|
2.
...Поначалу, конечно, когда о СПИДе заговорили повсеместно, когда он наглядно показад, НА ЧТО способен, то многие твердили только о КОНЦЕ СВЕТА, никак не меньше. И было, конечно, страшно. Но проходило время, а этот КОНЕЦ СВЕТА так и не наступал. И хотя пресса и телевидение эту тему с крючка не снимали, страх быстро сменился безразличием, а потом и вовсе исчез из воспоминаний. СПИД превратился в страшилку, в смешную сказку для наркоманов, а для остальных, нормальных людей, он был не страшнее атомной радиации или статистики авиакатастроф. Мало ли каких пугал не нуляет по свету?
Шишмарёв бросил окурок под ноги и усмехнулся. Усмешка эта вдруг показалась ему чересчур мрачной, беспокойство не проходило, наоборот, оно только усилилось. Шишмарёв подумал о тех далёких временах, когда точно также, как сейчас к СПИДу, он относился к проблеме раковых заболеваний. Они были тогда так далеки от его понимания, словно речь шла об эпидемии среди макак. Но, когда вдруг ни с того ни с сего умерла его родная тётка, которую он всегда считал апологетом крепкого здоровья... он не на шутку перепугался.
Почти до самой смерти её никто не ведал о том, что с ней происходит. Она никому ничего не рассказывала, даже виду не подавала. Врачи тоже скрывали от всех её недуг. Шишмарёв прекрасно помнил, как плакала его мамаша, рассказывая о тайных предсмертных мучениях своей сестры. Эти рассказы навевали на Шишмарёва тогда настоящую жуть. Умирающей уже никто не мог помочь. Шишмарёву тогда показалось, что КОНЕЦ СВЕТА уже близок. Как потом оказалось, это было далеко не так, и в мире по-прежнему царило относительное спокойствие и даже веселье, а люди всё же незаметно умирали, и спасти их от рака не могло никакое чудо.. С годами Шишмарёв становился мудрее. Он успокоился, и страшные воспоминания стёрлись из его памяти под натиском более насущных проблем, но страх перед всякими злокачественными опухолями в самой глубине его существа всё же затаился. Шишмарёв понимал, что предпочтёт какую-нибудь иную смерть... но только чтобы его миновало ЭТО.
Со СПИДом с самого начала всё было иначе. Страха перед ним у Шишмарёва не было. Он никак не мог воспринять эту заразу всерьёз, и всегда откровенно хихикал, вычитывая в газетах или выслушивая по радио сообщения - тревожные, порою даже панические. Затем он вообще перестал обращать на них внимание. Знал он, правда, что от СПИДа людей умерло уже поболее, чем от того злосчастного рака, но Шишмарёва почему-то не пугала эта игрушечная, на его взгляд, статистика. Он слышал, что отмеченные СПИДом умирают без всяких мучений, которые приносят с собой многие другие болячки. Если даже это было не так, то для Шишмарёва проблема эта всё равно была не главной. По отношению к этой заразе он чувствовал только неистовое отвращение, как, например, к сифилису. При слове СИФИЛИС у него портился аппетит. Это, конечно же, мелочи, но и этого было достаточно. Поэтому Шишмарёв и слышать не хотел ни о каком СПИДе.
Шишмарёв невольно сбавил шаг, пытясь собраться с мыслями. Он подумал, как его вдруг взволновало НЕЧТО. Он вспомнил, как прочитал недавно в газете о том, как двое - муж и жена, заподозрив, что заражены смертоносным вирусом, покончили жизнь самоубийством. Они долго не мудрили, а заперлись в своей квартире и повесились. ЗАТЯНУЛИ НА ШЕЯХ ВЕРЁВКИ, ПРИВЯЗАННЫЕ К ПОТОЛОЧНОЙ БАЛКЕ, И СПРАГНУЛИ СО СТОЛА. Это сообщение напугало тогда Шишмарёва изрядно. По странному совпадению, он прочёл эту газету перед сном.
А именно перед сном у него всегда разыгрывалось буйное воображение.
Как ни странно, но тогда его поразила вовсе не причина этого страшного поступка отчаявшихся люднй (мало от чего не кончают самоубийством?), а только САМ ФАКТ. Шишмарёв панически боялся повешенных, а ещё пуще ПОВЕСИВШИХСЯ. Такой способ ухода человека из жизни попросту не укладывался у него в голове.
Шишмарёв поежился и закурил новую папиросу. Он случайно минул нужный поворот, но сейчас об этом не подумал. Он просто шёл, машинально выбирая наиболее удобное направление и созерцая открывающиеся в процессе мышления горизонты. Странные тени сомнений, мелькавшие порой на этих горизонтах, начинали его пугать. Только сейчас он вдруг представил всю БЕЗЫСХОДНОСТЬ такого выбора собственной смерти, как ПЕТЛЯ. Это насколько же сильно нужно было БОЯТЬСЯ, подумал он, чтобы предпочесть умереть от гнусной верёвки! Шишмарёв представил себе последние минуты жизни несчастной пары. Чёрт побери! не жизнь или смерть этих люднй пуще всего волновала его сейчас, а ОБСТАНОВКА, в которой всё это происходило. Он живо предствил себе картину последних минут расставания с жизнью и содрогнулся.
