ЧАСТЬ 2
Стр. 36
Ему исполнилось срок, и вдруг с безоблачного неба грянул гром. Харрисон Уинтагрин узнал, что страдает тяжёлой запущенной неизлечимой формой рака, и жить ему осталось год или около того.
Первый месяц последнего года жизни Уинтагрин истратил на поиски возможного лекарства. Он посещал лаборатории, мединституты, больницы, клиники. Великих специалистов, знахарей, людей, чудесным образом исцелившихся от рака, хилеров и Маленьких Старушек в Теннисных туфлях. Результат: известного лекарства от рака не существовало. Итак, ему придётся найти лекарство самостоятельно.
Следующий месяц ушёл на организацию проекта. В центре аризонской пустыни была возведена вилла с кондиционированным воздухом и высоким глухим забором. На вилле была смонтирована автоматическая кухня, кладовые и морозильники наполнены продуктами на год. Была оборудована биохимическая лаборатория стоимостью в 5000000 долларов. За 3 миллиона была куплена библиотека микрофильмов, содержавшая все сведения обо всех известных медицине случаях рака. Запасы лекарственных и прочих препаратов возникли словно из фантастического сна фармацевта: в буквальном смысле и в алфавитном порядке здесь собрались любые известные человеку лекарства – яды, аналгетики, галлюциногены, дандрициды, антисептики, антибиотики, верициды, таблетки от головной боли, героин, хинин, кураре, змеиное масло, в общем, всё что хотите. Аптечный запас поглотил ещё 20000000 долларов.
На вилле так же был смонтирован радиотелефон, склад с химикалиями, включая радиоактивные вещества; имелись экземпляры Корана, Библии, Торы, Книги Мёртвых, Науки и Здоровья с Расшифровкой Святых Писаний, И-Дзина, полное собрание сочинений Вильгельма Райха и Олдоса Хаксли. Был установлен большой сверхдорогой компьютер. К концу работ на вилле Уинтагрин практически исчерпал свой резерв наличных.
Затем, имея в запасе десять месяцев на достижение цели, которую весь мир медицины считал недостижимой, Харрисон Уинтагрин заперся в своей новой цитадели.
Два месяца он потратил на проработку сведений о раке. Он проглотил чудовищное количество информации, с помощью лошадиных доз бензедрина сократив сон до четырех часов в сутки. Кроме научных данных о раке, библиотека ничего полезного не содержала. Переварив информацию, Харрисон отправился испытывать лекарства.
Следующий месяц был посвящен испытаниям аэромицина, бактерицина, двухвалентного флюорида олова, гексилрезорцинола, кортизона, пенициллина, гексахлорофена, экстракта печени акулы и еще 7312 прочих чудес современной медицинской науки. И все зря. Безрезультатно. К концу третьего месяца Харрисон начал ощущать первые боли, которые тут же глушил морфием. Привыкание к морфию выглядело сущим пустяком по сравнению с главным недугом.
Он поочередно испытывал воздействие разнообразных химикалий, радиоактивных веществ, верицидов, Христианской науки, йоги, кефирной диеты, молитв, клизм, патентованных средств, травяного чая, колдовских заклинаний. На это был потрачен четвертый месяц. Харрисон худел, спал все меньше, таял на глазах, увеличивал дозы бензидрина и морфия, но тщетно. Ни один метод не срабатывал. У него осталось шесть месяцев.
Харрисон был на грани отчаяния и решил испытать другой подход. Сев в удобное кресло, он сорок восемь часов подряд сосредоточенно рассматривал свой собственный пуп. Результатом медитации явилось серьёзное переутомление зрения и два многозначительных слова: «спонтанная ремиссия».
За первые два месяца исследований Уинтаргин несколько раз сталкивался со случаями, когда рак вдруг как бы сам по себе прекращал распространение в организме, процесс приобретал обратный характер и безнадёжный больной исцелялся сам по себе. Причины такой ремиссии не были известны науке. Её нельзя было предсказать, вызвать искусственно, но иногда она тем не менее имела место. «Ремиссия» - значит, исцеление. «Спонтанная» - значит, один Бог знал, что могло послужить её причиной.
Что вовсе не означало отсутствие причины вообще.
Уинтагрин увидел свет в конце туннеля, ощутил небывалый прилив энтузиазма. Итак, некоторые обречённые на смерть больные раком излечивались. Значит, рак излечим. Следовательно, исцеление Харрисона Уинтагрина возможно, пусть даже и в высшей степени маловероятно.
А достижение в высшей степени маловероятных успехов было специальностью Харрисона Уинтагрина.
Полный бьющей ключом энергии, имея в запасе шесть или около того месяцев жизни, Харрисон принялся за работу. Из библиотеки были отобраны сведения обо всех случаях спонтанной ремиссии, закодированы и введены в компьютер. История болезней, использованные методы лечения, возраст счастливчиков, их пол, убеждения, вероисповедания, цвет кожи, национальности, темперамент, семейное положение, уровень интеллекта, их неврозы, психозы и любимые сорта пива – всё ушло в компьютер.
