Глава первая
ВСТУПЛЕНИЕ. ВОСКРЕСЕНЬЕ.
ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ
Не спеша, словно обдумывая каждое движение, Старр раздавил в пепельнице остаток сигареты. Как показалось капитану 1 ранга Вэллери, это должно было означать, что разговор окончен. Вэллери знал, что за этим последует, и в какой-то момент резкая горечь поражения заставила его забыть о ноющей головной боли, которая не давала ему покоя все эти дни. Но чувство досады жило в нем только мгновение - он действительно переутомился, причем настолько, что все было безразлично ему.
- Очень сожалею, господа, искренне сожалею, - произнес Старр, слегка улыбаясь. – Поверьте, речь идет не о приказе. Решение адмиралтейства – единственно правильное решение при нынешних обстоятельствах. Ваша неспособность понять нашу точку зрения достойна сожаления.
Старр, помедлив, протянул платиновый портсигар своим четверым собеседникам, сидевшим вместе с ним за круглым столом в адмиральском салоне. Все четверо отрицательно покачали головой, и улыбка снова появилась на лице Старра. Он взял сигарету и положил портсигар в нагрудный карман двубортного серого костюма. Откинулся в кресле, и улыбка исчезла с его лица. Теперь на рукаве его костюма нетрудно было представить обычные широкие золотые нашивки вице-адмирала Винсента Старра – заместителя начальника оперативного управления.
- Когда сегодня утром я летел на самолете из Лондона, - начал Старр, - я был зол. У меня немало дел. И мне показалось, что первый лорд адмиралтейства попусту тратит время. И мое, и свое. По возвращении придется извиниться перед ним. Сэр Хемфри, как и всегда, оказался прав.
Голос Старра вдруг утратил силу, и только щелканье зажигалки нарушило воцарившееся напряженное молчание. Старр облокотился на стол и тихо продолжал:
- Будем откровенны, господа. Я думал, и у меня были на то основания, встретить с вашей стороны поддержку и содействие в скорейшем решении этого неприятного дела. Неприятное дело? – Старр усмехнулся. – Нет, нужно называть вещи своими именами. Бунт, господа, - вот правильное название происшедшему. Это тягчайшее преступление. И что же я здесь увидел? – Старр обвел присутствующих взглядом. – Офицеры королевского флота, в том числе и адмирал, одобряют бунт матросов и даже готовы простить им этот проступок.
«Перегибает палку, - подумал Вэллери. – Провоцирует нас. В его словах, в том, как они сказаны, звучит вопрос, на который он требует ответа».
Но ответа не последовало. Все четверо, казалось, были безучастны к словам Старра. Разные по характеру, они в этот момент вели себя одинаково. Сонливые лица, усталые глаза.
- Я вас не убедил, господа? – тихо спросил Старр. – Вы считаете, что я чересчур резок в выражениях? – Он снова откинулся в кресле. – Гм… бунт, - медленно, наслаждаясь каждым словом, произнес Старр. – Да, это слово звучит не совсем приятно, не так ли, господа? Может быть, вы знаете другое слово? – Старр покачал головой, нагнулся вперед, и в руках у него зашуршала шифровка.
- «Возвратился в базу после рейда на Лафотенские острова, - прочитал вслух Старр. – Пятнадцать сорок пять – прошел боновое заграждение; шестнадцать десять – застопорены машины; шестнадцать тридцать – к борту подошли лихтеры с продовольствием и запасами; на разгрузку бочек со смазочным маслом назначена смешанная команда из строевых и кочегаров; шестнадцать пятьдесят – доложено командиру, что кочегары отказались выполнять приказания главного старшины Хартли, затем старшины котельных машинистов Хендри, инженер-лейтенанта Гриерсона и инженер-капитана третьего ранга Додсона; зачинщики, по-видимому, кочегары Райли и Петерсен; семнадцать ноль-ноль – неповиновение командиру корабля; семнадцать пятнадцать – на старшину и главного старшину военной полиции совершено нападение при исполнении ими служебных обязанностей». – Старр перевел взгляд на присутствующих и продолжал: - Каких обязанностей? При попытке арестовать зачинщиков?
Вэллери в знак согласия кивнул.
