|
Часть вторая
Глава XV.
ЦЕЛЬ НЕ УДАЕТСЯ
Стр. 231
Ночь. На городских часах бьет одиннадцать. Пожар на Троицкой улице не унимается, огненное зарево, окрашивая город в красноватый цвет, освещает и террасу дома Харина.
У Ланжероновского спуска мертвая тишина. Не видно ни одного прохожего, нет ни малейшего признака жизни, только на террасе своего дома сидит в тревожном состоянии Харин. Душа старца переполнена черными мыслями, истасканное тело его горит тем пожирающим пламенем, который, пробегая электрическим током по всем жилам, делает сластолюбца молодым; газа искрятся, седые волосы в беспорядке разбросаны по голове.
Нетерпение сластолюбца переходит границы; он встает с кресла, делает несколько шагов по террасе, нагибает старческое тело на балюстраде, пристально вглядывается вдаль и, не находя желаемого, со злостью посылает проклятие Клепо.
- Мошенник! Разбойник! – произносит Харин, и на губах его появляется пена.
- Ожидаю два часа без всякого толку! – продолжает старик, ходя тревожными шагами по террасе и по временам всматриваясь вдаль.
Шаги Харина по каменному помосту нарушают ночную тишину; они отчетливыми звуками раздаются в воздухе и спугивают из-под карниза дома двух-трех летучих мышей, которые, рассекая пространство порывистым полетом, кружатся над седою головой старого сластолюбца.
- Это дурное предзнаменование! – чавкает старческими губами Харин, стараясь белым платком отогнать от себя ночных птиц.
А докучливые летучие мыши меду тем не унимаются; они продолжают делать зловещие круги над головой, то увеличивая их, то уменьшая настолько, что перепончатые крылья птиц почти касаются раскрасневшегося лица шестидесятилетнего старца.
- Фу! Черт вас возьми, проклятые! – шепчет Харин неотвязчивым птицам и сходит с террасы во двор.
Городские часы уныло бьют двенадцать. Досада Харина доходит до остервенения. Он начинает ерошить седые волосы, шлет учащенные проклятия Клепо и не ходит уже, а бегает по двору в ожидании жертвы.
Все между тем погружено в сон; кроме Харина, нет, по-видимому, живых лиц ни во дворе, ни на прилегающей Ланжероновской улице. Но эта безжизненность только кажущаяся.
В тени, под стеною той же террасы, по которой только что ходил старец, лежат, припавши плотно к земле, какие-то люди; они представляют скорее что-то вроде пласта, дыхание их сдержанно, темнота и мертвая неподвижность скрывает этот пласт от постороннего глаза.
Нетерпеливый сластолюбец, изрыгая брань, продолжает шагать по двору. Вдруг он останавливается, чуткое ухо слышит неопределенный шум, зоркий глаз рассматривает какую-то движущуюся по Ланжероновской улице массу; очертание массы делается определеннее, яснее, старческое сердце начинает биться ускореннее, наслаждение выражается во всем теле Харина. Еще одно мгновение, и перед ним отчетливо обрисовываются четыре человеческие фигуры, едва переводящие дух от усталости. Они держат на руках какую-то ношу, завернутую в плотное покрывало, из-под которого слышится глухой стон.
Старик угадывает, что кроется под покрывалом, радость озаряет все порочное существо его, он дрожит от восхищения и едва слышно шепчет четырем человеческим фигурам фразу: «Несите».
Четыре фигуры исполняют приказание, они торопливыми шагами направляются к террасе, а шествие замыкает восторженный сластолюбец, и лицо его судорожно подергивается от удовольствия.
Но только что они подошли к ступеням террасы, как из-за нее ловко брошенные веревочные петли, сделав несколько причудливых изворотов в воздухе и издав полетом своим шипящий свист, обхватывают шеи четырех человек. Похитители вместе с ношей, как громом пораженные, валятся на землю. Раздается еще такой же зловещий свист, и тело Харина, изгибаясь в корчах, рухнуло на своих сотоварищей. Вслед за этим девять человек в восточных костюмах, выскочив из-за террасы, обступают упавших.
- Скорее отпускай петли, - говорит на арабском языке один из группы, - а то, пожалуй, задохнутся, да берите Текезбу нашу осторожнее и этого греховодника Харина на руки. Скорее шевелитесь, что же вы?
Петли вмиг отпущены, а затем избавители, схватив Текезбу и Харина на руки, исчезают в глухих улицах города.
На дворе остаются распростертые на земле без малейшего движения четыре человека, на шеи которых так ловко были наброшены петли.
Ночной воздух оживляет их, они начинают приходить в сознание, кровь мало-помалу принимает свое движение.
- Это, вероятно, были Джуффуровские душители, - говорит один из очнувшихся, – ишь, проклятые арабы, как они ловко обхватили нас.
- Да, чисто-таки дьяволы сработали, и откуда они взялись? – говорит второй.
- Как из земли выросли, - отвечает первый. – А что скажет Клепо? Просто беда нам, неудача за неудачей.
- Пойдем, братцы, скорее отсюда, а то попадем еще в полицию, - замечает третий, - мы ведь не виноваты, что за нами следили проклятые душители.
Похитители, проклиная неудачу, уходят со двора Харина. Мертвая тишина затем ничем не нарушается, только огненное зарево продолжает освещать город и двор старого сластолюбца.
Что же сделалось с Джуффуром, которого мы видели на ступеньках дома на Троицкой улице около Текезбы, смотревшего на пожар?
Возвратимся к нему.
Джуффур знал, что готовится похищение Текезбы, знал потому, что ему о нем сообщила Раша, поручив распорядиться о предупреждении или разрушении плана Клепо. Знал он также, что сподвижник Зикандора задался целью поджечь какой-то дом на Троицкой улице, чтобы этим бедствием выманить молодую египтянку из квартиры, и известно было главе душителей, что Текезба после похищения должна быть отнесена или отвезена в дом Харина.
Часть вторая
Глава 16.
МАТЬ И ДОЧЬ
Опубликовано
26.02.2019 г.
|
