3.
...Оболмасов приходил в себя очень медленно, и его пробуждение сопровождалось кошмарами. Это было очень похоже на сумасшествие. Врачи не обнаружили на теле Оболмасова сильных повреждений, невзирая даже на то, что он упал со второго этажа, с головой тоже было всё в порядке, но он не производил впечатления нормального человека. Он бредил в забытьи, и бред этот не был человеческим...
Оболмасову чудились всякие монстры, наподобие того, который ворвался с лестницы в студию Великого Красина перед тем, как Оболмасов выпрыгнул в окно. Он оставался наедине с этими чудовищами все три дня, что пребывал без чувств, и помочь отделаться ему от них никто был не в состоянии. Да никто и не стремился тратить на него лекарства и драгоценное рабочее время. Оболмасов был голодранцем без прописки, родственников, по всей видимости, у него не имелось, а друзья и приятели в больнице пока не показывались. Его наставник Профессор за три дня так и не удосужился навестить своего ученика. Оболмасов был в таком состоянии, что неясно было - выживет он вообще, или нет. Так и варился Оболмасов в одиночестве в своих кошмарах, как краб в собственном бульоне, и когда на четвёртый день он всё-таки очухался и пришёл в себя, то выглядел чернее ночи.
...Оболмасов очнулся, но на расспросы врачей почему-то не желал отвечать, и было видно, что он с нетерпением кого-то поджидает. Несколько раз он порывался уйти из больницы, и это, в общем-то, было бы решением всех проблем, но ноги его не держали, словно были парализованы. Хлопот обслуживающему персоналу этими своими порывами он доставлял изрядно, и все измучились, но наконец дежурному врачу пришла в голову счастливая мысль просто привязать Оболмасова к кровати верёвкой, чтобы не использовать для присмотра далеко не лишнего санитара.
...А вечером в тот же день к Оболмасову заявился наконец первый за всё время посетитель. Это был раскаявшийся с виду Красин, только что выпущенный из полицейского участка, где сидел по подозрению в покушении на жизнь Оболмасова. Деньги сделали своё дело, и о предъявлении каких-либо обвинений никто больше не говорил. Слово было теперь за самим Оболмасовым.
Красин сидел перед своим другом на больничной табуретке и с нетерпением поджидал, пока тот наконец откроет глаза. Наконец это случилось, Оболмасов не совсем осмысленным взором поглядел на Великого Красина, и что-то вдруг в этом взоре Красину не понравилось.
- Ты прости меня, дружище Оболмасов, проговорил Красин достаточно жалостливым, как ему самому показалось, голосом. - Я не хотел тебя так сильно напугать.
Красин наверняка был уверен в том, что всё будет в порядке, и досадный инцидент будет быстро замят. Он ведь не один год знавал Оболмасова, он был хитрее и умнее его, к тому же чувствовал, что имел над ним достаточную власть. Если бы это было не так, то не заявился бы Оболмасов к нему в такое позднее время, и не валялся бы тут сейчас на этой грязной больничной койке.
- Слышишь, Оболмасов? - снова пропел Красин, на этот раз гораздо увереннее.
Оболмасов еле заметно кивнул и мотнул связанными руками. Губы его изогнулись в дружеской усмешке, а прояснившийся взгляд принял просительное выражение.
Красин обрадовался. Уже кое-что. Он так и знал, что Оболмасов никогда не осмелится его в чём-то обвинять.
- Совсем случайно вышло. - толковал Красин, распутывая сложный узел, которым Оболмасов был принайтовлен к кровати. - Я ведь не подумал о том, что ты стал такой впечатлительный! А может это именно я чуть переборщил? Черт побери, ну не предполагал же я, что весь тот спектакль у меня получится на таком высоком уровне!..
НЕ ДУМАЛ? - промелькнула вдруг в голове Красина какая-то странная, совсем чужая, будто телепатированная в него чьим-то безумным мозгом мысль. - АГА, НЕ ДУМАЛ! ТАК ТЕПЕРЬ ЗНАЙ НАВЕРНЯКА!
Руки Оболмасова во мгновение ока оказались свободными, и Красин так и не успел сообразить, что вдруг произошло. Ему внезапно стало трудно дышать, а уши заложило какой-то неведомой страшной силой. И только секунду спустя, когда жизнь с невероятными мучениями стала покидать его несчастное тело, он понял, что это руки Оболмасова протянулись к его шеее... Нет, НЕ РУКИ... НЕ РУКИ! Ужасные щупальца со скрюченными пальцами! Острые когти впились в его глотку и вырвали её вместе с шейными позвонками. Фонтан огненно-алой крови ударил в потолок и блестящими брызгами окропил комнату. Красин не успел издать ни звука. Затуманившимся взором он посмотрел на непередаваемой мерзости чудовище, поднимающееся к нему с кровати. С той самой кровати, на которой только что валялся его послушный дружок Оболмасов. Нечеловеческий вопль ярости снова оглушил его, и это было его последнее ощущение на этом свете.
...Перепуганные страшными криками санитары, сиделки и врачи ворвались в палату, и более слабым из женщин тотчас стало плохо. Окно на улицу было пробито насквозь, и через чёрную дыру в тёплое помещение задувал противный зимний ветер. Кровать Оболмасова была пуста, зато его посетитель...
...О том, что стало с Великим Красиным, долго ещё перетирали местные старожилы. Фотографии изуродованных его останков не рискнула поместить ни одна газета.
Оболмасова так и не нашли.
Вечно пьяный кладбищенский сторож рассказывал, как в тот ветренный вечер из окна больницы, которая находилась по соседству, выскочило и скрылось в ближайшем парке ужасное чудовище. СТРАШНЕЕ АТОМНОЙ ВОЙНЫ! - уверял он всех, когда пытался описать внешность этого чудовища.
Но ему, конечно же, никто не верил.
|