Уинтагрин запрограммировал машину на поиск корреляций между десятками тысяч разрозненных фактов, касающихся случаев спонтанной ремиссии рака.
За компьютер Харрисон Уинтагрин выложил 100000000, и это была лучшая машина в мире. Через две минуты семь и восемьсот девяносто четыре тысячных секунды работа была завершена. Ответ был краток: «Корреляция отсутствует».
Таким образом, спонтанная ремиссия не имела ничего общего с каким-либо общим внешним фактором. Любой другой на месте Харрисона сложил бы ручки и опустился спокойно на дно. Харрисон Уинтагрин был в восторге.
Одним мощным ударом внешний мир был устранён с арены борьбы. Во внешнем мире не было фактора воздействия, связанного с ремиссией рака. Следовательно, некоим таинственным образом тело и психика человека самоисцелялись.
Уинтагрин отправился на завоевание вселенной внутри себя. Удалившись в фармацевтическую, он составил чудовищную смесь препаратов. В самый большой шприц он сцедил следующие вещества: новокаин, морфий, кураре, влут (редчайший яд из Средней Азии, вызывающий временную слепоту), олфакторкаин (страшно секретный нейтрализатор обоняния, используемый охотниками на скунсов), тимпанолин (наркотик, временно парализующий слуховые нервы и очень популярный среди сенаторов-обструкционистов), изрядную долю бензедрина, лизергиновую кислоту, псилобицин, мескалин, экстракт пейота и семь других синтетических запрещённых законом галлюционогенов, а также глаз тритона и коготь с собачьей лапы.
Уинтагрин занял самую удобную кушетку, тщательно протёр внутренний сгиб локтя на левой руке спиртом и произвёл инъекцию.
Сердце ухнуло и застучало паровым молотом. Кровь разнесла химикалии во все части и уголки тела. Новокаин вырубил осязание. Морфий отключил боль. Влут – зрение, олфакторкаин – обоняние, а тимпанолин сделал Харрисона глухим как судью из автодорожной инспекции. Кураре парализовал мышцы.
Теперь Уинтагрин был в одиночестве внутри собственного тела. Внешние раздражители были надёжно отрезаны. Он завис в состоянии полнейшей сенсорной изоляции. О, как хотелось бы ему соскользнуть в блаженное ничто, потерять сознание! Даже стальная воля Уинтагрина не справилась бы с таким порывом без помощи массированной дозы бензедрина. Бензедрин не давал Харрисону заснуть.
Бодрый, сосредоточенный, с ясным разумом, он находился в абсолютной темноте внутри собственного тела. Внешний мир перестал для него существовать.
Потом один за другим и даже вместе ударили залпы галлюционогенов.
Хотя сенсорные нервы Уинтагрина были парализованы, мозговые центры, принимающие сигналы, работали нормально. Именно туда и нанесли удар разнообразные наркотики. Харрисон увидел некие фантомы цвета, узоры, не имеющие ни названия, ни формы.Он услышал жуткие потусторонние звуки, целые мистические симфонии, холодящие кровь завывания. Миллионы невозможных запахов атаковали мозг. Тысячи фантомных болей, покалываний, зудов и других ощущений принялись мучить тело. Центры восприятия в мозгу Уинтагрина пвботали в этот момент наподобие мощного радиоприёмника, настроенного на пустую частоту, полную бессмысленного статического шума – визуального, акустического, олфакторного, сенсорного.
Лекарства не давали стимулам внешнего мира прорваться к восприятию Уинтагрина. Бензедрин не давал ему заснуть. Сорок лет опыта в открывании устриц не давали Харрисону Уинтагрину сойти с ума или хотя бы потерять присутствие духа.
Некоторое время он вёл себя как боксёр, изучающий противника. – принимал удары, входил в клинч, отлетал на канаты, нащупывая слабое место противника. Потом, шаг за шагом, всё увереннее, Уинтагрин взял управление на себя. Сознание сконструировало иллюзорные, но полезные в данный момент аналоги для действий, которые не были действиями, состояний, которые ими не являлись, сенсорных данных, каких ещё ни один человеческий мозг не получал. Хорошо рассчитанное безумие подсознания Харри сделало неощутимое ощутимым, дав ему средство контроля над ситуацией, переводя ментальные состояния в аналоги привычных ощущений и поступков.
Воображаемые пальцы нащупали воображаемый регулятор настройки, повели стрелку прочь от пустой частоты сенсорной изоляции к ещё неведомой частоте передач внутренней вселенной тела, повели единственно возможным путём бегства от хаоса.
Он напрягся, сосредоточился, почувствовал сопротивление тончайшей, в атом толщиной, мембраны перехода, удвоил напор и воображаемая прозрачная мембрана подалась, выпячиваясь, стала ещё тоньше и наконец… лопнула. Подобно Алисе, попавшей через зеркало в Зазеркалье, Харрисон Уинтагрин ступил внутрь собственного тела.
