|
Журнал "Музыкальная жизнь", № 13, июль 1965 г.
Стр. 22-25
В конце апреля Московский союз композиторов и Московский городской комитет ВЛКСМ организовали прослушивание молодежных джазовых ансамблей столицы. Три вечера в большом зале гостиницы «Юность» выступали профессиональные и самодеятельные коллективы, исполнявшие камерную и концертную джазовую музыку. Жюри, возглавляемое В. Мурадели, обсудило работу 15 ансамблей, показавших в общей сложности более 60 номеров.
Любительские, полупрофессиональные и профессиональные коллективы, исполняющие джазовую музыку, существуют в Москве уже давно, однако деятельность их носила, как правило, случайный и малоорганизованный характер. Поэтому апрельское прослушивание явилось не столько смотром достигнутых вершин, сколько своего рода вступительным экзаменом его участников на право называться музыкантами.
В коротком обзоре трудно охарактеризовать индивидуальные особенности каждого из выступавших коллективов, тем более отдельных исполнителей. Помимо того что представленный репертуар охватывал очень широкий стилистический диапазон - от традиционного стиля «диксиленд» до последних экспериментов в области звукового пуантилизма, - сам состав участников отличался необычайной пестротой: студенты технических вузов, научные работники, инженеры, учащиеся музыкальных школ, артисты филармонии...
Большинство из них продемонстрировало несомненную одаренность и искреннее желание использовать формы и язык джаза для решения своих собственных художественных замыслов: показательно, что более половины исполненных произведений было создано на оригинальном материале. В то же время почти все ансамбли показали образцы импровизации на темы популярных мелодий советских композиторов.
Жюри наградило почетными грамотами трио Игоря Бриля, квартет Алексея Козлова и квартет Виктора Прудовского. Все три ансамбля, выступая каждый в своей манере, показали высокую техничность, четкую продуманность композиционного плана, большую изобретательность в разработке сольных партий. Специально отмечено было исполнительское мастерство пианиста Вадима Сакуна, ударников Владимира Журавского, Валерия Буланова и Александра Гареткина, контрабасистов Андрея Егорова, Адольфа Сатановского и Алексея Исплатовского, выступавшего с И. Брилем, а также в составе квартета Громина. Квартет в целом не получил самой высшей оценки, так как, по мнению жюри, партии гитары (Николай Громин) и альтсаксофона (Михаил Цуриченко) не достигли должного стилевого единства. Тем не менее Громин был признан сильнейшим исполнителем на гитаре и виртуозом-импрови-затором. Он был награжден также грамотами за творческую интерпретацию мелодии Дунаевского «Летите, голуби, летите» и за собственное произведение - «Коррида» (эта пьеса была отнесена к числу лучших сочинений молодых композиторов и участников прослушивания). Композиционная схема «Корриды» кажется очень простой, ее основу составляет монотонно повторяющаяся ритмо-гармоническая формула испанского болеро (особой похвалы заслуживает ударник Е. Пырченко, поддерживающий абсолютно точный ритм в течение всего исполнения). Такой прием заставляет сразу вспомнить знаменитое «Болеро» Равеля, но квартет Громина находит новое, ярко оригинальное решение этой традиционной темы.
Жюри не сочло возможным удостоить высшей оценки и секстет Георгия Гараняна, несмотря на безукоризненную слаженность и технический блеск исполнения, издавна отличавшие этот коллектив. «Мы считаем,- пояснил заместитель председателя жюри Ю. Саульский, - что творческое исполнение джаза в рамках малого ансамбля зависит, главным образом, от импровизационного чутья солистов. Георгий Гаранян (альт-саксофон), Алексей Зубов (тенор-саксофон) и Константин Бахолдин (тромбон) - высококвалифицированные и опытные музыканты, составляющие основное джазовое ядро в оркестре Олега Лундстрема. Однако игра в составе большого оркестра предъявляет к исполнителям иные требования, чем малый джаз-ансамбль, и это заметно сказалось на уровне их сольных импровизаций».
