концерт, отличный прием, даже собирались играть платный концерт. Назначен он был на 10 февраля 84-го года, вечером общались с волгоградцами, выпили 60 бутылок пива, утром сдали бутылки - звонок из парткома: концерта не будет. Умер Ю. В. Андропов. "Урфину Джюсу", как и всей стране, не везло с генсеками.
В июле 84-го в Свердловск приехал Юрий Шевчук. Зазвали его Кормильцев с Пантыкиным, он и приехал. С документами и вещами, жить и работать. Оказалось, жить негде, а работать пришлось в группе "Глобус" при ЦПКиО им. Маяковского. Между собой группу звали "Жлобус", но это неважно. В составе: Пантыкин (здесь выступал в роли клавишника), Белкин, Назимов (все - "УД"), Шевчук ("ДДТ") и на басу Игорь Скрипкарь ("Трек"). Плюс вокалистка Наташа и какой-то клавишник - они были вписаны руководителем местного ВИА, курирующего это странное музыкальное предприятие.
История с "Вопросами..." повторилась в виде фарса: сладил дело еще один околомузыкальный аферист - Слава Сульдин, играли песни советских композиторов, обслуживали культмассовые мероприятия, "концерты научно-популярной песни", так это называлось. А выглядело еще круче. Вот краткий пересказ одного концертного дня:
18.08.84. В ДК "Урал" играли на празднике семьи. Перебазировались на плотину, на праздник цветов, - расставились под часовней - полуторачасовой концерт. Быстро собрались, поехали на озеро Балтым, концерт на турбазе. Профком уговорил остаться, на четвертое мероприятие не поехали. Танцы. Был момент, когда танцующие встали, смотрели на "оркестр", который творил нечто странное. Юра под конец спел "Башкирский мед" и "Я больше не люблю". С холода "хряпнули" водки, разбежались по домикам, а там еще холодней. Утром позавтракали, поехали на озеро Таватуй, искали следующую базу, на которой должны были играть, не нашли...
Жил Шевчук то на балконе у Пантыкина, то на сцене в парке отдыха. К концу эпопеи с "Жлобусом", скончавшимся в середине сентября, отношения Юрия со свердловчанами крепко подпортились. Уехать он не мог, денег не было, в общаге Арха ему устроили платный концерт "на билеты"; после концерта Юра отблагодарил организаторов, выпили, деньги кончились. Уехал - позже - с трудом...
Альбом "Жизнь в стиле heavy metal" ("ЖВСХМ") был попыткой выжить, неудачной во всех отношениях. Записать его в Свердловске никак не удавалось, в октябре выехали в город Каменск-Уральский. Помог Саша Калугин, местный дискотечник, который даже выгнал родную тетку из ее однокомнатной квартиры, чтобы поселить там "Урфин Джюс". Записывались на правах интернированных: в ДК "Юность" их знать не знали, гоняли из одного конца в другой. Но и здесь нашлись замечательные люди, помогали, укрывали, делились аппаратурой, инструментами... Запись шла урывками, то сидели полдня в фойе, то писали безостановочно, опасаясь в это фойе выйти. Перегревались магнитофоны, их выключали, и опять сидели. Был момент, когда Белкин устал настолько, что не мог сыграть партию. Вокал писали в зале с зеркалами, туда время от времени вбегали нимфетки в трико и принимались выделывать гимнастические упражнения.
Альбом получился усталый. Как ни крути, его сделали, отрепетировали, вызубрили еще два года назад; потом репетировали, репетировали и заиграли, как старую пластинку, на которой все звучит, как по-настоящему, но пошипывает, похрипывает и похрустывает. Не говоря о названии "Жизнь в стиле heavy metal", где подразумевался не музыкальный стиль, а некий образ, а что за образ - никто не понял...
От альбома разило провалом. Пантыкин запаниковал: "После записи "ЖВСХМ" я почувствовал, что с этим надо завязывать". Стали решать, выпускать альбом или нет, выпустили, но распространять не старались. Чему способствовали и внешние обстоятельства - "культурное начальство" решило с "Урфином Джюсом" кончать, хотя поводом стало обстоятельство счастливое: "УД" съездил в Казань, где дал четыре концерта!