Это был мир одновременно чудесный и жуткий, завораживающий и вызывающий тошноту отвращения, величественный и смехотворный. Уинтагрин, в виде себя самого, но только микроскопически маленького, находился внутри обширной пульсирующей сети артерий, словно на чудовищном переплетении скоростных автомагистралей. Аналогия оказалась удачной, затвердела, выкристаллизовалась. Да это и была автострада, по которой мчал Уинтагрин. Обрюзгшие мешки желез извергали в густой поток движения гормоны, питательные вещества и отходы. Белые кровяные клетки неслись наклонно подобно обезумевшим такси. Красные частицы ехали дисциплинированное, как солидные бюргеры. Дорожное движение напоминало центр города в час пик. Но Уинтагрин упорно продвигался вперёд. Он знал, что именно ищет.
Он сделал левый поворот, пересёк три магистрали, повернул направо и вниз, к лимфатическому узлу. И он увидел кучу белых клеток, похожих на десяток врезавшихся друг в друга автомобилей. Прямо к нему мчался ухмыляющийся мотоциклист.
Мотоциклист был чёрен, как ночь. Чёрной была и куртка ездока, тусклым и чёрным было лицо с кроваво-красными горящими глазами. На груди и спине мотоциклиста ало-красным по чёрному было выведено: «Ангелы Опухоли».
- Йоху-у! – в восторге возопил Уинтагрин, вдавил иллюзорный акселератор и устремился в погоню по воображаемому шоссе за чёрным мотоциклистом, за раковой клеткой.
Чмак! Пломп! Вуш! Автомобиль Уинтагрина врезался в мотоциклиста, и ездок исчез в облаке тончайшей чёрной пыли.
Уинтагрин ураганом курсировал по сплетению кровеносной системы, выискивая и уничтожая чёрных мотоциклистов. Он проносился по артериям и венам, осторожно продвигался по мелким капиллярам, перемалывая в пыль Ангелов Опухоли. Раковые клетки целыми отрядами гибли под колёсами его машины.
Он очутился в густом сыром лесу собственных лёгких, он ехал на белоснежной воображаемой лошади, с белым лучом-копьём в руке. Свирепые чёрные драконы с красными глазами и змеиными языками выползали из-за узловатых столетних деревьев, воздушных мешков. Святой Уинтагрин пришпорил лошадь, нацелил луч-копьё и принялся протыкать шипящих чудовищ одного за другим, пока священный лёгочный лес не был очищен от нечисти…
Он летел над влажной равниной брюшной полости, где-то вверху поблёскивали вздутия внутренних органов.
Из-за огромного пульсирующего мешка сердца вынырнула эскадрилья чёрных истребителей, на крыльях и фюзеляже алела эмблема, большое «О». Ревя турбинами, истребители мчались на Уинтагрина.
Уинтагрин взял штурвал на себя, включил двигатель на максимальную тягу и вступил в схватку с воздушными бандитами, расстреливая чёрные самолёты из всех пушек и ракетных установок. Один за другим истребители раковой опухоли пикировали, объятые пламенем и дымом, врезались в брюшную полость внизу…
Чёрно-красные чудовища атаковали Уинтагрина, принимая тысячи разнообразных обликов. Чёрный был цветом смерти, красный – символом крови. Драконы, мотоциклисты, самолёты, морские чудовища, солдаты, танки и тигры, в артериях, в лёгких, селезёнке и солнечном сплетении, всё это были Ангелы Раковой Опухоли.
И Харрисон Уинтагрин вёл воображаемую битву, принимая тысячи иллюзорных воплощений. Водителем, рыцарем, пилотом, аквалангистом, солдатом, погонщиком слонов. Со свирепой угрюмой радостью он обращал врагов в чёрную пыль.
Он убивал, рассекал, взрывал, давил, уничтожал, сокрушал и наконец…
Наконец он оказался по колено в озере пищеварительного сока. Волны лениво плескали о стенки сырой желудочной пещеры. Перебирая хитиновыми лапами, к Уинтагрину боком подбирался чудовищный чёрный краб с кровавыми светящимися глазами. Приземистый, отвратительный, первобытный.
Щёлкая клещами, краб приближался. Уинтагрин, сурово усмехнувшись, выждал момент, потом подпрыгнул и приземлился всем весом на чёрный твёрдый панцирь краба.
Как пересохшая на жарком солнце бутылка из тыквы, краб хрустнул под подошвами сапог и обратился в миллион чёрных частиц.
Уинтагрин победил, Ангелы Раковой Опухоли были уничтожены окончательно.
Харрисон Уинтагрин находился внутри собственного тела. Он победил рак, он снова искал новые миры для новых завоеваний. Он ждал, когда кончится действие наркотиков, ждал возвращения во внешний мир, который всегда был его личной устрицей.
Он ждал, ждал и ждал…
Если вы отправитесь в самый дорогой санаторий мира, вы увидите там Харрисона Уинтагрина. Он сумел стать Неприлично Богатым, он Творил Добро, он оставил след на Скрижалях Времён, он умудрился войти во внутреннюю вселенную собственного тела и выиграть битву против Ангелов Раковой Опухоли.
Но не сумел выбраться обратно.
Опубликовано
31 мая 2019 г.
|