- «Семнадцать пятнадцать, - продолжал Старр, - матросы прекратили работу, очевидно, в знак солидарности с кочегарами. Никаких насильственных мер не принималось; семнадцать двадцать пять – командир обратился к экипажу по радио, предупреждая о последствиях; приказал возобновить работу; приказ не выполнен; семнадцать тридцать – доложено командующему на борту «Дьюк ов Кумберленд», запрошена помощь».
Старр снова поднял голову и через стол холодно посмотрел на Вэллери.
- Между прочим, почему вы обратились к командующему? Ведь ваши морские пехотинцы…
- Это мой приказ, - резко оборвал Старра Тиндэл. – Разве можно было использовать против матросов морских пехотинцев, которые проплавали вместе с ними два с половиной года? Нет, этого делать было нельзя. На «Улиссе» никогда не было вражды между матросами и пехотинцами, адмирал Старр. Они всегда были дружны… Так или иначе, - сухо добавил Тиндэл, - вполне вероятно, что морские пехотинцы отказались бы выступить против матросов. И не забывайте, если бы мы использовали свою морскую пехоту для подавления этого… бунта, с «Улиссом», как с военным кораблем, было бы покончено.
Старр угрюмо посмотрел на Тиндэла и снова обратился к шифровке:
- «Восемнадцать тридцать – прибыл отряд морской пехоты с «Кумберленда», высадке отряда на корабль не препятствовали; предпринята попытка арестовать шесть-восемь зачинщиков; кочегары и матросы оказали энергичное сопротивление; кровопролитная схватка на юте и в кубриках для кочегаров и машинистов продолжалась до девятнадцати ноль-ноль; огнестрельное оружие не применялось, но два человека убито, шесть тяжело ранено, тридцать пять – сорок легко ранено».
Старр окончил читать и, сложив шифровку вчетверо, резко сказал:
- Что же, господа, возможно, вы и правы. – В голосе Старра прозвучала ирония.- «Бунт» - это не то слово. Пятьдесят раненых и убитых. «Резня» - вот как надо называть происшедшее.
Но ни сами слова, ни тон, которым они произносились, не вызвали никакой реакции. Все четверо по-прежнему сидели с каменными лицами.
Лицо адмирала помрачнело ещё больше.
- Мне кажется, господа, что вы неправильно понимаете происшедшее. Вы слишком долго находились в отдалении от мира сего, и вам все представляется в искаженном виде. Нужно ли мне напоминать старшим офицерам, что в военное время личное должно отходить на второй план. Флот, родина – это все, и первое и последнее.
Старр постучал пальцами по столу, как бы подчеркивая важность того, что он изрекал.
- Боже праведный, - произнес он, - на чаше весов судьба всего мира, а вы погрязли в мелочах и самым бессовестным образом подвергаете мир опасности.
Старший помощник командира капитан 3 ранга Тэрнер сардонически улыбнулся.
«Да, красиво говоришь, дорогой Винсент, - подумал он, - красиво. Все это тем не менее напоминает сценку из драмы викторианских времен. Самый напряженный эпизод определенно слишком эмоционален. Жаль, что Винсент не член парламента, он был бы находкой для правящей партии в правительстве. Возможно, старик слишком честен для такой роли».
- Зачинщики будут найдены и наказаны. Строго наказаны. – Голос Старра звучал резко. – А пока четырнадцатая группа конвойных авианосцев, как и планировалось, выйдет на рандеву в Датском проливе, но не во вторник, а в среду, в десять тридцать. Мы уже послали радиограмму в Галифакс и задержали выход кораблей в море. Вы выйдете в шесть ноль-ноль завтра. – Старр посмотрел на Тиндэла. – Прошу вас, адмирал, немедленно сообщить об этом на все ваши корабли.
Тиндэл ничего не ответил. Его розовощекое, морщинистое, обычно жизнерадостное лицо на этот раз было печальным. Он смотрел на Вэллери, думая о том, какие, должно быть, муки испытывал этот добрый и чувствительный человек. Но выражение лица Вэллери ни о чем, кроме усталости, не говорило. Тиндэл сочно выругался про себя.