Ряд коллективов выступил с интересными, но недостаточно разработанными заявками. К таким коллективам относятся, прежде всего, квартет Владимира Сермакашева и трио Виктора Мисаилова. Пьеса Сермакашева «Новый Арбат» привлекла своей динамикой и яркостью тембро-колористической ткани (активным партнером Сермакашева был Виктор Клейнот - тенор-саксофон и фортепиано). Однако свободные вариации на тему песни Я. Френкеля «Калина красная» вызвали ощущение стилевой несовместимости исполнительской манеры ансамбля с мелодикотематическим материалом песни. Виктор Мисаилов показал очень своеобразную, сложную композицию «Готика» (из цикла «Архитектура в музыке»), занимающую как бы промежуточное положение между джазом и современной камерной музыкой. С точки зрения джаза, этой пьесе не хватало свободы и непринужденности импровизационного развития.
Еще более далекими от джаза (в обычном понимании этого термина) оказались произведения Евгения и Андрея Геворгянов - «Братья», «Скоморохи» и «Одинокий путник», исполненные дуэтом: Евгений Геворгян - фортепиано и Юрий Нижниченко - ударные. Большинство из членов жюри вообще не сочло возможным обсуждать эти пьесы, ссылаясь на то, что их форма и содержание нарушают нормы и границы данного жанра. Тем не менее здесь следует положительно оценить попытки Е. Геворгяна выйти за пределы жестких джазовых канонов, используя материал русского и среднеазиатского фольклора. К сожалению, эти попытки еще не принесли полноценных художественных результатов.
Если одни коллективы совершили ошибку, преждевременно взявшись за слишком сложные и, может быть, вообще непосильные для них эстетические задачи, то некоторые другие поступили не лучше, пойдя по явно облегченному, чересчур исхоженному пути. Так, квартет Владимира Кулля, при всей технической безупречности и «прозрачности» исполнения, выступил с очень слабым репертуаром и не сообщил слушателям почти ничего нового. То же самое можно сказать и о квинтете Виктора Кузьмина, в состав которого входят такие способные и опытные музыканты, как Владимир Брандт (гитара) и Геннадий Стребков (контрабас). Что же касается секстета Михаила Царева, то его выступление относилось скорее к жанру чисто танцевальной, то есть «прикладной», а не концертной музыки.
Разумеется, признак танцевальности сам по себе не служит препятствием к созданию художественно полноценных произведений джаза, как, впрочем, и любой другой музыки. Так, например, секстет Владислава Грачева - Игоря Воронова, не порывающий с танцевальной стихией традиционного джаза, неизменно показывает себя серьезным, ищущим коллективом. Однако замены в его составе, сделанные перед самым прослушиванием, нарушили органичность ансамбля.
Прослушивание в целом показало значительный рост большинства выступавших коллективов. Вместе с тем стали особенно ясны недостатки и слабости, мешающие им достичь подлинной творческой зрелости. Наиболее уязвимым местом многих коллективов оказался недостаточный профессионализм солистов-импровизаторов. Элементарные композиционные просчеты и чисто технические огрехи нередко сводили на нет многообещающий исходный замысел. Сольные партии слишком часто изобиловали длиннотами и повторениями обязательных общих мест. Сказывалось также не всегда критическое следование установленным схемам импровизационного развития, вступавшим в противоречие с новым идейно-художественным содержанием. «Только тот ансамбль может добиться успеха, - заметил по этому поводу В. Мурадели, - в недрах которого рождается собственный композитор-исполнитель».
