Операция "Сюжет"
Рисунки Валерия Смирнова
Стр. 14
В рассказе «Похищение ирокезов» я поведал о том, как шофер Захар Филиппович Брыкин нечаянно «похитил» своего сына Ваську, а заодно с ним и Аглаю, забравшихся в кузов его грузовика. В том приключении я лично не участвовал (болел), зато в другой истории с похищением сыграл одну из ведущих ролей. Это мне сильно потрепало нервы.
Дело было в сентябре, когда мы уже неделю проучились в пятом классе. Я и мои соседи-одноклассники вернулись из школы во двор и разошлись по своим квартирам. Дома я разогрел себе обед (родители были на работе) и едва успел съесть второе, как в передней раздался звонок. Я открыл дверь, и ко мне с вытаращенными глазами ввалились Аглая, Антошка Дудкин и рыжие Зинаида и Васька Брыкины.
- «Маяк» читал? – спросил меня Дудкин. «Маяком» называлась областная молодежная газета. Родители выписывают ее потому, что там дважды в неделю помещалась страница для ребят примерно моего возраста.
- Не читал, - ответил я.
- На! Гляди! – воскликнул Антон и развернул передо мной детскую страницу «Маяка».
«Воспоминания Тигры» - прочел я заголовок большими буквами, а внизу помельче было напечатано: «Рассказ». Это меня заинтересовало: Тигрой звали котенка, который с полгода назад появился в семье нашей соседки по дому Оли Двинской. Его прозвали так потому, что он был белый с рыжей полосой вдоль спины и такими же полосками, спускавшимися по бокам.
- Ты сюда, сюда смотри! – сказал Дудкин и ткнул пальцем в конец рассказа. Я прочел: «Оля Двинская, ученица пятого класса школы №18».
- Читай! Вслух читай!
- Нет, пусть Аглая читает, - возразила Брыкина.
Мы расселись кто где, и Аглая начала читать. С первых же строк я стал смеяться. Смеялись и все остальные, кроме Аглаи, хотя, похоже, знали рассказ уже чуть ли не наизусть. Оля написала его от имени Тигры, как будто он, ставший уже взрослым котом, вспоминает свое детство и юность. Сначала он поведал о жизни с мамой, братьями и сестрами в каком-то ящике, о том, как мама на кошачьем языке учила детей уму-разуму. Она говорила, что огромные существа, которые ходят на задних лапах и не имеют хвостов, называются людьми, что бояться их не надо, но и выбираться из ящика на пол не следует, потому что люди могут нечаянно на тебя наступить. Дальше рассказывалось, как Тигра, уже подростком, попал к Двинским. Нрав у него был беспокойный, и это привело его к различным приключениям. Однажды он по тюлевому занавесу забрался под потолок, бабушка Оли прикрикнула на него, и он спрыгнул на голову соседки, пришедшей по какому-то делу. В другой раз – это было на даче – он залез на кухонный стол, где Олина мама что-то готовила. Тигра очень красочно описал тот ужас, с которым он боролся в помоях за свою жизнь.
Полностью излагать рассказ я не буду, прошу поверить мне на слово, что он был хороший. Добавлю, что нас поразили два обстоятельства: во-первых, рассказ, напечатанный в настоящей газете, был написан не взрослым писателем, а ученицей из нашей школы, да еще из параллельного пятого класса. И еще нас удивило, что у Оли, которую в семье прозвали Царевной Несмеяной, обнаружилось чувство юмора. Ведь и правда: эта стройная с красивым точеным лицом девочка никогда не смеялась. Даже когда все держались за животы, слушая или наблюдая что-нибудь смешное, она лишь слегка улыбалась. В первые дни, когда Двинские только поселились у нас в доме, наши девчонки решили, что Оля просто «воображает из себя», потому что ее бабушка – заслуженная артистка республики, но очень скоро убедились, что это не так. Оля сама говорила мало и как бы нехотя, но других слушала внимательно. Она хорошо играла в волейбол (сеткой нам служила веревка для белья), почти всех побеждала в беге наперегонки, словом, была девочка как девочка. Только вот не смеялась.
- Вот змеюка! И ведь никому ни слова, что пишет рассказ!
- Никому ни словечка! – подхватила Зинаида. – Даже когда в редакции его уже приняли!
В этот момент Аглая выглянула в окно и тут же обернулась к нам.
- Вон! Идет! С Катериной!
Екатериной Второй мы за глаза прозвали Олину бабушку, потому что она очень походила на эту царицу: дородная, с пышной белой шевелюрой и свежим, без единой морщинки лицом. На самом деле она звалась Екатериной Федоровной.
Мы все бросились к окну, раздались крики: «Оля, погоди! Оля, мы сейчас выйдем». Оля с бабушкой остановились, а мы через минуту высыпали во двор. Увидев нас, Екатерина Вторая широко заулыбалась, слегка улыбнулась и Оля. Улыбнулась, не разжимая губ, но серые глаза ее весело блестели. Мы заговорили все разом, кто поздравлял Олю, кто бранил ее за то, что она никому не сказала о своем произведении.
- Да что там вам не сказала! – воскликнула Двинская. – В семье до сегодняшнего дня никто не знал. Вот ведь конспираторша!
- Я просто боялась, что в редакции не примут, - как всегда негромко пояснила Оля.
Потом мы узнали от Двинской, что они с Олей ездили в редакцию, где им дали десять экземпляров сегодняшней газеты, чтобы дарить знакомым, и сказали, что Оля несомненно одаренный ребенок и ей обязательно надо работать над собой.
Екатерина Федоровна слегка дернула внучку за рукав.
- Слышишь, «одаренный ребенок»? Теперь будешь хотя бы по часу в день уделять литературному творчеству.
Затем она сказала нам, что Оля еще не обедала, и, простившись, увела внучку домой.
Конечно, не только мы, но и многие другие жильцы нашего большого дома – дети и взрослые – ознакомились с Олиным рассказом и были удивлены не меньше нас. Всеми уважаемый профессор Грабов тоже сказал, что у Оли есть дарование, которое надо развивать. Мы опасались, что Оля, опьяненная успехом, «завоображает», будет задирать нос, но получилось нечто совсем обратное и довольно странное. Наша писательница стала все реже появляться во дворе, в наших забавах участия не принимала, только грустно смотрела на них, а когда мы спрашивали, пишет ли она новый рассказ, опускала ресницы и отвечала чуть слышно:
- Еще не придумала.
- В один момент рассказы не придумываются, - пояснил слышавший это Сеня Ласточкин. С прошлого лета он так вырос, что стал на голову выше почти каждого из нас и к тому же изрядно пополнел. Сеня учился теперь в седьмом классе, но похоже было, что он увлечен пятиклассницей Олей. Каждый раз, когда она появлялась во дворе, он принимал какой-то особенно солидный вид и всячески старался дать понять, что он все знает, все может и умеет.
В школе во время перемен Оля теперь не участвовала в общей возне и разговорах. Она или медленно бродила вдоль стены коридора, слегка касаясь ее спиной, или одиноко стояла на площадке между этажами. Мы и без Сени Ласточкина понимали, что литературное творчество – дело трудное, и деликатно воздерживались от расспросов, но недели через две кто-то все-таки спросил Олю, как обстоят дела с новым произведением.
- Не придумывается, - почти прошептала она, после чего плотно сжала губы, и они у нее слегка дрогнули. Казалось, она хочет заплакать, но глаза у нее были сухие.
|