- Мне представляется, господа, что говорить нам больше не о чем, - спокойно сказал Старр. – Было бы глупо убеждать вас в том, что вам предстоит увеселительная прогулка. Вы знаете, что произошло с последними тремя конвоями пэ-кью-семнадцать, эф-эр-семьдесят один и эф-эр-семьдесят четыре. Боюсь, что у нас нет пока средств борьбы с акустическими торпедами и планирующими бомбами. Более того, по данным нашей разведки в Бремене и Киле (это подтверждается и недавними событиями в Атлантике), подводным лодкам противника при действиях против конвоев поставлена задача прежде всего наносить удар по кораблям охранения… Может быть, спасением для вас будет погода.
«Старый мстительный дьявол, - подумал Тиндэл, - давай, давай, наслаждайся».
- Рискуя быть обвиненными в мелодраматизме… - Старр вынужден был остановиться и ждать, пока Тэрнер подавит внезапный приступ кашля, - мы можем сказать, что «Улиссу» представляется, так сказать, шанс реабилитировать себя. – Старр отодвинулся от стола. – Потом, господа, можно будет вести речь о переводе на Средиземное море, а пока – проводка конвоя эф-эр-семьдесят семь в Мурманск любой ценой. – Старр снова умолк. В последних его словах явно прозвучала злоба. – Экипаж «Улисса» должен понять, что на флоте никогда не допустят неповиновения приказам, невыполнения служебного долга,буета и призывов к мятежу.
- Чепуха!
От удивления Старр заерзал в кресле. Пальцы его рук, сжимавшие концы подлокотников, побелели от напряжения. Оглядев присутствующих, он остановил свой взгляд на корабельном враче майоре медицинской службы Бруксе, необычно голубые глаза которого под густыми серыми бровями были полны гнева.
Гнев, охвативший Брукса, заметил и Тиндэл. Увидев покрасневшее лицо доктора, Тиндэл глубоко вздохнул и хотел было вмешаться, но предостерегающий жест Старра заставил его отказаться от своего намерения.
- Что вы сказали, майор? - голос Старра был спокойным.
- Чепуха! – четко повторил Брукс. – Чепуха – вот что я сказал. Вы сказали «Будем откровенны», вот, сэр, я и хочу быть откровенным. «Невыполнение служебного долга, бунт и призывы к мятежу». Чего вы только не наговорили! Мне кажется, вам нужно было подыскать другие слова. Одному богу известно, какие странные аналогии и умозаключения позволяют вам приравнивать то, что произошло вчера на «Улиссе», к единственному, хорошо известному вам своду правил поведения. – Брукс на какое-то мгновение умолк, и в наступившей тишине все услышали звучную трель боцманского свистка, - видимо, с проходящего мимо корабля. – Скажите, адмирал Старр, - продолжал Брукс, - как, по вашему, нужно лечить сошедших с ума? Прибегать к порке, как в средневековье? Или, может быть, лучше топить их? Не думаете ли вы, что один-два месяца содержание больного… туберкулезом в карцере – лучший способ излечить его от этой тяжелой болезни?
О чем, черт возьми, вы говорите, Брукс? – зло спросил Старр. – Причем тут туберкулез? Что вы хотите этим сказать? Объясните. – Старр нетерпеливо постучал пальцами по столу. Дуги его бровей сошлись. – Надеюсь, Брукс, вы дадите объяснение своему грубому выпаду.
- Я уверен, что Брукс не хотел никого оскорбить, - вмешался Вэллери. – Он только выражает…
- Прошу вас, капитан первого ранга, - прервал его Старр. – Я думаю, что как-нибудь сам сумею оценить слова Брукса. – Старр деланно улыбнулся. – Итак, продолжайте, доктор.
Брукс спокойно посмотрел на Старра, как бы раздумывая, стоит ли продолжать разговор.
- Объяснить свой грубый выпад мне вряд ли удастся, - сказал Брукс, сухо улыбаясь. Его насмешливый тон, скрытый намек не ускользнули от Старра, и тот слегка покраснел. – Но я попытаюсь объяснить свою мысль, - продолжал Брукс. – Возможно, мне удастся сделать доброе дело.
Несколько секунд Брукс сидел молча, облокотившись на стол и приглаживая рукой густые серебристые волосы. Потом резко поднял голову.
- Когда в последний раз вы выходили в море, адмирал Старр? – спросил он.