Это был подарок, в возмещение неприятностей последних двух лет: съездили - как в сказке побывали. Россия - страна великая своей территорией, в разных концах которой, невзирая на все усилия наших нелепых правителей, может одновременно происходить все что угодно. Осенью 84-го в Свердловске рокеров душили голыми руками, а в Казани принимали с распростертыми объятиями, давали без скандала отыграть целых четыре концерта. Последний организаторы попросили "сделать потише, будут из КГБ", вот и все ограничения. Одноместные номера, пресс-конференция...
Концерты были отличные, зал принимал замечательно; оказалось, в Казани "УД" знают, и очень хорошо знают. Публика подпевала, реагировала на всякие приятные мелочи, в финале - банкет, музыкантов погрузили в поезд... Дома их ждали, чтобы напомнить, в какой стране они живут.
Считается, что рок-н-ролл боролся против коммунизма, а коммунизм против рок-н-ролла. Свердловскому рок-н-роллу на коммунизм было начхать, рокеры хотели, чтобы их не трогали. Средний провинциальный коммунистический начальник к коммунизму тоже отношения не имел, Маркса не читал, и даже чурался, и мечтал, чтобы его не трогали. Но как только рокеры хоть что-то предпринимали, вышестоящие начальники "трогали" нижестоящих, и те брались за рокеров. "Урфин", по всем их меркам, перестарался: группа проходила по документам ЦК КПСС и министерства культуры, а тут еще Казань...
Во всяком деле святой борьбы за веру обязательно найдется свой Торквемада, который любит не столько Бога, сколько сам процесс. Нашего звали Олюнин Виктор Николаевич, большой был любитель поговорить. "Любимова мы вышибли и будем вышибать всех, кто против нас" или: "если талант идет неверным путем, его уничтожат, и никто о нем никогда не услышит..." (цитируется по дневнику Пантыкина от 21.11.84). Поговорить он любил, а "Урфин Джюс" - не очень. Было у него два требования: сменить название и поэта. Находка Пантыкина с названием из детской сказки и среди соратников особого энтузиазма не вызывала, но имя, если оно есть, менять глупо. Вторая претензия была личной: Олюнин когда-то был студентом-практикантом, а в школе той учился препротивный очкарик по фамилии Кормильцев. Школьники бывают разные, этот был "разным среди разных" и умудрился очень крепко запасть в душу практиканта.
После Казани Олюнин объявил: разогнать. Что оказалось не так просто: год не тридцать седьмой, запретить трем оболтусам бренчать дома на гитарах невозможно. Олюнин вызывал Пантыкина, пугал, но тот быстро научился разыгрывать из себя идиота, не пугался, читал постановления ЦК и вступал в дискуссию. Олюнин в сердцах звонил к нему домой, допрашивал перепуганную жену Татьяну, советовал сообщать ему лично, если муж куда соберется...
В общем, приказал "Урфин Джюс" распустить, Пантыкина с работы уволить, в консерваторию, в училище, в университет бумаги разослать, и особо приготовился разбираться с бывшим своим учеником, когда в дело вмешалась судьба и нанесла Олюнину удар: в "Литературной газете" вышла статья Валерия Кичина "Урфин Джюс" меняет имя". Центральная газета сообщала, что группа живет и "распускаться" не собирается, - с подобными публикациями Олюнину спорить было "не по чину"!.. Статью читали с ужасом и в управлении культуры, и сами "урфины" (которые о своем намерении сменить имя из статьи и узнали). Название осталось прежним, и Олюнин, так неожиданно обжегшись, впредь хвататься за "Урфин Джюс" опасался...
Скоро начался год 85-й, все стало меняться. Появился "Наутилус Помпилиус", в сторону которого стал уклоняться Кормильцев, потом Белкин записал свой сольник "Около радио", играли в котором и Зема, и Пантыкин, но не "УД". Кормильцев с Пантыкиным уже давно друг друга терпеть не могли, ни о каком совместном творчестве речи быть не могло, но попытались этот сольник, который обоим не нравился, выдать за "Урфин Джюс № 4". Егор не дал. Параллельно Пантыкин стал писать музыку для театра, и увлекся, а еще возник Скрипкарь с идеей возродить "Трек", куда настойчиво зазывал Александра... Уже почти существовал рок-клуб, катились волны послаблений, в городе множились рок-группы; над "Урфином" зависло недоброе ожидание...