Мысли Шишмарева в панике рассыпались, Шишмареву стло не по себе. Интересно, каков же тогда процент самоубийц среди пораженных ракм? Или что там ЕЩЁ? Но нет, кажется, больше на свете болезней столь же неизлечимых, так безоговорочно приговаривающих к мучительной смерти!
Почему он раньше не думал об этом СПИДе с такой остротой и с ткой заинтересованностью? Почему именно сейчас? Потому что услыхал вдруг от какого-то сумасшедшего намёки на какой-то там способ излечения?
Шишмарев не мог уже соображать достаточно ясно. Его мысли путали назойливые видения двух раскачивающихся на зловещих ножках-верёвках, прилепленных к потолочной балке, трупов в опустевшей квартире-склепе. Интересно, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ОНИ ТАК ПРОВИСЕЛИ, ПОКА ИХ НЕ ОБНАРУЖИЛИ? Об этом в заметке ничего не было сказано. А знать почему-то мучительно хотелось...
Множество дурацких вопросов вихрем закружились в голове. Шишмарев страдальчески нахмурился. Он со всей отчётливостью, на какую только сейчас был способен его мозг, понял, что стал БОЯТЬСЯ.
БОЯТЬСЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
И страх этот неожиданно оказался совсем иного качества, чем страхи, испытанные им в жизни до этого. Это был зловещий страх, страх, граничащий с неведомым пока УЖАСОМ. Страх, который испытывают, проснувшись ночью от ощущения неприятных, но реальных прикосновений...
"Но какое отношение это всё имеет ко мне?" - растерянно подумал Шишмарев и остановился.
Он вспомнил, куда сейчас направлялся.
Он направлялся за продлением больничного листа. Две недели до этого он провалялся на больничной койке с воспалением лёгких, и две недели его накачивали всякими лекарствами. Ему прокалывали вены. Шишмарев с подозрением относился ко всякого рода вливаниям через вены. Он прекрасно помнил, и никак не мог забыть, как несколько лет назад ему в кровь вместе с иглой вкачали микробы гепатита... И где?? В святая святых - НА ДОНОРСКОМ ПУНКТЕ ПЕРЕЛИВАНИЯ КРОВИ!
Шишмарев тяжело заболел тогда желтухой, и с тех самых пор маялся печенкой. А спросить за всё это было не с кого!
Наверняка и те двое не злоупотребляли супружескими изменами, иначе они вряд ли бы достигли такого дикого согласия в выборе способа собственной смерти.
Шишмарев стал припоминать всякие, ранее казавшиеся ему смехотворными сообщения о заражении людей СПИДом через инъекции. И он вдруг поразился тому, как много тких случаев набралось в его памяти.
- Сволочи! - вслух подумал он, пытаясь опомниться и определить наконец направление своего маршрута. - Все врачи - засранцы и негодяи!
Он вдруг замедлил шаг, и нму на ум пришли казавшиеся ранее юмористическими рассказы своего брата-фельдшера из собственной рабочей практики. Да, ЮМОРА в этих рассказах было предостаточно, но в свете нынешних размышлений этот юмор вдруг показался Шишмареву ужасающим.
Не-е-ет, дело, пожалуй, совсем не в этом.
"Врачи тут не при чём". - снова подумал он и затормозил прямо посреди улицы.
У Шишмарева перед глазами отчетливо встала ненавистная рожа медсестры, которая колола ему вены в больнице. Пока он не был ходячим больным и чувствовал себя плохо, его не волновали проблемы гигиены всяких там уколов. Он едва мог соображать тогда из-за беспрерывных недомоганий. Но, когда болезнь немного отпустила, и ему стало лучше, за причитающимися ему дозами лекарчтв он стал выходить из палаты сам, и ему несколько раз случалось ловить проклятую толстую неряху за нерадивым отношением к стерильности колющего инструмента. Из-за непрекоащающихся сканадлов по этому поводу от Шишмареыв и постарались поскорее избавиться. Шишмарев решил долечиваться дома.
И вот сейчас он шёл в эту больницу опять.
Шишмарев вдруг взволновался пуще прежнего. А почему он не волновался так ещё тогда? Потому что тогда он и думать не думал ни о каком СПИДе и проблемах, связанных с ним. Он не думпл тогда и о желтухе, которой его наградили когда-то точно в ткой же больнице, и вообщн о всяких заразных болячках, за исключением, пожалуй, триппера и сифилиса, от раздумий над которыми обычно жутко портился аппетит. В больнице он похудел, то ли от этих раздумий, то ли от болезни... тогда ему было почему-то совершенно наплевать на то, что в палате по соседству лкчатся два негра.
НЕГРА.
АФРИКАНЦА.
ЦЕЛЫХ ДВА!!!
...Он их видел, но как-то совершенно не замечал...
|