- В последний раз? – проворчал Старр. – Почему вас это интересует, Брукс, и какое это имеет отношение к нашему разговору?
- Самое прямое. Прошу вас ответить на мой вопрос.
- Мне кажется, вам хорошо известно, Брукс, что с начала войны я нахожусь в оперативном управлении штаба военно-морских сил в Лондоне. На что вы намекаете, сэр?
- Никаких намеков. Ваша честность и мужество вне подозрений. Я пытался только установить факт. – Брукс пододвинулся к столу. – Я работаю врачом, адмирал Старр, уже больше тридцати лет. Может быть, я не такой уж хороший врач, не знаком с последними достижениями медицины, но не могу отказать себе в знании людей – скромность сейчас неуместна, - в знании их психологии. «Вы слишком долго находились в отдалении от мира сего, и вам все представляется в искаженном виде» - вот ваши слова, адмирал Старр. Отдаление – значит изоляция, и намек ваш отчасти верен. Но дело в том, сэр, что мир не один. Таких миров несколько. Северное море, Арктика, маршруты в Россию, куда корабли идут затемненными, - все это миры, не похожие на ваш мир. Об этих мирах у вас нет никакого представления. Вы отдалены от нашего мира.
То ли от злости, то ли от изумления Старр крякнул и хотел было что-то сказать, но Брукс снова быстро заговорил:
- Условия там, в нашем мире, ни с чем не сравнимы в истории войн. Конвои в Россию, сэр, - дело совершенно новое. Такого человек еще никогда не испытывал…
Брукс закончил и бросил взгляд через толстое стекло иллюминатора на серые воды и прибрежные холмы бухты Скапа-Флоу. Никто не проронил ни слова.
- Люди, конечно, могут приспосабливаться и приспосабливаются к новым условиям. – Брукс говорил почти шепотом. – Но для этого требуется время, господа, много времени. Человек не может выдержать резких перемен в обстановке. Ни духовно, ни физически. Попытаться, конечно, можно, но очень скоро наступит предел. Заставьте человека перейти этот предел – и может случиться непредвиденное. Я умышленно говорю «непредвиденное», так как не знаю, какую форму примет надлом, а он будет обязательно. Это может быть физический, умственный и моральный надлом. Но одно я знаю наверняка: экипаж «Улисса» заставили дойти до предела и перешагнуть его.
- Это интересно, - скептически заметил Старр. – В самом деле очень интересно и даже поучительно. К сожалению, ваша теория, а это не больше чем теория, не обоснована.
Брукс сурово посмотрел на Старра:
- Нет, сэр, это не теория, и я ничего не придумывал.
- Ерунда, чистейшая ерунда, - зло проворчал Старр. – Все совершенно ясно. Ваши аргументы неправильны. – Старр наклонился вперед и поднял указательный палец. – Больших различий между проводкой конвоев в Россию и обычными действиями на море, вопреки вашему мнению, просто не существует. Можете ли вы назвать хотя бы одну особенность, отличающую действия в северных водах от действий в других районах мира?
- Нет, сэр, - невозмутимо ответил Брукс. – Но я хотел бы отметить один факт, о котором часто забывают. Страх – естественное чувство. Но страх может подавить человека. По-моему, нигде это чувство не проявляется с такой силой, как при проводке конвоев в Арктике. Напряжение физических и духовных сил может сломить любого человека. Если люди находятся в напряжении подолгу, иногда по семнадцать дней кряду, если каждый день напоминает им о грозящей опасности, если каждый день тонут корабли и гибнут люди… надо в конце концов понять, что это люди, а не машины. Такое без последствий не проходит. Разве адмиралу неизвестно, что после двух последних походов девятнадцать офицеров и матросов отправлены в больницу, в психиатрическую больницу?
Брукс поднялся на ноги, оперся ладонями на полированный стол. Его гневный взгляд сверлил Старра.
- Голод истощает силы человека, замедляет его реакцию, подавляет волю к борьбе и даже стремление к самосохранению. Вы удивлены, адмирал Старр? Голод. Вы, наверное, думаете, что на хорошо снаряженных и обеспеченных современных кораблях это невозможно? Это не так, адмирал Старр. Вы отправляете конвои, когда сезон плавания в русских водах уже закончился, когда ночи длиннее дня. Людям приходится оставаться на боевых постах по двадцать часов в сутки. И вы думаете, что в таких условиях можно обеспечить людям нормальное питание? Ведь весь персонал камбуза вынужден нести вахту в погребах, у орудий или участвовать в ликвидации повреждений на корабле. И так по нескольку недель подряд. На одной сухомятке. – Брукс чуть было не плюнул с досады.