В 86-м "УД" сыграл три концерта: первый в институте с названием "Уралтехэнерго" (11 января), "предрок-клубовский" концерт прошел для "Урфина" отлично. Играли "Флаг", "Наутилус", "Чайф" и "Урфин Джюс" - встреча "прошлого с будущим". Первый концерт "УД" в Свердловске с апреля 82-го, но и на тех, давних, концертах мало кто, кроме друзей, побывал. За четыре года появился Свердловский рок, флагманом которого по-прежнему считался "Урфин", однако подросло новое поколение рокеров, никто из которых ни единого концерта "флагмана" не видел. В Уралтехэнерго свердловский рок познакомился со своим патриархом, а окончательно разуверившийся в своем детище Пантыкин записал в дневнике: "Урфин Джюс" все-таки великая группа...".
Второй концерт - 22-го марта в Казани - очень странный. На сей раз в столицу Татарии прибыла целая делегация, играть должны были "Урфин", группа Белкина и "Наутилус". Обстановка ничем не напоминала прошлый приезд, организаторы боялись, в воздухе висело предчувствие скандала.
Перед концертом Белкин, как положено, выпил сто грамм спиртика, вдруг выход отложили, и Егор полчаса просидел в гримерке. Гримерка располагалась под бойлерной, температура - градусов тридцать, на сцену Егор шел по правильной синусоиде. А там один из звукооператоров совершил глупость: за закрытым занавесом обнес музыкантов бутылкой сухого. Зал этого не видел, видели организаторы. И впали в ужас. Белкин подошел к микрофону, заревел: "Are you ready to rock?". В ответ раздался такой рев, что организаторы попрятались.
Пантыкин сразу понял, что дело труба, тихо отодвинулся в кулису и больше на сцене замечен не был. Зема играл с температурой 39.5, но играл до конца. Остальное делал пьяный Белкин. Что именно он делал, сказать трудно, но зал пел, свистел, ревел; в дверях происходили стычки с милицией, кого-то вытаскивали прочь... Егор откровенно шаманил, на голове его была белая повязка, там гримеры нарисовали маленький иероглиф, от пота красная краска поплыла, из зала казалось, что по лбу гитариста ползет кровавое пятно. Но держался гитарист до конца... "Урфин Джюс" со всей свердловской делегацией из Казани вышибли "в 24 часа".
Третий, "предсмертный" концерт прошел на первом фестивале свердловского рок-клуба. Как древний мастодонт, давно переживший свою эпоху, "Урфин" с трудом выбирался на сцену, чтобы прилюдно на ней скончаться. Работали честно, старательно, и сыграли, в общем-то, хорошо... Провал был оглушительный, их даже не ругали, им сочувствовали. И враги, и друзья. Разумеется, нашелся стрелочник, Леха Могилевский, которого в последний момент зачем-то взяли в группу. К самому началу выступления Белкин принес его на сцену в виде бревна; Леху мыли, били, гуляли во дворе ДК, выгнали выступать, к чему Леха был решительно не способен. Потом обвиняли в собственной кончине, но Могилевский, пьяный или трезвый, ничего изменить не мог. В 86-м году "Урфин Джюс" уже превратился в легенду. Играл, стоял на сцене, но в качестве музейного экспоната - этакий "привет из прошлого".
В тот день, 20 июня 1986 года, "Урфин Джюс" прекратил свое существование. Тихо, как сговорившись, четверо бывших соратников разошлись в разные стороны. Впервые без скандала.
Потом они расходились все дальше и дальше. Пантыкин поиграл в "Кабинете", с разными составами записал и выпустил в 1996 году альбом "Урфин Джюс": "Пять минут неба", который считать "урфиновским" нельзя ни под каким соусом. В него попали и несколько нереализованных композиций "Урфина" (исполненных с 86-го по 96-й другими музыкантами), и иные опусы Александра... В то же время Пантыкин "ударился" в театральную и киномузыку, завел собственную студию, пишет на заказ, преуспевает.
Кормильцев прошел шумный путь с "Наутилусом", ныне (98-й год) собирает новый проект. Останавливаться не намерен. Белкин поработал с тем же "Нау", основал группу "Настя", где недурно себя чувствует. Володя Назимов, удивительный барабанщик, играл в "Чайфе", в "Наутилусе", в "Апрельском марше". Ушел в бизнес.
К прошлому относятся по-разному, кто хвалит, кто ругает. Но каждый при словах "Урфин Джюс" едва заметно дергается. Не верите? Попробуйте сами.
Опубликовано:
9.10.2015 г.
Источник:
Rockanet.ru
Антология Советского Рока
(К сожалению, на данный момент сайт не работает)
|