Нам представляется, что основные усилия молодых музыкантов прежде всего должны быть направлены на преодоление привычных штампов джазового исполнения, на разработку новых принципов импровизации, естественно вытекающих из мелодического, гармонического и ритмического строя используемого материала. Нельзя также мириться с тем, что игра многих безусловно интересных ансамблей сплошь и рядом оставляет впечатление незавершенного эксперимента, где отдельные удачные находки тонут в бесчисленных черновых пробах и набросках. Следует помнить, что если специфика джаза действительно предполагает поиски и открытия нового прямо на глазах у публики, то эксперимент бывает удачен лишь в том случае, когда его ставит опытный и хорошо подготовленный мастер. Аудитория вовсе не обязана разделять с музыкантом издержки его производства, тем более принимать их целиком на свой счет. А фактически именно такое положение возникает, когда исполнитель выходит на эстраду, не имея ясного представления о том, что именно и как он будет сейчас играть, и надеется только на свою интуицию.
Известно, что в джазовой музыке произведение окончательно формируется лишь в момент его непосредственного исполнения; ни тема, ни даже написанная партитура еще не составляют джаза, как такового. Решающим фактором является личный творческий вклад исполнителя, вернее, коллектива исполнителей: талантливые музыканты развивают исходную тему в десятках вариантов, открывая тем самым все новые и новые грани музыкального образа.
Принцип импровизации вызывает особенно много споров и часто неправильно понимается как ничем не ограниченная свобода от каких бы то ни было условий и правил взаимодействия солиста с другими членами ансамбля. В действительности, каждый музыкант заранее разрабатывает подробный план исполнения своей партии, основываясь на некоторой коллективной договоренности. Так возникает своего рода общий «сценарий» пьесы. Этот «сценарий» многократно уточняется в ходе репетиций, и в конце концов все исполнители импровизируют уже в строго установленных рамках, помогая друг другу вовремя поданной репликой, ритмической пунктуацией, перехватыванием и дальнейшим развитием мелодических фраз.
Такая задача не по плечу холодным ремесленникам, лишенным не только темперамента, но и собственных мыслей. Но зато они - эти ремесленники - умело прибегают к разного рода внешним украшениям и острым приправам: пряным, диссонирующим гармониям, изломанным ритмам, режущим ухо тембровым созвучиям. А за всеми этими ухищрениями и сложностями остается пустота или нарочитая взвинченность. Хороший джаз всегда прост, ясен и лаконичен. Прост - не значит примитивен, но свободен от показной пышности, не обременен излишествами и нарочитой усложненностью, выдаваемой за глубину.
Не следует также ставить перед джазом не свойственные ему цели и задачи. Если симфонические произведения крупной формы часто уподобляют многоплановому роману, монументальным эпическим полотнам, то джаз - это скорее оперативный репортаж, сжатый рассказ с захватывающим сюжетом, наконец, своего рода музыкальный плакат.
Но, конечно, джаз не только плакат, не только веселый танец или шуточная песня. Это и лирическое раздумье, и горячий спор, и пейзажная сцена, способная зафиксировать тончайшие оттенки сиюминутных, мимолетных и тем не менее очень глубоких настроений и состояний.
Часто говорят, что музыка джаза - это в первую очередь индивидуальная исповедь. Это верно, но лишь наполовину. Индивидуальность исполнителя джаза может проявиться в полной мере лишь в условиях коллективного взаимодействия и поддержки всего ансамбля, и только в его окружении и в сопоставлении с ним обретает свой смысл. Что же касается исповеди, то история борьбы американских негров показывает немало ярких примеров, когда джаз звучал и звучит как проповедь, как активный боевой призыв.
Стало быть, все дело в том, кто, как и с каких эстетических позиций подходит к возможностям и средствам джазовой музыки. Именно в этом плане должны мы оценивать любое конкретное произведение джаза, а не сводить наши критерии к соответствию или несоответствию новой пьесы привычным нормам инструментального состава, жанра или стиля.
Л. ПЕРЕВЕРЗЕВ
На фото:
Выступает квартет Виктора Прудовского
Фото Л. Бергольцева и В. Резникова
Опубликовано 21.11.2016 г.
|