«Говорит, как Сократ, - с радостью отметил про себя Тэрнер. – Задай-ка ему перцу».
Тиндэл одобрительно кивал головой. Только Вэллери чувствовал себя неловко. И не из-за того, о чем говорил Брукс, а из-за того, что это говорил Брукс. Он, Вэллери, был командиром корабля, и ему, а не Бруксу следовало бы говорить об этом.
- Страх, крайнее напряжение сил, голод. – Голос Брукса упал до шепота. – Все это надламывает человека, убивает его.
Знаете ли вы, адмирал Стар, каково приходится людям там, между островом Майен и островом Медвежьим в февральскую ночь? Наверняка не знаете. Знаете ли вы, что такое тридцать градусов мороза в Арктике, когда море еще не сковано льдами? Знаете ли вы, как чувствует себя человек, когда при тридцати градусах ниже нуля с Северного полюса или с Гренландии начинает дуть ветер, пронизывающий до костей, когда палуба корабля покрывается слоем льда в несколько сот тонн, когда люди постоянно подвергаются опасности обморожения, когда корабль разбивает огромные волны, а брызги обрушиваются на палубу в виде ледяного града, когда даже батарейки карманных фонарей не работают из-за низкой температуры воздуха? Знакомо ли вам это, адмирал Стар? – Брукс метал слова, как стрелы. Он бил ими Стара, как молотом. – А знаете ли вы, что значит по нескольку дней подряд не спать? Это тяжелая, мучительная борьба… Каждая ваша мозговая клетка напряжена до предела… Вы находитесь как бы на грани сумасшествия. Знакомы ли вам эти ощущения, адмирал Стар? Это страшнейшая пытка, и человек готов отдать все, лишь бы только иметь возможность забыться и уснуть.
Кроме того, адмирал Стар, усталость. Постоянная нехватка сил. Эти чувства не покидают вас ни на минуту. Отчасти это результат низких температур, отчасти следствие ненормальных условий работы. Вы знаете, как изматывает силы человека пребывание на раскачивающейся палубе в течение нескольких часов, а нашим ребятам приходится быть в таких условиях месяцами. Сильные ветры – постоянный спутник арктических маршрутов. Я могу показать вам десяток молодых людей, превратившихся в стариков.
Брукс резко встал и заходил по салону. Тиндэл и Тэрнер поглядели друг на друга, потом на Вэллери, который разглядывал свои сжатые в кулаки руки. Казалось, что Стар на какой-то момент исчез из салона.
- Это убийственный заколдованный круг, - продолжал Брукс. – Чем короче ваш сон, тем сильнее усталость, тем острее вы ощущаете голод. Все это подавляет людей и физически, и морально. Открывает дорогу болезням.
Еще несколько месяцев назад я предчувствовал, что терпение людей вот-вот лопнет. Не раз я докладывал об этом начальнику медицинской службы флота, дважды обращался в адмиралтейство, но действенных мер никто не принял. В ответ мы слышали лишь слова сочувствия: нехватка кораблей, нехватка людей…
Последние сто дней завершили дело. Это были дни кромешного ада. Ни дня отпуска на берег. В порту мы были только два раза – для пополнения боеприпасов. Топливо и продукты принимали в море, с авианомцев. А все остальные дни – холод, скудная пища, опасности и страдания. Бог видит, сэр, - выкрикнул Брукс, - Мы же не машины!
Брукс подошел к Старру:
Мне неприятно говорить об этом в присутствии командира корабля, но ведь каждый офицер, кроме капитана первого ранга Вэллери, знал, что бунт, как вы называете происшедшее, назревал и произошел бы давно, если бы не Вэллери. Такого глубокого уважения экипажа к командиру корабля, такой преданности я не видел, адмирал Стар.
Тиндэл и Тэрнер что-то пробормотали в знак согласия, а Вэллери по-прежнему безмолствовал.
|
|
|
